Страница 16 из 33
Спустя пару дней после Рем, слегка оклемавшись, снова куда-то ушёл. Берта уже было приготовилась скучать, но оказалось, что скучать в ближайшие месяца два ей не придётся точно.
То ли Дамблдор, наконец, вспомнил, что штаб-квартира его ненаглядного Ордена находится в доме Сириуса, то ли сам Орден так здорово потрепало прошлой войной, что собрать его снова удалось лишь в течение месяца, но в результате пустой заброшенный дом вдруг наполнился разношёрстным людом. Настолько разношёрстным, что представить этих людей в обществе друг друга где-то ещё было невозможно.
Некоторые из присутствующих были знакомы Берте, других она видела впервые.
Несколько преподавателей Хогвартса, несколько бывших студентов (имён их Берта не знала, но их лица были ей определённо знакомы), парочка авроров, какие-то пожилые маги не совсем адекватного вида… Не слишком устрашающая армия, что и говорить.
Сама Берта старалась особенно не афишировать своё присутствие. Во-первых, ей просто не хотелось никого видеть и никому ничего объяснять. Во-вторых, заметив в компании орденцев несколько авроров, Берта поняла, что лучше ей не светиться. Они, конечно, члены Ордена, но ведь она сама никакого отношения к Ордену не имеет. К тому же, вполне возможно, что фотография ее личика до сих пор находится в Аврорате…
И в-третьих…Берте трудно было выразить это словами, но…всех этих людей — таких странных, непонятных, невозможно разных, кроме общего дела — несомненно, важного и благородного — объединяло ещё одно: все они мучительно не вписывались в атмосферу старинного фамильного особняка.
Берта не знала, когда именно начала думать о доме Сириуса вот так. Она никогда не жила в подобном. Она не имела никаких прав на этот. Но отчего-то её не оставляло ощущение поруганного гнезда, когда она видела бесконечные собрания в комнатах и залах, чужих, незнакомых волшебников, снующих по коридорам… А ведь когда-то ходили по этим коридорам совсем другие люди — хозяева дома. Тихо обедали в зимней столовой. Сидели в гостиной у камина. Приглашали гостей на званые вечера. Устраивали балы. Читали вслух в библиотеке. Учили детей играть на фортепиано.
Куда всё уходит? Никого из Блэков не осталось в живых. Только Сириус. Но он же не станет устраивать балы! Разве что дискотеки…
То время и тот уклад ушли безвозвратно. И некому их возродить.
Теперь война, а в этом доме штаб.
Берте никто не мешал наслаждаться одиночеством. Она часто бродила по пустым комнатам — к счастью, орденцы заняли не весь дом, - и пыталась вообразить, каким этот особняк был раньше, до того, как в тихую, размеренную жизнь его хозяев ворвалась война? От этих мыслей душу охватывала какая-то незнакомая печаль.
Странно и то, что в этих, чуть мрачноватых стенах старого дома Берта чувствовала себя, словно рыба в воде. Ей никогда не приходилось жить в таком доме, она ничего общего не имела с древней магией чистокровного семейства. Но отчего-то именно здесь девушка ощущала себя необыкновенно уютно, защищённо. И ей никуда не хотелось отсюда уходить.
Берта полюбила сумрак Гербового зала. Долгие часы просиживала она на старой софе, забравшись на неё с ногами, и рассматривала многочисленные портреты на его стенах. Похоже, коллекция пополнялась регулярно ещё со времен постройки дома. Каждый владелец оставлял в Гербовом зале свой портрет.
Особое внимание Берты привлекли три портрета, видимо, написанные совсем недавно — краски на них ещё не успели выцвести.
