Страница 28 из 33
Они были очень красивой парой — оба высокие, стройные, темноволосые. Лицо Сириуса было знакомо Рему до мельчайших чёрточек, он привык видеть его разным, но Берту он сейчас не узнавал. Непривычная высокая причёска, яркий макияж — даже чересчур для её небогатого красками лица — отчего-то он не казался вульгарным. Как и платье — очень короткое и очень открытое, тонкая чёрная ткань, прошитая блестящей серебристой нитью, обволакивала всю её стройную фигуру, подчеркивая каждое движение. И всё это было красиво: медленная музыка, медленные чувственные движения, долгие взгляды глаза-в глаза… Кажется, этот танец называется «румба».
Рем и сам не понял, как под руку ему подвернулся полный стакан Огневиски. И отчего-то сразу позабылось, что оборотням следует быть поосторожнее с алкоголем. Дальнейшего он не мог вспомнить, как ни пытался.
Осознание пришло от взгляда её глаз, почему-то оказавшихся очень близко от его лица — побелевших от ярости, со сжатыми до точек зрачками. Потом в полутьме коридора вдруг возникло её лицо — совсем не такое, каким он привык его видеть. Выбившаяся из причёски длинная прядь наискосок прилипла ко лбу, под глазами — тёмные потёки туши, на щеке — яркий коралловый след… Ожог? Удар? Да нет, просто размазанная помада…
Дальше Рем увидел собственные руки на её полуоткрытых плечах, собственные пальцы, впившиеся в нежную кожу почти у самого горла. Почувствовал всё её тело, прижатое к нему — но не в счастливой истоме, как раньше, а нервное, дрожащее… Почувствовал весь её запах — страх, отвращение, ярость. И свой — только ярость, человек и зверь здесь были едины. Конечно, только слепая ярость и ещё… И вот тут недалеко стало до страшной догадки.
Высоко задранный подол беспорядочно измятого и, наверное, разорванного платья и… Вся ярость, ревность, зависть, похоть, хмель схлынули с него разом, оставив место лютому отвращению к себе. Руки Ремуса бессильно опустились. Внезапно ослабели колени, он осел на пол и ткнулся лицом в её спущенный порванный чулок.
Конечно, Берта пнула его. Не сильно и не больно, но брезгливо и презрительно. Рем принял это почти с благодарностью — несомненно, он был достоин худшей кары. И теперь он с покорностью приговорённого стал ждать, что она скажет. Ведь должна же Берта что-то сказать, верно?
Но она промолчала. Молча же оттолкнула его и ушла. Слушая её удаляющиеся шаги, Рем наконец посмел поднять глаза. Берта шла по тёмному коридору — неровно, ощупью, пошатываясь. Впрочем, ни испуганной, ни сломленной она не выглядела. И глядя ей вслед, Ремус понял, что, если здесь и сейчас он её отпустит просто так, всё между ними будет кончено. Берта будет потеряна для него навсегда. Она уйдёт сразу и не задумываясь, как решала и делала в своей жизни всё. А он останется один с тяжелейшим грузом вины на сердце.
Решение пришло мгновенно. Так и не поднявшись с колен, Ремус вынул волшебную палочку и, метя Берте в затылок, произнёс:
- Обливиэйт!
Она растерянно замерла на полушаге, а потом обернулась. И тут Ремуса настигло наказание. В первое мгновение Берта будто остолбенела, неверяще вглядываясь в лицо стоящего перед ней человека. А потом дикая, безумная радость вдруг выплеснулась слезами из её глаз и сдавленным криком — из горла. В следующую минуту Берта уже повисла у Рема на шее, бессвязно лепеча что-то неразборчивое. И как же он внутренне корчился от стыда и ненависти к себе, когда видел сейчас её перемазанное косметикой вперемешку со слезами личико — абсолютно, совершенно счастливое. Когда чувствовал слабые, бесконечно любящие руки, которые его обнимали, и всей кожей ощущал живую и чистую магию юной ведьмы, словно переливающуюся в его тело… А ведь с её собственной кожи ещё не сошли синяки от его рук, её тело ещё не остыло после того, что случилось несколько минут назад… И новая волна стыда и отвращения к себе накрыла Рема, потому что он вдруг ощутил, что ему всё ещё мало того, что он сделал, и от этого ненависть к самому себе вспыхнула в нем с новой силой.
- Это надо же было так наклюкаться…
- Я в обморок хлопнулась, да?
