Страница 40 из 53
На самом же деле эти три определения вовсе не обязательно противоречат друг другу. Последнее полезно для иллюстративных целей, поскольку помогает читателю точнее понять мысль Смита, но как теория оно приводит к логическому порочному кругу[229]. Второе и первое определения могут совпасть, если мы допустим, что сельское хозяйство и промышленное производство соответствуют области деятельности капиталистических предприятий. Подобное допущение позволяет нам приписать Смиту возможный компромисс между традицией, которая идентифицирует производительный труд с созданием материальных благ (на шкале, увенчанной драгоценными металлами и международной торговлей, последняя становится средством их приобретения), а также более поздними представлениями, которые стали доминировать в трудах Карла Маркса и согласно которым различие между производительным и непроизводительным трудом, если речь идет о капиталистическом историческом этапе, соответствует различию между тем, что находится внутри капиталистической области экономики, и тем, что остается за ее пределами. Другими словами, Смит учитывает традиционные представления, но в то же самое время наводит мосты к менее неопределенному марксистскому определению[230].
Возвращаясь к проблеме источника излишка при рассмотрении темы производительного труда, Смит выходит за рамки традиционных представлений об иерархии секторов. В частности, физиократическая идея о том, что излишек способно создавать только сельское хозяйство, подвергается жесткой критике Смита через несколько лет после публикации основных работ физиократов [Смит, 2007, с. 636–639][231].
Давайте обобщим сделанные выше замечания. Мы видели, что, согласно Смиту, богатство народов, интерпретируемое как средний доход на душу населения граждан страны (Y/N), зависит от двух факторов: производительности занятых в производстве товаров работников (производительных работников), π, а также доли производительных работников в общем населении, L/N.
Позвольте напомнить, что производительность труда зависит от той степени, которой достиг процесс роста разделения труда, которая, в свою очередь, зависит от дохода потребителей (т. е. от Y/N), от более или менее свободной торговой политики, осуществляемой органами государственной власти, а также от улучшений транспорта.
В то же время доля производительных работников в общем населении, L/N, зависит от той степени, которой достиг процесс накопления, а именно от количества средств производства, доступных для того, чтобы предоставить работу новым производительным работникам, от институциональных элементов и от обычаев, таких как начальное государственное образование для всех, или детский труд, или обычаи, касающиеся отношения женщин к работе на фабриках. В свою очередь, на такие институциональные факторы и обычаи влияет политический выбор, который делают представители власти.
Используя стрелки, чтобы обозначить причинно-следственные связи, мы можем представить данный комплекс отношений графически (рис. 5.1). Как видно из этой схемы, принятие политики, направленной на устранение препятствий для свободной торговли и в пользу расширения рынков, может привести в движение «благодетельную спираль»: расширение рынков благоприятствует разделению труда, а вместе с ним растет производительность, которая, в свою очередь, способствует росту дохода на душу населения и, следовательно, дальнейшему расширению рынков. В то же самое время такая политика, или подобная ей, благоприятствует росту дохода на душу населения благодаря тому, что ее действие благоприятно для расширения доли производительных работников в общем населении. Подобные кумулятивные динамические механизмы составляют суть смитовской теории богатства народов.
Рис. 5.1
5.5. Ценность[232] и цены
Одним из важнейших концептуальных различий для развития классической политической экономии является различение потребительной ценности и меновой ценности. У Адама Смита это различие совершенно ясно:
…слово ценность имеет два различных значения: иногда оно обозначает полезность какого-нибудь предмета, а иногда возможность приобретения других предметов, которую дает обладание данным предметом. Первую можно назвать «потребительной ценностью», вторую – «меновой ценностью». Предметы, обладающие весьма большой потребительной ценностью, часто имеют совсем небольшую меновую ценность или даже совсем ее не имеют; напротив, предметы, имеющие очень большую меновую ценность, часто имеют совсем небольшую потребительную ценность или совсем ее не имеют. Нет ничего полезнее воды, но на нее почти ничего нельзя купить, почти ничего нельзя получить в обмен на нее. Напротив, алмаз почти не имеет никакой потребительной ценности, но часто в обмен на него можно получить очень большое количество других товаров [Смит, 2007, с. 87][233].
Согласно Смиту и классическим экономистам в целом, потребительная ценность является необходимым предварительным условием меновой стоимости: благо, которое не используется и которое никому не нужно, не может иметь положительную ценность при обмене[234]. Но в том случае, когда это условие соблюдено, меновая ценность любого товара определяется на основе элементов, которые отличаются от потребительной ценности: как будет подробно показано ниже, меновая ценность зависит от условий воспроизводства экономической системы, а не от полезности рассматриваемых товаров. Точнее говоря, классические экономисты не рассматривали потребительную ценность товара как измеряемую величину. В крайнем случае, подобно Смиту в процитированном выше отрывке, мы можем говорить о большей или меньшей потребительной ценности, но в довольно общем виде, что, конечно, не дает нам права думать о полной упорядоченности предпочтений экономических агентов. В любом случае, сам Смит явно отвергает идею о возможности объяснения меновой ценности двух товаров на основе их большей или меньшей потребительной ценности. В то же время связь между двумя понятиями, основанная на представлении потребительной стоимости как мономерной величины (является ли она измеряемой величиной, как в кардиналистской теории полезности, или просто объектом сравнения, как в ординалистской теории полезности и в теории выявленных предпочтений), должна была стать основой маржиналистской теории ценности[235].
