Страница 17 из 120
Падает первая ракета, создавая ударную волну дыма, затем быстро расцветающее грибовидное облако, которое нависает над каждым зданием. Небо из янтарного делается розовым, затем красным, пока в отдалении ещё одна ракета поднимает ещё большее облако пыли, формируя вторую кроваво-красную колонну дыма.
Падает ещё одна, затем ещё.
Одна из них сокрушает ногу приподнятой площади, другая сравнивает с землёй бесцветную стеклянную постройку. Я слышу стон металла, когда он прорывается через сталь прямо перед тем, как...
Я проснулась как от толчка.
Моё лицо болело от того, что вжималось в складки тканой обивки сиденья. Слюна тянулась от моих губ к сиденью, пока я не подняла закованные в наручники руки, неуклюже вытирая рот тыльной стороной ладони.
Посмотрев через грязное окно на предрассветный свет, я ощутила, как сжимается моё сердце.
Но то был не пропитанный смогом город авто-рикш, велосипедов и миллионов китайцев.
Все, что я видела - это бледно-голубое небо над низкими двухэтажными домами рабочих.
Наша машина была единственной на парковке. Меж стволов деревьев по другую сторону улицы я мельком видела океан, заслоняемый ещё большим количеством домов на улице, которая опускалась вниз и, вероятно, выходила прямо на пляж. На гаснущем оранжевом фонаре парковки сидела чайка и клевала что-то, зажатое в лапе.
Он рядом со мной переменил позу, привлекая мой взгляд к себе.
Его длинное тело вытянулось на водительском сиденье, голова и шея съёжились у дверцы с водительской стороны. Вопреки неудобному углу его тела, он спал.
Его лицо, даже его руки оставались незащищёнными, пока он дышал.
Я смотрела, как он спит.
Поначалу я не знала, почему я это делаю, но видение его в таком состоянии чем-то привлекало меня. Я помнила пистолет, который он приставил к моей голове, чувства, которые я ощутила от него в той закусочной, и по низу живота скользнула лёгкая волна тошноты. Не такая, какую я чувствовала с головной болью накануне. Вместо этого в моей груди курсировала острая боль, смешивающаяся с каким-то подобием тоски.
Что-то в этом ощущении тревожило меня.
Я потёрла центр груди и нахмурилась, замечая, как напряглось его лицо.
Он отцепил мои наручники от двери где-то в Кресент-Сити, это я помнила.
Случилось это прямо перед тем, как мы пересекли границу с Орегоном. Он где-то остановился, чтобы слить бензин - вероятно, чтобы избежать камер, обязательно установленных на всех заправках. Он также нашёл для нас еду, а для меня - туалет. Мне пришлось смириться с тем, что он стоял рядом, пока я им пользовалась, но хотя бы он послушал меня, когда я сказала, что мне нужно в туалет.
После этого он оставил меня в наручниках, но не приковал к машине.
Однако он закрепил мои лодыжки новой пластиковой стяжкой, убив мою надежду на то, что он оставит мои ноги свободными после того, как срезал первые путы.
Я продолжала наблюдать, как он спит.
Это ощущение боли-тошноты никуда не уходило. Оно углубилось очередной медленной волной, заставляя мою кожу вспыхнуть румянцем, а пульс - ускориться. Боль в моей груди обострилась, я покрылась потом. В следующие несколько секунд ощущение нарастало, достигло пика.
Только потом оно начало спадать.
Я как раз начинала расслабляться, нормально дышать, когда ощутила от него ответную тягу.
Она украдкой скользнула в моем сознании - медленная, чувственная тяга ниже пупка, которая вызвала очередной прилив жара, очередную волну этого дискомфорта. Испытав шок, я стиснула низ живота, затем принялась снова поглаживать то место в центре груди. Когда он не перестал делать то, что делал, моё дыхание сделалось тяжёлым. Я все ещё всматривалась в его лицо, когда он некомфортно поёрзал, опуская руку и кладя её на своё бедро.
Когда это чувство не ослабло, из его горла вырвался тихий звук.
Я ждала и смотрела, проснётся ли он.
Когда он не проснулся, я выдохнула задержанное дыхание.