Первый из них невозможно было пропустить. Большое колоритное полотно находилось в центре самой просторной стены и бросалось в глаза сразу при входе в зал. В полный рост на нём изображались две фигуры: крепкий широкоплечий мужчина средних лет стоял возле великолепного кресла, в котором, чуть опираясь на его высокую спинку (но, впрочем, не теряя величавой осанки), расположилась очень красивая женщина лет тридцати. Густые тёмные локоны, выпущенные из замысловатой причёски, спускались на ослепительно белые плечи, чуть приоткрытые вырезом платья. Грациозную шею украшало сверкающее ожерелье, явно старинное и необыкновенно дорогое. Художник очень старательно выписал драгоценные камни. Но едва ли не ярче бриллиантов блестели тёмные глаза этой дамы и её жемчужно-белые зубы, приоткрытые надменной повелевающей улыбкой. Всё лицо её было выразительно, нервно, чуть порочно — и невероятно притягательно. Платье из серебристо-серого мерцающего шёлка мягко подчеркивало точёные линии тела. На правой руке рядом с обручальным, сверкало бриллиантами старинное фамильное кольцо.
Несмотря на обилие украшений, ничего в облике дамы не выглядело чересчур броско, аляповато или не к месту. Казалось, она сама излучала какое-то неземное сияние — сияние красоты, энергии, магии…
Невообразимо знать, что второй портрет этой дамы пугает резкими воплями вошедших в прихожую, там, внизу.
А та, что здесь, на портрете, милостиво и горделиво улыбается, не предполагая, что ожидает её в будущем, когда она останется одна. Но пока рядом с ней муж…
Орион Блэк (как гласила подпись на портрете) внешне казался довольно заурядным — особенно на фоне яркой супруги. Встретишь такого человека в толпе — и никак не отличишь его от тысячи других. Аккуратно стриженные тёмные волосы, правильные, но, в общем-то, вполне обыкновенные черты лица. Одет он был в простую тёмную мантию. Но Берта (хоть никогда в жизни и не была модницей), посетив однажды лавку мадам Малкин, знала, сколько может стоить такая обманчивая простота.
Единственное, что при взгляде на Ориона Блэка бросалось в глаза — это усыпанный бриллиантами орден Мерлина. Эта награда была выписана не менее тщательно, чем драгоценности миссис Блэк.
Второй портрет, на который так часто заглядывалась Берта, совершенно терялся рядом с подавляюще парадным портретом родителей. В том, что изображённый на маленьком холсте юноша — сын Ориона Блэка, усомниться было невозможно. Те же волосы, то же лицо, те же серые глаза, только у отца взгляд спокойный и уверенный, а у сына — настороженный.
Приподнявшись на цыпочки, Берта прочитала подпись: «Регулус Блэк». Брат Сириуса… Как непохожи они друг на друга! Сириус пошёл в мать — красивый, яркий, раз увидишь — никогда не забудешь. Регулус тоже мог быть красивым — если бы не взгляд исподлобья, поджатые губы и напряжённое выражение лица. Но и красота его была бы иной, более сдержанной.
Он во всем походил на отца, даже мантия, в которой его запечатлел художник, была копией отцовской. На груди юноши тоже что-то поблёскивало. Берта пригляделась и увидела слизеринский значок старосты. Регулус Блэк с портрета был едва ли старше Берты.
Позже Берте показалось странным, что портрет юноши находится как-то на отшибе, вокруг него много свободного места, хотя другим портретам явно тесновато. Подойдя поближе, она разглядела следы на тёмных обоях — два гвоздя, один из которых был погнут, а другой — и вовсе сломан, и еще два маленьких отверстия пониже гвоздей. В тех местах, где они находились, как раз могла уместиться парочка холстов.
Странно…
Ещё один портрет, нравящийся Берте, находился в стороне от портрета родителей Сириуса, возле другого двойного портрета старого мага и чародейки, таких заносчивых с виду, что и смотреть на них не хотелось.
А вот портрет трёх совсем юных девушек, сидящих рядом на бархатной софе на фоне герба Блэков, показался Берте интересным.
«Белла, Ани и Цисси Блэк — дорогой тете Вальбурге с любовью», - гласила подпись. Ясно, что сёстры. Старшей не более двадцати лет, и она — красавица. Волна тяжёлых блестящих волос — настоящее великолепие; большие выразительные глаза, чувственный рот — всё в ней было ярко, заметно, даже чересчур. Скромный покрой платья почти не мог скрыть очертаний её фигуры. Лицо её дышало энергией и имело властное и надменное выражение. Под тяжёлым взглядом тёмных глаз хотелось опустить собственный.
Как же её могли звать? Больше всего этой девушке подошло бы имя «Белла». Красавица…красавица напоказ.