Страница 17 из 53
Наконец, третья часть посвящена предложениям в области экономической политики, которые могли бы исправить положение в Неаполе: административному регулированию финансового и денежного рынков, причем некоторые меры в этой области были к тому времени уже опробованы (такие как запрет на вывоз наличных денег и драгоценных металлов, снижение обменного курса, использование иностранных валют в качестве средства внутренних платежей, завышение курса иностранных валют и (или) требования сдавать их на национальный чеканный двор), а некоторые – как осторожно замечает автор – лишь предлагались (увеличение номинальной стоимости местной валюты, снижение ее золотого или серебряного содержания). Пятая глава кратко затрагивает «правильную пропорцию между золотом и серебром». Хотя Серра не возражал против применения мер административного регулирования в принципе, его критика некоторых из них была достаточно жесткой: даже не будучи прямо контрпродуктивными, они рассматривались как со всех точек зрения бесполезные, поскольку, как мы уже видели, реальная проблема состояла в пассивном платежном балансе.
В заключительных главах Серра подчеркивает, насколько трудно бороться с этой реальной проблемой, указывая на необходимость развития производственной деятельности в Неаполитанском королевстве.
Таким образом, Серра рассматривал дисбаланс на рынке денег как следствие пассивного платежного баланса, в котором учитывались и так называемые невидимые статьи. В свою очередь, такое положение представлялось результатом неразвитости производственной структуры и недостатка предпринимательского потенциала у подданных Неаполитанского королевства (с обсуждения чего Серра и начал свой «Краткий трактат»). Отсюда вытекала непосредственная связь между нехваткой денег и неразвитостью производственной структуры: именно наличием этой связи часто обосновывалось утверждение о том, что Серра отождествлял богатство с деньгами и драгоценными металлами [Say, 1803, р. 30; McCulloch, 1845, р. 189; Ferrara, 1852, р. xlix][101]. Это утверждение, однако, не находит прямого подтверждения в тексте, в котором проблема определения того, что Смит обозначит как «богатство народа», прямо не рассматривалась, и оно опровергается тем первостепенным значением, которое Серра придавал производственной деятельности.
Как это часто случалось в историографии экономической мысли, противоположные интерпретации вклада Серра в развитие экономической науки были связаны с теоретическими позициями, которое историки занимали в современных им дебатах. Здесь можно выделить две крайние позиции, проявившиеся уже в XIX в. С одной стороны, мы встречаем подход радикального экономического либерализма, который представлял Франческо Феррара, – он отметал идеи Серра, равно как и любого другого автора, который не отрицал в принципе возможность государственного вмешательства в экономику[102]. С другой стороны, мы обнаруживаем подход экономического национализма и эмпирического реформизма у таких авторов, как Кустоди и Пеккьо, а также Лист. Последний подчеркивал ключевое значение книги Серра как первого изложения новой науки именно в силу значения, которое придавалось в ней реальной экономике и роли в ней «индустрии» (в исходном значении этого термина как духа инициативы) для благосостояния нации (см.: [Custodi, 1803; Pecchio, 1832, р. 45–50; List, 1841, р. 265–267, 271]).
Было бы ошибкой недооценивать вклад Серра, относя его к большой группе меркантилистских авторов того времени, выражавших взгляды, которые, после критики Адама Смита, не могут более приниматься во внимание. Напротив, как мы видели, Серра отводил центральное место национальному производству, и уже потому не может быть обвинен в причастности к той идее меркантилизма, согласно которой источником (единственным или главным) богатства выступала внешняя торговля – идее, которую, более того, не разделяли и многие другие авторы того периода [Perrotta, 1991]. Но трудно безоговорочно принять и противоположный подход, представители которого доходили до провозглашения Серра основателем экономической науки. Внимание к реальным феноменам, в частности к сфере производства, является для этого недостаточным основанием, а помимо этого в его работе мы не найдем сколько-нибудь четкого изложения понятия прибавочного продукта, которое выступало основой для развития классической политической экономии на протяжении двух веков; равным образом не отыщем мы и малейшего следа какой бы то ни было теории ценности и распределения[103].
