Другая жизнь Мародёров

========== Часть 40 ==========

Я не верю в совпадения. Если уж два события наслоились друг на друга, значит, так было задумано. Вот и эта глава навевает некие мысли… Само число 40 лично у меня ассоциируется со знаменитой Симфонией №40 гениального Вольфганга Амадея Моцарта. Скажу честно, я не оттягивала главы и не намеревалась вложить скорбь именно в эту главу, но раз так вышло, значит, так нужно. В свою симфонию Моцарт вложил ощущение близкой кончины. Сразу отвечу на очевидный вопрос: «Разве снова кто-то умрёт?» Нет, дорогие читатели, главные герои целы и невредимы, почти все… За остальных не ручаюсь. Если будет желание, включите 40-ую симфонию и послушайте. Ну а если нет, то нет.

Несмотря на всю трагичность ситуации, я хочу от чистого сердца поблагодарить каждого человека, который читает этот фанфик, и без всякой лести сказать: «Я тебя люблю». Никакой лести, дамы и господа. И мне абсолютно не важно, девушка вы или парень, что вы любите и чего боитесь. Просто знайте, что в этом мире есть те, кто вас любит просто за то, что вы есть.

Огромное спасибо моей драгоценной бете Marille за всё, в особенности за терпение и понимание. Также благодарю бету Mandarinka, которая никогда не даёт мне расслабиться. Обеим спасибо.

Сириус Блэк

Когда Сириус нашёл Сохатого недалеко от кабинета Дамблдора в таком состоянии, что мёртвый по сравнению с ним выглядел краше, до Блэка моментально дошло, в чём было дело. Джеймс застыл в трансе и не проронил ни слова, даже не смотрел на лучшего друга, хотя тот пытался его растормошить всеми силами, как только мог. Но в таком состоянии Поттер стоял недолго. Минут через пятнадцать он вышел из апатии. Впоследствии Сириус не мог решить, что же было лучше: его транс или гнев.

— Эти чёртовы ублюдки убили моих родителей! — прокричал Сохатый. — Ты слышишь? Эти уроды отравили мою семью и изгадили мне жизнь!

Конечно, Бродяга догадывался о трагедии, но подробности смерти, услышанные от взбешённого, чуть ли не обезумевшего Сохатого, его, завзятого аристократа Блэка, поставили в ступор.

Родители Джеймса дали ему то, в чём нуждается каждый ребёнок, но в чём отказывают отпрыскам благородного дома Блэков. Дорея была на редкость проницательной, доброй и любящей женщиной. Казалось, Джеймс и Сириус — братья не только по духу, но и по крови, — настолько одинаково женщина любила Сохатого и Бродягу. Чарлус был для Сириуса олицетворением идеального отца и любящего мужа. Именно по его наставлению парень бросил страдать ерундой и всерьёз задумался о карьере аврора. Он не воротил от него нос, даже если Сириус допускал какую-то оплошность, как делал это Орион Блэк. Мистер Поттер не совал под нос чёрную метку Беллатрикс каждый раз, как та появлялась в их доме, как это с необычайной одержимостью и пафосом делала Вальбурга, его мать. Семья Поттеров — это чистое везенье. Они и родственники, и друзья — всем, чем только могли, они, нисколько не раздумывая, делились с Сириусом. За то время, что Блэк был с ними, он был как никогда счастлив, потому что впервые ощутил, что, по крайней мере, в одном доме его любят и ждут.

— Сохатый, — с горечью в дрогнувшем голосе негромко сказал Бродяга, положив руку на плечо разъярённого Поттера, — пошли. Здесь нечего больше делать.

Это был единственный раз, когда Джеймс его послушал.

По пути в башню Гриффиндора к двум парням то и дело лезли воздыхательницы. Одним только разгневанным выражением лица Сириус отпугивал приближавшихся девушек. Но были и те, кто попробовал сунуться к ничего не замечавшему Джеймсу, за что и получили.

— Отвалите! — крикнул тот на стайку пятикурсниц, когда те безуспешно пытались вручить ему подарки к дню рождения.

Глаза Джеймса стали до неузнаваемости безумными. Он хотел вручную перебить девушек, но Сириус вовремя вмешался, вставил по полной программе «кретинкам», как он изволил выразиться, за бестактность и увёл Сохатого в гостиную. Там к ним никто не посмел сунуться, и правильно сделали.

