Страница 64 из 69
И невеселые, одна другой мрачнее закопошились думы в голове Ермака. В последнее время сердце у него как-то стало неспокойно, тревога зародилась в душе, словно чуяла она несчастье, невзгоду.
Между тем Ермак, предполагая возможность нового татарского нападения, сильно ошибался – не в силах был Кучум напасть на него. Последнее нашествие на Сибирь ясно показало ему, что бороться с Ермаком невозможно, несмотря на то что он привел с собою целую орду, от нее уцелела едва третья часть, да и та разбежалась, сам Кучум с несколькими из своих приближенных, остававшимися еще верными ему, едва успел спастись бегством в степи. О новом нападении он и не мечтал, хотя злоба на неудачу и потерю целого царства и грызла его. Он ясно видел, что, пока жив Ермак, царства ему не воротить. Но как же избавиться от лютого врага? Открыто невозможно, остается одна хитрость, к ней-то и нужно прибегнуть, но когда и как – это вопрос времени, и притаился Кучум, кочуя по степи и выжидая удобного момента, чтобы нанести решительный удар по Ермаку.
А весть о полном поражении Кучума быстро разнеслась по всей земле Сибирской и произвела на всех громадное впечатление. Многие из инородцев были крайне рады поражению Кучума и победе Ермака. По приходе казаков и по завоевании ими Сибири они ясно увидели разницу в жизни.
Кучум, восточный деспот, давил все подвластные ему племена, он грабил их, заставлял принимать магометанство, с приходом же Ермака жизнь их совершенно переменилась. Они не чувствовали над собой никакого гнета, каждый свободно исповедовал свою веру, подать не бралась с них, а они сами добровольно приносили самый умеренный ясак. Легко вздохнули они, избавившись от татарской власти: как же им было не радоваться поражению Кучума?
Целыми толпами со всех сторон двинулись инородцы в Сибирь с выражением покорности Ермаку и данью. Другие соседние народцы добровольно отказывались от подданства Кучума и приходили с поклоном в Сибирь.
Сибирь оживилась, из ничтожного городка, каким она была в прежнее время при Кучуме, превратилась она в торговый город, в который стекались купцы со всех сторон, приезжали даже из Бухары и Хивы.
Повеселел Ермак Тимофеевич, позабыв все тревоги, он только и радовался тому, как не по дням, а по часам растет Сибирское царство, да так растет, что поравняться может и Московскому, а по богатству и перещеголяет его. Повеселели и бояре, стали они относиться к атаману совершенно иначе, почувствовали его силу и разум.
Лето было в полном разгаре, лень овладевала всеми, солнце жгло невыносимо, все забились по избам, и только одни часовые из стрельцов расхаживали с бердышами и ружьями по валу.
Вдали на дороге поднялась пыль, как будто двигался целый обоз.
– Держи ухо востро, – заметил один из часовых, – пожалуй, и татары могут быть, хитры они очень.
– Ну, татарам охоту отбили к нам в гости жаловать, вишь, какие курганы на память им насыпали.
– На всяк час не убережешься, мало ли таких курганов по всей Сибирской земле понасыпано, а они все лезут.
Поезд начал обозначаться явственно, обрисовалось несколько кибиток.
– Так, какой-нибудь инородец с товаром идет.
– Черт их разберет, нужно поосторожней.
Поезд подъехал к воротам, из кибитки вылез инородец и что-то забормотал по-своему.
– Вишь, бормочет, сам леший его не поймет, – говорили часовые.
– Как же быть-то, чего ему нужно?
– Надо позвать какого-нибудь казака, они давно уже тут живут, насобачились по-ихнему бормотать.
Позвали казака, и тот с грехом пополам вступил в объяснение с приезжим гостем.
После нескольких слов казак расхохотался.
– Чего ты ржешь-то? – спросили заинтересованные стрельцы.
– Да как же, братцы, оказывается, их князек приехал с дочкой, хочет нашему атаману ее в жены отдать.
– Вот те и клюква, нашел благодать, хоть бы одним глазом поглядеть на эту кралю сибирскую писаную.
– Что ж, дело, хоть одна баба будет у нас в городе, а то ведь без них и скучно.
