Страница 16 из 26
Из этого вытекает вторая отличительная черта популистской «дешифровки»: слова подстрочника не анализируются на принадлежности к частям речи, а затем – на наличие в них рода, числа, падежа, или времени и лица. Не составляется и словарь встреченных в данном языке слов. Все это совершенно понятно, поскольку не то, что трудно, а совершенно невозможно требовать от сочиненной галиматьи, чтобы она имела одинаковые окончания в одинаковых падежах или лицах глагола. Ибо то, что в исходном языке было нормальным словом, теперь совершенно произвольно дробится на фрагменты, которые, к тому же, получают иное звучание. Так что эти квазислова вообще не могут иметь характеристик каких-то частей речи.
Налицо, таким образом, полное «опускание» не только исходного текста в пучину безудержной фантазии, но и девальвацию профессии дешифровщика. Отныне каждый, кому не жаль свободного времени, может сочинять свои тексты под предлогом того, что он якобы «улучшает» прежние дешифровки, «проясняет» в них некоторые несколько туманные места. В результате число «дешифровщиков» растет, множится и количество версий чистовиков одних и тех же документов, и возникает иллюзия какого-то прогресса в ранее неисследованной области. На самом же деле все перечисленные результаты – мыльный пузырь, который лопается при первом же критическом исследовании.
Тем самым, мы имеем все признаки научного мошенничества, когда дорогой научный продукт, требующий огромных знаний и навыков, тщательной многомесячной кропотливой работы, подменяется дешевым суррогатом. Правда, пока, в силу несовершенства законодательства, подобные деяния не попадают под уголовную юрисдикцию. Однако это не мешает нормальным ученым относиться к соответствующим популистам с плохо скрываемым раздражением. Мало того, что популисты приносят совершенно неверные результаты своих исследований – они еще обвиняют академических ученых в невежестве: дескать, как те не смогли додуматься до столь простых решений?
Таким образом, становится ясно, что никаких научных проблем популисты не решают, поскольку пользуются собственными фантазиями вместо строгих научных методов. Проблема объявляется решенной, а всякий ученый, который хотел бы решить ее по-научному, вступает в область уже известного для общественности и совершенно опороченную для остальных ученых. Приходится работать как бы на зараженной территории, что, разумеется, никакого удобства не представляет. Поэтому академическая наука, с интересом наблюдая за попытками популистов, все же не спешит заняться серьезными исследованиями в этом разделе науки с сильно подмоченной репутацией.
Социальная значимость. Однако если настоящим ученым достаточно быстро виден научный суррогат популистов, то для широких кругов лиц со слабой лингвистической подготовкой подобное положение вещей далеко не очевидно. В их глазах исследователь-популист не просто такой же ученый, как и его академический оппонент, но он значительно выше, ибо приходит к гораздо более радикальным выводам, чем осторожная академическая наука. Так что если эпиграфический суррогат замешан на патриотизме, от него достаточно сложно отделаться. К тому же в наши дни, когда попадание в ряды РАН стало чисто кулуарным делом самих академиков и когда научной общественности подчас совершенно непонятно, за какие научные заслуги та или иная персоналия обрела статус академика РАН, возникло целое созвездие новых АН, основанных на общественных началах. Некоторые из них ведут профессиональную научную деятельность.
В этих условиях критерии научных заслуг популистов существенно понизились. Нельзя сказать, что популизм процветает только в эпиграфической или лингвистической среде; мы прекрасно помним популизм, основанный на пропаганде «подлинно научной мичуринской биологии» в противовес генетике, проповедуемый Трофимом Денисовичем Лысенко. Желанием понравиться партийной номенклатуре была продиктована и статья Акселя Ивановича Берга «Кибернетика», где эта наука была аттестована как «продажная девка империализма», чья задача – оглуплять рабочий класс. Так и видится картинка: вот рабочий-станочник в капиталистической стране заходит после тяжелой смены в книжный магазин, покупает книгу Норберта Винера «Кибернетика», штудирует раздел о положительной и отрицательной обратной связи в управляющих системах и тяжело вздыхает – нет и не может быть в усилителях отрицательной обратной связи, а в генераторах – положительной; все это – фантазии буржуазного ученого, чтобы оглуплять его, рабочего. А на самом деле якобы не существует ни прямой, ни обратной связи, имеется только бесконечная классовая борьба…
Понятно, что популизм выступает с антинаучных, обскурантистских позиций. Предлагаемые им якобы простые решения на поверку оказываются болотом, трясиной, из которых нет выхода. Однако для людей неискушенных слова популиста представляются верным, иногда даже единственно верным решением. И тем самым в его защиту выступает огромная аудитория его почитателей.
Более того. Сама критика кумира со стороны господствующей академической науки лишь подливает масла в огонь; сторонники популиста списывают эту критику на счет неприемлемости взглядов своего кумира сторонниками большой науки и считают ее своеобразной местью за решение важной научной проблемы. Поэтому публичные диспуты приводят скорее к раздуванию славы популиста, чем к утверждению научной истины. На ведение научного спора с соответствующей аргументацией не готова аудитория; даже если сам популист и решился бы на такое профессиональное обсуждение. Так что Олег Синько отчасти прав, говоря в своем ответе о том, что он ничего не проигрывает от критики, и даже напротив, критика делает его персону более привлекательной для читателя.
К сожалению, в обществе – свои законы функционирования информации, и исследователь кажется слушателю более понятным, если он достаточно хорошо «раскручен» средствами массовой информации. Он, что называется, на слуху, тогда как крупные ученые за пределами своего узкого раздела знаний практически неизвестны. Так что легкость восприятия его доктрины, соединенная с известностью его фамилии и усиленная его патриотическими позициями делает его поддержку со стороны населения и предсказуемой, и весьма весомой.
Заключение. Сказанное позволяет понять, что в условиях отсутствия цензуры, существования добровольных научных коллективов вплоть до альтернативных академий наук, относительной легкости публикаций результатов научного труда (по сравнению с советским временем) и сравнительно высокой востребованности публикаций по проблемам русской истории и древней русской письменности возникает соблазн получить скороспелый результат не за счет длительного исследования эпиграфических источников, а путем кавалерийской атаки. Неважно, что полученный при этом эрзац не удовлетворяет многим критериям полноценного научного достижения; он, однако, приходит своевременно и удовлетворяет сиюминутные запросы простых людей в тех знаниях, в которых они нуждаются. Академическая наука пока на это неспособна.
Попытка научной критики очередного популиста воспринимается лишь как очернительство; аргументы научной стороны не воспринимаются в силу их сложности для неподготовленных людей. Однако положение здесь вовсе не безнадежно. Надлежащая научная проработка эпиграфических памятников способна дать вместо суррогатов подлинные научные ценности, в свете которых достижения популистов тихо умрут сами собой. Ибо пока они востребованы лишь «на безрыбье».
Глава третья. Мифотворцы
Московско-римский феномен
Рецензия на книгу П.П. Орешкина «Вавилонский феномен».
Петр Петрович Орешкин, 1933–1987, закончил в 1962 году Литературный институт им. Горького. В 1984 году издал в Риме книгу под названием «Вавилонский феномен. Русский язык из глубины веков» (ОРЕ), где предложил несколько методов чтения и этимологизации текстов самого разного происхождения. Он не предполагал, что предложит удивительно соблазнительную методику очень легкого чтения древних текстов. Настолько легкую, что ей может овладеть каждый. Но что из этого получится – это уже другой вопрос.