Сириус лично поговорил с Лили и объяснил деликатность ситуации, в которой они оказались. И, хотя слова о смерти родителей Джима так и застревали в горле непроходимым комом, гриффиндорец всё же нашел в себе силы рассказать о трагедии. Без лишних вопросов Лили отстранилась от Джеймса на неделю, в течение которой Мародёрам оставалось только искренне надеяться на то, что Джеймс успокоится и придёт в себя.

Но не тут-то было. Все надежды растаяли, когда Джеймс, едва войдя в комнату, начал крушить с яростью всё, что попадалось под руку. Ремус пытался тут же всё это починить, и так они промаялись целый час, после чего Джеймс камнем рухнул на кровать и замолчал. Никто не ждал от него объяснений, даже не рассчитывал что-то узнать, но через несколько минут Поттер в красках рассказал всё сам.

— И знаете, что ответил мне Дамблдор? — едко бросил Джеймс, продолжая лежать на своей кровати и смотреть в потолок. — Ну, я слушаю ваши предположения?

— Дай угадаю, — устало буркнул Лунатик, немало потрясённый трагедией друга, — запретил вступать в Орден Феникса?..

— Нет, — Сохатый резко сел и окинул парней взглядом, — разрешил.

— Шутишь? — обомлел Сириус, недоверчиво смотря на Сохатого. Мало ли что ему взбрело в голову?

— Разрешил, — кивнул Поттер в подтверждение своих слов, — но только по окончании школы.

Ремус и Сириус перекинулись задумчивыми взглядами, но промолчали.

— Он и вас приглашает, — продолжил Сохатый. Лицо его снова стало маской безразличия. — Но только никому ни слова.

— А как же Лили? — участливо поинтересовался Питер, озвучив всеобщий вопрос.

— А ей в особенности, — раздражённо ответил Поттер.

Прошло около недели, в течение которой Джеймс пребывал вне себя, почти ничего не ел, не спал и никуда не ходил. С одной стороны, Ремус и Сириус тихо радовались, что жажда вендетты в Джиме за это время перегорит и он никого не лишит жизни и сам не сядет в Азкабан. Но с другой стороны, парень выглядел таким несчастным и подавленным, что пусть бы он лучше калечил Снейпа или Нотта в перерывах, чем был воплощением живого трупа.

В начале апреля Поттер в сопровождении самого Альбуса Дамблдора посетил кладбище в Годриковой впадине, где похоронили его родителей. Вернулся в Хогвартс он в тот же день, вопреки ожиданиям друзей, был крайне задумчив и неразговорчив. Когда перед сном Мародёры затеяли разговор, чтобы встряхнуть Джима, он, к радости всех, принял в нём участие.

— Джим, мы думали, ты останешься в… — Люпин резко запнулся, с опаской поглядывая на удивлённого Поттера. Тот понимающе моргнул и закончил фразу:

— В Годриковой впадине? Нет, я не хочу туда возвращаться.

— Совсем? — ошалело вытянулся на кровати Питер. Сириус закатил глаза, обернувшись к Питу, а затем повернулся и снова посмотрел на Джеймса.

Поттер глубоко вздохнул, но ничего не ответил.

— Ты можешь пожить у нас с Регом, — добродушно заверил Сириус, а сам за спиной сжал в руках подушку так, чтобы Джеймс этого не видел. — Серьёзно. Хоть навсегда, мы только за.

В комнате повисла давящая на мозг тишина. В душе Сириуса кипела паника. Ему было тяжело не меньше Джеймса, однако он ни за что бы это никому не показал, а уж ему — тем более. Покинуть родовое гнездо Поттеров означало покинуть светлую память того времени, когда всё было совсем иным, когда Дорея и Чарлус были живы.

— Нет, Бродяга, — тихо ответил Джеймс, после чего встал с кровати и подошёл к окну. Затем он медленно открыл створку и вдохнул холодный весенний воздух. Лунатик зябко поёжился и накрылся одеялом по пояс. — Нет. Мне ещё жизнь свою строить надо. У тебя есть свои заботы, — многозначительно приподнял бровь Поттер, затем снова отвернулся к окну.

— Джим, ты мой брат, — вкрадчиво объяснил очевидную истину Сириус. Джеймс, казалось, никак не отреагировал, но правая бровь предательски дрогнула. — Мы со всем справимся вместе. Я ни за что на свете не бросил бы тебя…