- Точно, - хорошо, что в темноте не видно, как исказила его лицо кривая ухмылка. Подумать только, какая невероятная удача! Даже и придумывать ничего не пришлось — все объяснения неожиданному провалу в памяти Берта подобрала сама.
- Как хорошо, что ты вернулся. Я с ума сошла, ожидая.
- Я же не насовсем вернулся, Берта, - помрачнел Люпин.
- Там всё плохо, да?
- Не плохо, а тихо. Пока — тихо.
- Ты уже смог кого-то уговорить присоединиться к Дамблдору? - настойчиво переспросила Берта.
Оборотень помедлил с ответом.
- Нет, - расписываться в собственном бессилии было мучительно. - Единственное, на что я пока способен, - это удерживать их от того, чтобы присоединиться к Волдеморту.
- И такая игра стоит свеч?
- Я нужен Дамблдору.
- А мне?
Он легонько сжал её плечо.
- Пойми, что если мы не выиграем эту войну…
- А мы её не выиграем, Рем. Я каждый день вижу вашу армию. Старики, дети… Ты всерьёз думаешь, что они смогут остановить Пожирателей?
- Но это не значит, что мы не должны попытаться сделать это, - резко оборвал он девушку. - Есть вещи более важные, чем…
- Чем что? Чем твоя жизнь? Жизнь можно отдать, если понимаешь, за что воюешь. Вот ты, Ремус, за что воюешь?
Люпин с интересом посмотрел на Берту.
- Я? За то, чтобы были живы те, кто мне дорог. Чтобы мир наш не был разрушен.
- А ты никогда не задумывался, что для того, чтобы что-то в этом мире изменить, надо не бояться разрушать? Не озирайся ты на товарищей, у них своя жизнь. Для тебя лично в теперешнем мире что остаётся? Амбридж с её декретами? Страх с ненавистью и постоянная ложь? Нищета и существование в резервации? Ты всерьёз готов за это отдать свою жизнь?
- Так-так-так… Это к чему ты ведешь? - Рем рассматривал Берту, как любопытное магическое создание.
Она на миг задержала дыхание, будто перед прыжком.
- Теперешняя власть нам отказывает в праве быть людьми и жить как люди. Может, при Волдеморте ещё и лучше будет…
«Ого! Это интересно, откуда такой ветер дует?»
- Жмётесь все к этому Дамблдору, будто он для вас единый свет в окошке. А ты хоть раз задумался: его идеи — это разве ваши идеи?
- Ты как будто не знаешь, чем я обязан Дамблдору!
- Знаю. Но отчего-то, выучив в Хогвартсе одного оборотня, поставив занятный эксперимент, он более к этому вопросу не возвращался. Я полагаю, ему просто было плевать. И думаю, победи вы сейчас каким-то чудом, для оборотней всё останется, как было. А я потеряю единственного человека, который дорог мне.
- Тебе с такими настроениями только к Сивому в стаю… - протянул Люпин.
Берта мотнула головой.
- Сивый — маньяк. И зачем мне стая? Предпочитаю своей головой думать, - она недобро усмехнулась. - А вот тебе, Люпин, стая нужна, сколько бы ты от нас не открещивался. Я только сейчас поняла, что для тебя этот Орден — такая же стая. Я, конечно, уважаю твои чувства, но взгляни объективно: твой богоподобный Дамблдор никого из твоих близких не защитил. Даже наоборот: многие остались бы живы, если бы не ввязались в эту борьбу ради каких-то абстрактных маглорождённых…
- Замолчи, - оборвал её Люпин. - Ты невыносима, - говорить отчего-то было трудно. - Всё-таки мы учились с тобой на разных факультетах.
Она прищурилась.
- Верно. Только я свой молитвами нашего Министерства так и не закончила.
- Твое счастье…
Несмотря на болезнь мистера Уизли, это Рождество на площади Гриммо прошло радостно. Конечно, многочисленное рыжее семейство слегка раздражало Берту, но ей достаточно было видеть, как оживился и помолодел Сириус. Он очень радовался тому, что Гарри проводит Рождество в его доме, что дом этот снова полон гостей, с которыми Сириуса связывает долгая дружба. Вместе с хозяином как-то посветлел и фамильный особняк Блэков. Прежнюю мрачную атмосферу разрядило и отсутствие старого сумасшедшего домовика. Кикимер куда-то исчез накануне праздника, да никто и не думал его искать.