Страница 114 из 125
С утра, ещё до зари, принимались выть гидры. Им вторили лягушки из тех, что вставали пораньше. Потом, уже на заре, просыпались кикиморы и успокаивали гидр такими выражениями, от которых у Васи волосы бы встали дыбом, если бы у лягушки они были.
Потом наступало время тумана, и всё замолкало: в серой дымке вставало солнце, сопровождаемое тишиной. Не приятной, спокойной, расслабляющей тишиной, а напряжённой и жутковатой. В это время все сидели по своим норам и кочкам, а случайному путнику грозила верная смерть. Самое страшное время на Корчакавских топях – рассвет и закат.
Стоило солнцу подняться, как туман исчезал, а рутина продолжалась: лягушки сплетничали и ловили комаров, гидры ловили лягушек, гидр ловили кикиморы. Ещё пару раз из болота поднималось нечто с щупальцами, но его почему-то никто не боялся. Щупальца раскладывались по кочкам для просушки, и кумушки-лягушки сидели на них совершенно безбоязненно.
И постоянно квакали.
На третий день Вася уже совершенно сходила с ума: от кваканья голова шла кругом, от пустых разговоров тоже, комары откровенно достали, и очень, безумно просто хотелось домой. Но Вася терпела. Смотрела на татуировку, украшающую передние лапы, и терпела.
Зрение теперь прояснялось чаще, и сознание не мутилось: Вася как будто остановилась на полпути между лягушкой и человеком. Видела как человек, вести себя старалась как лягушка. И это было ужасно: квакать перед дождём, нежиться под прохладными каплями. Обсуждать гидр. Бояться их.
Никого Вася не боялась: гидры хорошо её знали, и лягушачья кожа их не провела. А вот кикиморам на глаза лучше было не попадаться... Но они к лягушкам тоже не совались, а потому жизнь была совершенно скучной.
Вася чахла.
Ни гробов, ни упырей, ни зомби-мишек... Просто ад!
От скуки Вася поделилась рассказом о своей жизни с другими лягушками: те обожали сплетни. Лягушки выслушали, обозвали Васю дурой и принялись завидовать. Это Вася тоже была вынуждена слушать – деться оказалось просто некуда: лягушки на болоте были всюду. Даже сейчас, в полдень, когда солнышко припекало – на Корчаковской топи всегда был один сезон, нечто среднее между летом и осенью. Вася сидела на кочке, прячась под листком кувшинки, и слушала рассуждение Зелёнушки, лягушки-мечтательницы, которой очень хотелось чуда.
- Вот бы и мне молодца да красавца, - квакала Зелёнушка. - Уж я бы его не упустила.
"Не то что ты" повисло в воздухе.
- Любила бы его без памяти... И обязательно сынишку бы родила...
- Жабу, - вставила Вася.
- А и жабу, - подумав, сказала Зелёнушка. - Чем мы хуже? Ну вот скажи, разве я не хороша?
Вася пока совершенно не разбиралась в лягушачьей красоте, но Зелёнушка среди своих слыла самой что ни на есть красоткой. Как другие это понимали – по числу ли бородавок, или по насыщенности зелёного в коже – Вася не знала. Но на всякий случай согласилась.
- Вот и суженого бы мне под стать. Молодца доброго, чтобы кудри золотые, очи небесные... - Зелёнушка посмотрела на небо. То было грязно-серым, и цвет лягушке не понравился. - Ладно, пусть будут болотные. Так, очи... Уста сахарные, брови соболиные, усы...
"Господи, - простонала Вася. - Не могу больше! Сделай что-нибудь, что угодно, только избавь меня от этого дурдома!"
- И любил бы он меня всем сердцем такую, какая я есть, - продолжала Зелёнушка. - А на болото я бы больше никогда не...
В воздухе просвистела стрела.
Вася на всякий случай прикрылась кувшинкой. Зелёнушка только посмотрела, как стрела пулькнулась в болото, отползла подальше и продолжила:
- А на свадьбе я бы так танцевала!.. А пела бы как! Я же лучше всех пою. Да? Разве нет?
- Да, - вздохнула Вася.
- Вот именно! - Зелёнушка приняла важный, гордый вид. - Слушай. Ква-а-а-а-а-а!
"Господи, - снова взмолилась Вася. - За что?!"
Ещё одна стрела утонула в болоте. Под "ква-а-а-а-а" Зелёнушки её никто не заметил. Зато третью Вася поймать успела. Чудом – или оказалась бы на неё нанизанной.
Зелёнушка тем временем выдохлась и удивлённо посмотрела на стрелу у Васи в лапе. Вася тоже на неё посмотрела, прикинула, как нехорошо быть ею проткнутой, и заорала что есть мочи:
- Смотри, куда стреляешь, дурень!
Ей ответили сначала хлюпающие шаги, а потом из зарослей камыша появился он – добрый молодец. Лягушки, остолбенев смотрели на его золотые кудри, глаза небесн... то есть, болотные, брови соболиные, уста сахарные. Одет молодец был во франтоватый алый кафтан, совершенно неподходящий для прогулки по болоту. На кудрях сверкала золотой вышивкой шапочка, на ногах красовались заляпанные грязью сапожки, тоже красные. В руке щеголь держал лук. И ошеломлённо смотрел на лягушек.