Ясно также, что влияние Серра на начальные стадии развития политической экономии было ничтожным, если вообще о нем можно говорить, учитывая, что его книга, до того как ее воспроизвел Кустоди в своем издании, оставалась практически незамеченной. Серра не был меркантилистом в том уничижительном смысле, который вкладывали в этот термин последователи Смита, изобразившего в четвертой книге «Богатства народов» удобное пугало для своих нападок на феодальные ограничения экономической инициативы. Серра был автором, равно непричастным и к идеям радикального интервенционизма, и ко взглядам радикальных сторонников политики laissez-faire. Он поддерживал вмешательство в экономику извне тогда, когда оно не сопровождалось сдерживанием или ограничением интересов индивидуальных агентов, но способствовало созданию для них пригодной среды для действий. Он не отождествлял богатство с деньгами и драгоценными металлами, но в то же время (в отличие от многих авторов классической школы XVIII–XIX вв.) указывал – скорее, интуитивно, как можно предположить – на сложную взаимосвязь финансового и реального секторов экономики. Он также не был еще ограничен классической моделью homo oeconomicus и считал естественным рассматривать политические, социальные и экономические аспекты во взаимосвязи. Серра обладал примечательным мировоззрением: «открытым активизму, готовым принять роль свободы воли, идеалистическим – в противовес фатализму, механицизму и материализму [мировоззрения] …экономистов-классиков» [Tagliacozzo, 1937, р. xxxiv]. Серра, если подвести итог, ярко выражает потенциал созидательной стадии экономической науки с ее открытостью для многообразия возможных направлений теоретического развития. Перечитывая его «Краткий трактат», мы вспоминаем, что ценой конструирования цельной и четкой понятийной и аналитической системы может выступать забвение отдельных элементов, играющих важную роль в нашем понимании реальности.
3. Уильям Петти
Происхождение политической экономии[104]
3.1. Жизнь и труды
Сэр Уильям Петти родился 26 мая 1623 г., в двадцатый год правления Якова I, в деревне Ромси, Хэмпшир (Англия), и умер 26 декабря 1687 г. в Лондоне. Сказать, что его жизнь была насыщенной событиями, – это слишком мало[105]. Будучи сыном портного, он нанялся юнгой на торговое судно в возрасте 13 лет, но десять месяцев спустя был высажен на французском побережье со сломанной ногой. Петти зарабатывал на хлеб, давая уроки латыни и английского языка, и вскоре смог поступить в иезуитский колледж в Кане, где он изу чал латинский, греческий, французский языки, математику и астрономию. После службы в Королевском флоте, когда вспыхнула гражданская война, он примкнул к другим беженцам, сначала в Голландии (1643), затем в Париже (1645–1646), где он изучил медицину и анатомию. В 1646 г. умер его отец, и Петти возвратился в Ромси, но вскоре уехал в Лондон. Там он потерпел неудачу в попытке применения одного из собственных изобретений – машины для синхронного копирования письменного текста, на которую ему был выдан патент в 1646 г. В 1648 г. после нескольких месяцев учебы Петти получил степень доктора медицины в Оксфордском университете. Здесь его карьера быстро пошла в гору, во многом в результате политических событий того периода, приведших к увольнению старых преподавателей, считавшихся сторонниками короля. В 1650 г. Петти стал профессором анатомии. В следующем году он перешел на кафедру музыки в Грешем-колледже, Лондон[106]. Немного позже он снова покинул Англию (сохранив свои предыдущие звания и доходы), поехав в Ирландию в качестве главного врача английской армии, отправленной туда Кромвелем. После побед над ирландцами Петти было поручено проведение географического описания их земель, что являлось первым этапом распределения земель между английскими солдатами, государственным доменом и спонсорами военной экспедиции. Это было весьма сложной задачей. Однако Петти преуспел в том, чтобы решить ее всего лишь за четыре года: с 1655 по 1658 г. В процессе ее выполнения он разбогател, получив крупную собственность в Ирландии: в немалой степени благодаря торговле долговыми обязательствами (предоставляющими права на земли, которые должны были распределить), которые скупались у солдат.
