Страница 10 из 33
Проводя дни под аккомпанемент непрекращающегося чужого бреда, он стал задумываться о том, каким жалким и уязвимым может быть зло. Грех ведь сам по себе есть повреждение души, повреждение рассудка. Заключённые Азкабана стали безумными ещё до того, как туда попали.
Сначала Сириус испытывал по этому поводу некое злорадство. Вышло, что от угрызений совести не умирают. Совесть — это Божий свет в человеческой душе, не дающий ей окончательно погрузиться во мрак и погибнуть. Жестокий и беспощадный, мучительный для больной души, как для больных глаз, - но всё же свет. Умерли или сошли с ума те, в ком прежде умерла совесть.
Сириус был жив и в рассудке.
Да, вначале он злорадствовал. Пожиратели всё же проиграли, и каждый из них сам себе вырыл яму. За личным крахом каждого Сириус наблюдал своими глазами и не мог не радоваться. Но очень скоро на смену злорадству как-то незаметно пришло…сострадание.
Однажды в соседнюю камеру бросили мальчишку — тощего, охрипшего от собственных криков, как водой из лейки, политого холодным потом. Потом и слезами. Он постоянно плакал, поминал в бреду страшные деяния — и звал маму. Сириус поначалу только горько усмехался: у него самого не осталось в этом мире никого, кого можно было бы позвать. А на третьи сутки (впрочем, все они там потеряли счет времени) Блэк решил навестить соседа.
О чём они говорили тогда? Парнишка еле пришел в сознание, до Азкабана с Сириусом они знакомы не были, да и тюрьма здорово подпортила физиономию легендарного героя всех передовиц магической прессы нескольких лет назад.
О чём они говорили? Сириус толком не помнил. Но после этих разговоров мальчишка стал хоть иногда спать.
Нет, этот юный тёмный маг слабо напоминал Сириусу погибшего брата или ещё кого-то из родственников и знакомых. Просто мальчик был очень несчастен.
Так шло время. И вот однажды цель и смысл каждодневной работы на собственное выживание определились с кристальной ясностью.
Как много в жизни зависит от случайностей! Подумать только: не взбреди Корнелиусу Фаджу в голову нанести визит в Азкабан, не окажись у него в руках во время этого визита последнего выпуска газеты, Сириус продолжал бы сидеть взаперти. А куда ему было бежать? К кому?
Листок «Ежедневного пророка» содержал в себе дату, из которой следовало, что Сириус сидит в Азкабане уже двенадцать лет, и информацию, из которой вытекало, что дальше сидеть здесь с его стороны будет просто бесчестным.
Узнать Питера он мог даже в темноте Запретного Леса, что уж говорить о чётком газетном снимке.
Из Азкабана Сириус бежал в ту же ночь. Отныне у него появились в мире более интересные занятия, чем казнить себя. Нужно было любой ценой защитить Гарри.
Пробраться в Хогвартс не составило труда, найти укрытие — тоже. За семь лет учёбы Сириус изучил территорию Школы наизусть. Запретный Лес, Визжащая Хижина были в его распоряжении.
Но…то ли опьянел он от воздуха свободы, то ли от жажды мести заклятому другу помутился его рассудок, то ли от близости родных мест, по которым он страшно соскучился за все эти годы, то ли от желания встречи с теми, с кем так долго не виделся, вовсе снесло ему крышу…то ли от всего этого вместе — только начал Сириус делать одну ошибку за другой. И почему-то все эти ошибки совершались с применением ножа.
В общем, такого страха нагнал Сириус Блэк на родной Хогвартс, что дементоры там стаями летали. Безопасность обеспечивали. В конце концов Сириусу это едва не стоило жизни. Если бы не Гарри…
Вот ведь как вышло: Сириус бежал из Азкабана, чтобы спасти крестника от смертельной опасности, а получилось, что тринадцатилетний мальчишка его самого и от смерти, и от тюрьмы уберег. Гарри да еще девочка эта, Гермиона… Кто бы ожидал от двух школьников такой безумной и отчаянной, а главное — удачной авантюры? Что ни говори — достойная смена подросла…
Радость Сириуса от встречи с крестником была велика. Он ведь полюбил мальчика с того самого момента, как принял его из рук пастора. Вообще весь этот обряд крещения поначалу показался Сириусу жуткой бессмыслицей, как и прочие магловские штучки. Но Лили все-таки была маглорожденной и настояла, чтобы его провели.