– Так как же быть, братцы, пускать чучел аль нет?
– Надо Ермака Тимофеевича спервоначально поспрошать, – проговорил казак.
– Тогда беги скорей, а то как же невесту атаманову держать за воротами.
Ермак был крайне удивлен этим известием. Жениться, конечно, он никогда и не подумал бы, но приехал все-таки местный князь, нужно было обласкать его и принять с почетом, поэтому он и приказал впустить их.
Сначала внесли дорогие меха, потом показался и сам князь, пожилой уже человек, вместе с дочерью, лицо которой было закрыто.
– Я приехал приветствовать тебя, могущественный князь, – начал гость, – прими в знак многоуважения к тебе дары, но вместе с этим прими самый дорогой для меня дар, мою дочь, возьми ее себе в жены. – Он откинул покрывало, и Ермак едва удержался от смеха при взгляде на косое, плоское лицо своей нареченной.
Кое-как он объяснил, что его вера не позволяет ему жениться на дочери князя.
Гость остался доволен объяснением и приемом, и на другой день, одаренный Ермаком, он уехал из Сибири.
Долго еще этот визит был предметом разговоров, а тучи, грозные тучи уже собирались над головой Ермака.
Глава двадцать восьмая
Был август, погода стояла жаркая, солнце парило невыносимо.
– Быть грозе, быть непогоде! – говорили между собой казаки.
Ермак сидел у себя.
– Пришли послы от бухарских купцов, – доложили ему.
– Что ж, пустите!
Вошли бухарцы с низкими поклонами и повели речь.
– Послали нас к тебе, князь, – заговорили они, – купцы бухарские подмоги просить. Едут они к тебе с товарами, только дошли до Иртыша, а дальше их Кучум не пускает!
– Ладно, идите, скоро приду к вам, – отвечал Ермак.
На другой же день, отобрав сорок самых надежных казаков, двинулся он вверх по Иртышу.
Два дня плыл он; из сил выбились казаки грести против течения, паруса распускать нечего было и думать – в воздухе стояла тишь, ни один лист не шелохнется.
«Что за дьявольщина, – думалось Ермаку, – не затеяли ли поганые и со мной такую штуку, какую учинили с Иваном Ивановичем? Уж пора бы, кажется, добраться мне до Кучума, а его все нет…»
– Вот что, товарищи, – обратился атаман к казакам, – сдается мне, что бухарцы эти неладное дело задумали, коли завтра не встретим татарвы поганой, вернемся назад!
К вечеру подул ветер; нависли тучи, еще труднее стало грести казакам.
Видит Ермак, что его молодцы из сил выбиваются, а ветер все более и более усиливается, начинается буря, все небо заволокло тучами, полил дождь…
– А провались они, эти бухарцы, с товарами-то своими! Поворачивайте, товарищи, назад, поднимайте паруса, здесь недалече остров есть, там и заночуем.
Быстро понеслась лодка по воде, подгоняемая ветром, показался и остров, к нему пристали казаки и мигом раскинули шатры.
– Ну, братцы, здесь мы точно в крепости и караульных ставить не нужно, – говорил Ермак, – река глубокая, без лодки к нам не доберешься, а у татарвы лодок нет. Спите спокойно.
И послушались казаки своего атамана-князя. Как убитые уснули они. Не спится только одному Ермаку, одолевает дремота, но уснуть никак не может он. Грезится ему родимая Волга, ее зеленые роскошные берега.
«Хорошо бы теперь, – мечтается ему, – побывать на родине, хоть на миг один взглянуть на нее да и помереть. Чего же больше желать? Что желалось – все исполнилось!»
Сквозь дремоту ему послышался плеск воды.
«Вишь, буря разыгралась как!» – подумал он.
Вспомнился почему-то ему Кольцо, и тяжело стало у него на душе, словно камнем придавило ему грудь. А плеск раздается все ближе и ближе; слышатся будто чьи-то шаги. Ермак открыл глаза, начал прислушиваться.
Брякнуло оружие…
Он вскочил в ружье с саблей.
Видит Ермак – между шатрами движутся какие-то тени; вдруг послышался чей-то стон, вот одна тень наткнулась на него… Вглядывается он и вскрикивает от злости: перед ним татарин…