Выбросив его из головы, я наклонилась вперёд и подёргала путы на своих лодыжках.
Жёсткий пластик уже врезался в мою кожу. Я все равно потянула за кольцо, нащупывая соединяющие части, которые размыкали пластиковый узел. Я повозилась с кончиком, осознав, что туда вставляется ключ, хоть и маленький.
Я открыла бардачок, как можно тише передвигая бумаги и промасленную тряпку, ища что-нибудь острое. Все, что я нашла - это сломанная ручка, из которой вытекали чернила, использованный коробок спичек и такой старый презерватив, что его обёртка потрескалась от жара двигателя. Я ощупала сиденье по кругу, ища любое, обо что можно было перепилить толстый пластик.
- Больно?
Я дёрнулась назад, врезавшись головой в открытую крышку бардачка. Когда я подняла взгляд, потирая голову, его бледные глаза отсвечивали оранжевым в свете гаснущих фонарей.
- Обязательно было пугать меня до усрачки? - рявкнула я.
Он не ответил, но наклонился вперёд и залез рукой в свой задний карман.
Мои глаза проследили за его руками, когда он вытащил прямоугольный кусочек совершенно ровного чёрного металла. Он раскрыл лезвие, прятавшееся внутри. Прежде чем я успела осмыслить присутствие ножа, он наклонился к моим лодыжкам. Та боль и тошнота внезапно усилились.
Приподняв пластик над моей кожей, он разрезал его одним движением.
Я все ещё испытывала облегчение от того, что это давление ушло, когда он убрал жёсткий пластик и позволил ему упасть на пол машины. Сделав это, он пальцем провёл по красной линии на моей лодыжке. Когда он сделал это, боль в моей груди резко усилилась, застав меня врасплох.
Тяжело сглотнув, я отвернулась, усилием воли переводя взгляд в окно.
- Так нормально? - его голос звучал грубовато.
- Ага, - я убрала ноги от его пальцев. - Спасибо.
- Мне стоило снять это, - сказал он.
- Все нормально. Забудь.
Я смотрела, как он наблюдает за мной.
Всматриваясь в его ясные глаза, я невольно вспомнила, кем он являлся.
Даже в раннем подростковом возрасте одним из главных стереотипов о видящих, которые я слышала, являлся тот факт, что у них, ну, проблемы с сексом. Предположительно они рождались с аномально высоким сексуальным влечением. Нас предостерегали об этом даже в школе, говорили, что мужчины-видящие насиловали женщин или манипуляциями склоняли их к сексу, а женщины-видящие не могли ответить отказом, кто бы их ни просил.
Полагаю, я всегда считала это чушью, ну или хотя бы способом отпугнуть девочек от мужчин-видящих.
Глядя на него сейчас, я задавалась вопросами.
Определённо присутствовало нечто странное в нем самом и в моих реакциях на него. Если я чувствовала его сексуальность, то она шла со своеобразным добавочным компонентом.
Чем бы ни являлся этот добавочный компонент, казалось, его там было много.
Отведя глаза, он снова обмяк на сиденье. Сложив нож обратно и убрав его в задний карман, он сунул руку в передний карман, доставая ключи.
- Ты поспал? - спросила я. - Или ранее ты притворялся?
Проигнорировав меня, он завёл машину, слегка газанув, чтобы выгнать выхлоп.
- Ты голодна?
- Ага, - сказала я. - Я могу позвонить своей маме?
Взгляд его глаз сделался бесстрастным.
- Нет.
Он тронул машину с места. Колеса заскрипели по гравию и мусору, пока он выезжал с края парковки. Мы перевалили через низкую обочину, когда он вырулил на дорогу.
- Где мы? - спросила я.
- Вашингтон.
Я уставилась на него.
- Вашингтон? А что случилось с Орегоном?
- Ты проспала большую часть Орегона. Я повёз нас по главному шоссе.
Я уставилась на серый город, чувствуя, как живот скручивает спазмом.
- Почему? - спросила я наконец.
- Я лучше знаю здешние камеры. И я хотел выиграть немного времени. В Сиэтле есть безопасный дом. Я подумал...
- Нет, - перебила я, качая головой. - Почему я не могу позвонить моей матери?