Когда классические экономисты упоминают ценность товара, то они, как правило, имеют в виду меновую ценность. Тем не менее проблема ценности может рассматриваться в различных аспектах, если: (i) целью является возвращение к первооснове – «источнику» – ценности; (ii) внимание направлено на практическую проблему меры ценности для межвременных и межстрановых сравнений; (iii) теоретическая проблема состоит в определении меновых ценностей.
По вполне понятным причинам экономисты, какую бы конкретную проблему они ни рассматривали, прежде всего должны были сосредоточиться на труде. Как мы видели, теории трудовой ценности уже были распространены среди философов естественного права; труд, наряду с землей, также появляется среди элементов, образующих содержание ценности товара в теориях Петти и Кантильона. Однако, как уже отмечалось, теории трудовой ценности имели разное значение у разных авторов. С одной стороны, философами естественного права трудовая ценность понималась как мера той жертвы, которую делают люди, чтобы получить желаемый товар. С другой стороны, авторы, подобные Петти и Кантильону, были ближе к теории физических затрат на производство; трудовая ценность была для них простым фактическим обстоятельством, лишенным метафизических качеств, которые характеризуют идею труда как жертвы: иными словами, трудовая ценность представляет собой всего лишь упрощенный способ выражения относительной сложности производства рассматриваемого товара по сравнению с другими товарами.
229
Действительно, когда капиталист нанимает работника, мы можем сказать, что его заработная плата оплачена из капитала, если работник производителен, а если он непроизводителен – что заработная плата оплачена из дохода капиталиста: различие определяется тем, что работник делает, а не тем, что заработная плата оплачивается из одного конкретного банковского счета, а не из другого. (Точно так же покупка предпринимателем автомобиля в наши дни может классифицироваться как инвестиционные или потребительские расходы, в зависимости от того, как он использует автомобиль.)
230
Идентификация производительного труда с созданием материальных благ стала объектом критики Жана-Батиста Сэя [Say, 1803; Сэй, 2000], который определял услуги как «нематериальные продукты». Согласно Сэю, производительной мы можем назвать любую деятельность, приводящую к созданию ценностей, т. е. товаров и услуг, которые покупатель считает полезными: подобное представление укладывается в традицию субъективной теории ценности (о Сэе см. ниже, подразд. 6.3). Затрагивая проблему производительного труда, Смит предполагает различие междуполезными и бесполезными занятиями (например, врача и паяца; ср. [Смит, 2007, с. 339]. При этом и тех и других Смит относит к непроизводительным работникам. – Примеч. науч. ред.). По существу, полезной мы можем считать такую работу, которая косвенно содействует работе экономической системы, например, гарантируя соблюдение прав собственности; также сюда можно причислить учителей и врачей, которые способствуют сохранению жизней работников и развитию их способностей.
231
Здесь Смит также явно рассматривает в качестве производительного труд торговцев в той же самой степени, что и сельскохозяйственных рабочих, ремесленников и мануфактуристов. Отстаивая этот тезис, он снова вспоминает элементы, которые характеризуют три определения производительного труда, проиллюстрированные выше. Однако аргументы, используемые в этом случае Смитом, в основном относятся к тому, что ошибочно считать непроизводительными торговый и мануфактурный сектора, а не к тому факту, что в системе производственных взаимоотношений, где разные сектора зависят друг от друга в качестве источника средств производства, бессмысленно говорить, что излишек может проистекать только из природной силы земли, а значит, только из сельскохозяйственного сектора. На самом деле земля не играет автономной роли в производственном процессе, она ничего не принесет, если останется необработанной, если на ней совместно не будут использованы труд (а значит, средства существования) и средства производства. Таким образом, продукт не может быть приписан единственному элементу среди различных элементов, применяемых в любом конкретном производственном процессе. Следовательно, поскольку средства производства, по крайней мере частично, заимствуются в других секторах (благодаря разделению труда в сельском хозяйстве используются промышленные товары и наоборот), невозможно установить, откуда проистекает излишек (из одного сектора или из другого), до тех пор пока не будет установлено, как определяются меновые отношения. В действительности излишек – это понятие, которое связано с экономикой в целом, а не с одним из секторов.
232
Мы переводим английское «value» как «ценность», а не «стоимость», как было принято в советской экономической литературе, которая принципиально употребляла использовавшийся Лениным перевод «Капитала» Маркса Скворцовым-Степановым. В то же время Туган-Барановский и Струве настаивали на переводе «ценность», что, на наш взгляд, правильнее. Об этом споре существует немалая дискуссионная литература. – Примеч. науч. ред.
233
Парадокс воды и алмазов является общим местом в экономической литературе. Галиани, например, ссылается на него, чтобы подчеркнуть роль редкости, наряду с полезностью, при определении меновых ценностей (см. выше, подразд. 4.8).
234
Для Смита, как и для многих других авторов до «маржиналистской революции», полезность имела объективное значение, как способность блага удовлетворить определенную потребность, а не в смысле субъективной оценки со стороны одного или нескольких индивидов. Позвольте напомнить, что различие между этими двумя аспектами уже было выявлено – как virtuositas и complacibilitas – Бернардином Сиенским и Антонином Флорентийским в начале XV в. (см. выше, подразд. 2.5).
235
Идея о связи между потребительной ценностью и меновой ценностью уже присутствовала как у более ранних авторов, так и во времена Смита (см. ниже, подразд. 10.2).