101
Противоположного мнения придерживались Эйнауди [Einaudi, 1938, p. 132–133] и Шумпетер [2001, т. 1, с. 250–251]. Следует отметить, что Эйнауди был последовательным критиком буллионизма, вплоть до того, что он связывал зарождение экономической науки именно с тем периодом, когда в работах Ботеро, Петти и Кантильона связь между драгоценными металлами и богатством была отвергнута [Einaudi, 1932, р. 219–225].
102
Феррара подвергся критике за то, что не включил Серра и других итальянских авторов в первые два тома своей «Библиотеки экономистов (первая серия)», которые были посвящены физиократам и Смиту. Отвечая на эту критику в предисловии к третьему тому первой серии «Библиотеки» («Итальянские трактаты XVIII в.: Дженовези, Верри, Беккариа, Филанджьери, Ортес»), он выразил однозначно негативное суждение о Серра как об экономисте [Ferrara, 1852, р. xliii – lvii), отнеся его к буллионистам: «Золото и серебро были для него единственным и наивысшим возможным богатством» [Ibid., p. xlix], но высоко оценив его как патриота, наделенного гражданским чувством [Ibid., p. xl – xli], предполагая, что Серра в действительности пытался донести до читателя путем сравнения между Неаполем и Венецией идею о преимуществе республиканской формы правления перед абсолютной монархией, и считая вероятным, что «Галиани, возможно, превознося его как экономиста, оценивал его как политика» [Ibid., p. lxi]. (Распространенная в XIX в. легенда о Серра как о патриоте, попавшем в заключение из-за своих политических убеждений, не нашла никакого подтверждения.)
103
Ссылки Серра на «количество мануфактур, …которое превышает потребности данной страны» или на «избыточные материалы» [Serra, 1613, p. 11] недостаточны в этом отношении. Более того, не так трудно найти и предшественников Серра, которые выражали бы ровно те же идеи, за которые он превозносился позднейшими комментаторами. Например, идея Серра о важности учета невидимых статей платежного баланса была уже выражена анонимным генуэзским критиком Де Сантиса [Anonymous, 1605]. Ему предшествовали такие авторы, как Ботеро в отношении важного значения «человеческой индустрии» [Botero, 1589] и Скаруффи в отношении неприятия мер по запрету вывоза денег и драгоценных металлов [Scarufi, 1582].
104
В этой главе я использую материал, взятый из моей книги о Петти [Roncaglia, 1977], где читатель может найти более подробную информацию по этой теме. Отметим здесь, что «политическая экономия» является термином, которым обычно определялась экономическая наука, до тех пор пока Маршалл не повлиял на переход к главенствующему в наше время термину «экономика». В современной экономической литературе термин «политическая экономия» был восстановлен представителями тех направлений исследований (марксисты, посткейнсианцы, сраффианцы или неорикардианцы), которые придают особое значение социальному характеру экономической деятельности.
105
С биографией Петти можно познакомиться в: [Fitzmaurice, 1895]; во внимание, однако, следует принять то, что автор, потомок Петти, избегал упоминания худших особенностей характера своего прославленного предка, но информации, которую он предоставил, достаточно для восприятия различных сторон очень сложной личности Петти.
106
Переход с кафедры анатомии на кафедру музыки является менее странным, чем может показаться, если мы примем во внимание не только многогранный характер деятельности интеллектуалов тех времен, но также и тот факт, что тогда математические зависимости были основой изучения как анатомии человека, так и законов гармонии. Томас Гоббс, например, изучал геометрические пропорции между различными частями человеческого тела, а Декарт (1596–1650) в «Компендиуме музыки» («Compendium musicae») исследовал математические зависимости, которые соединяют гармонии, тональности и диссонансы. (Связь между музыкой и математикой берет начало в классической Античности: Пифагор в VI в. до н. э. изучал математические пропорции, выражающие интервалы в звукорядах как числовые отношения; см. также: [Cammarota, 1981, р. 17].)