Позже Сириус ни на миг не пожалел, что пришёл тогда в магловскую церковь. И теперь, увидев, наконец, Поттера-младшего, до того похожего на покойного Джеймса, что комок подступал к горлу при взгляде на него, Сириус испытал огромную радость и гордость. Потому что этот мальчик был отчасти и его сыном тоже.
Другой радостью — нет, не меньшей, а просто другой, - стала встреча с другом детства Люпином. И на этот раз Сириуса обжёг стыд. Мерлин великий, как он мог не доверять человеку, которому почти не понадобилось никаких объяснений, чтобы спустя столько лет поверить в невиновность Блэка!
Счастье, как известно, не бывает долгим. Едва ступив по-человечески на землю родного Хогвартса, едва перемолвившись словом с близкими, ему пришлось спешно уносить ноги. Год скитаний и лишений — и вот Сириус дома. Только он физически не мог себя заставить назвать домом фамильный особняк Блэков.
Этот дом долго стоял пустым. Война не пощадила никого из родных Сириуса. Его отец умер через два года после того, как Сириус попал в тюрьму. Вальбурга пережила мужа на десять долгих лет — и что это были за годы! Сириус ощутил ужас и холод страшного одиночества сразу, как только переступил порог. О том, как провела последние годы своей жизни его мать, старший сын Вальбурги получил представление, увидев, как жутко запущен дом, в котором он провел детство; увидев полубезумного домовика Кикимера, которого помнил молодым, резвым и комично-важным; увидев портрет матери. Он понял, как она жила всё это время. Но в дальнейшем старался об этом не думать.
Единственным утешением в его вынужденно затянувшейся игре в прятки с Министерством Магии стало то, что Ремус Люпин перебрался-таки на площадь Гриммо.
И это было как нельзя кстати. Ибо Сириуса после долгой погони «догнал» Азкабан. Пока Блэк был занят ненавистью к Петтигрю, беспокойством за Гарри, прогулками вокруг Хогвартса и дальнейшим путешествием по Британии в компании Клювокрыла, вспоминать о тюрьме у него не было времени. Но стоило ему оказаться в изоляции от внешнего мира, как ужасы пережитого обрушились на него с невероятной силой. Говорят, тот, кто хоть однажды встретился с дементором, никогда уже не будет таким, как прежде. Азкабан изменил Сириуса. Нет, изменения не коснулись, возможно, его коренной сути, но во всём остальном это был уже совсем не тот человек, что много лет назад, казалось, навсегда покинул родительский дом. И к встрече с самим собой, но в прежних декорациях Сириус оказался не готов.
Спасал его Рем. И Сириус не раз хотел врезать себе по лбу за то, что так не ценил своего друга. Рем возился с ним, как с ребёнком, будя во время ночных кошмаров, ведя по полночи душеспасительные беседы и днем стараясь не оставлять Сириуса одного. И хотя Сириусу невозможно стыдно было принимать такую о себе заботу, он от всего сердца был благодарен Ремусу.
И только отойдя немного от первого тягостного впечатления, вызванного захламлением и, по сути, разрушением родового гнезда, Сириус заметил, что Ремус, внимательно слушая ночные излияния Блэка (иной раз такие, что по-хорошему, не стоило бы их озвучивать даже под покровом темноты), никогда не откровенничает с ним сам. Хотя видно было, что Люпина что-то гнетёт. Стоило ему отвлечься от каких-либо повседневных дел, как на лице у него отражалась такая мука… Может, и заботился он так пристально о лучшем друге только лишь потому, что сам не спал ночами от терзающих его воспоминаний о чём-то.
Когда Люпин, наконец, раскололся, Сириус только присвистнул. Да, он-то думал, что после всего пережитого удивить его ничем невозможно. И ведь главное — кому это удалось? Лунатику! Правильному до тошноты Лунатику, еще в Школе бывшем старостой факультета и раздражавшего Сириуса неизменным занудством. И вот теперь этот с детства знакомый человек сидит перед ним и преспокойно рассказывает о своей любви к пятнадцатилетней девчонке! Да, мир точно сошел с ума.