Вечный Град (сборник)

Первое занятие было посвящено рассказу о Платоне, его происхождении и рождении, встрече с Сократом, учреждении Академии, походах, поездках в Сицилию; лектор щедро цитировал поэтов, так или иначе упоминавших Платона, в итоге до конца жизни великого философа дойти так и не удалось. В другой раз речь пошла об отношениях Платона с современниками, приведено было немало забавных анекдотов из его жизни, рассказано о завещании Платона и названы его ученики. На третьем занятии Сервилиан поведал своим слушателям, каковы бывают виды речи, что такое речь диалогическая, или «речь из вопросов», и каков должен быть отбор слов в диалогической речи, а также каким образом можно сгруппировать сохранившиеся диалоги Платона, какие из них подлинны, а какие подложны.

Веттию нравилось, что в его уме закладывается некая стройная система, в которой все взаимосвязано, но то, что он слышал от Сервилиана, казалось ему лишь преддверием, вестибулом истинной философии, и он с нетерпением ждал, когда же речь пойдет о главном, о самой сути учения. Но до главного все не доходили. На четвертом занятии Сервилиан заговорил об истолковании платоновских диалогов.

– Это именно то, чем вы и будете заниматься.

Поэтому вам следует хорошо усвоить порядок истолкования. Прежде всего надо выяснить, в чем состоит каждое высказывание, во-вторых – для чего оно высказано, для развития мысли или для образности, в-третьих, соответствует ли оно истине.

– Скажи, учитель! – не выдержал Веттий. – Как можно решить, соответствует ли истине высказывание Платона?

Сервилиан прищурился и пристально вгляделся в его лицо.

– А, это тот юноша, который любит вмешиваться в разговоры старших? Впрочем, любознательность похвальна. А истинность высказывания определяется здравым смыслом. Именно к нему и взывает Сократ в диалогах Платона, когда задает свои вопросы.

– Но скажи, пожалуйста, учитель, – не удовлетворившись ответом, продолжал Веттий, – если речь идет о предметах, превышающих здравый смысл и обыденное понимание, чем руководствоваться в этом случае?

– В таких случаях от вас не требуется оценка истинности суждения, вам достаточно того, что вы знаете, как об этом думает Платон.

– А как же истина? – не унимался Веттий.

– Истина как таковая была открыта мудрецам, мы же можем видеть только ее отражение в их творениях. Мы здесь учим вас не для того, чтобы вы стали мудрецами, но для того, чтобы вы стали знатоками мудрости – чувствуешь разницу? И, пожалуйста, не перебивай меня! Если у тебя останутся вопросы, ты можешь задать их по окончании лекции.

Веттия не убедили слова Сервилиана. Однако он умолк и стал записывать лекцию дальше.

– При издании сочинений Платона используются значки, которые тоже надо знать, – монотонно продолжал Сервилиан. – Крест ставится при словах и оборотах, свойственных Платону. Расщеп – при догмах и суждениях, крест с точками – при избранных местах и красотах слога, расщеп с точками – при исправлениях некоторых издателей…

Вопросы Веттий задавал не случайно. С самого детства его посещала и тревожила неизвестно откуда возникающая мысль о смерти. Он часто думал, что, умерев, перестанет существовать, что беспредельное время покроет его забвением, и никто никогда о нем не вспомнит, а сам он не будет видеть, что происходит на земле. Ведь он не помнит, что было до его рождения, и все знания о предшествующей истории мира, и даже о жизни своей семьи, почерпнул из рассказов старших и из книг. До того, как он начал помнить себя, для него нет ничего, кроме молчания и неведения. Может быть, каким-то мудрецам, таким, как Пифагор, открыто то, что было раньше, но он-то этого о себе сказать не может! Его интересовало также, как возник мир, и что было до того, как он возник, и что будет после того, как он погибнет, если не то же молчание и забвение.

В детстве, слушая поэмы Гомера, которые читал ему отец, он верил всему, что в них написано. Но и Гомеру, как видно, участь смертных представлялась незавидной, если даже Ахилл у него жаловался Одиссею, сошедшему в Аид:

Маленький Марк спрашивал отца, верно ли все это, надеясь услышать что-то более утешительное, но тот отвечал, что никто этого не знает и не узнает, пока сам не переступит священного порога. И вот отца тоже не стало. Видя, как убивается мать, двенадцатилетний Марк понимал только то, что случилось нечто непоправимое, и что отца он больше никогда не увидит. Все это никак не укладывалось в его голове. Потом он тяжело заболел сам и, как впоследствии не раз слышал, был на волосок от смерти. Но сам он ничего такого не помнил. Он помнил, что ему было тяжело дышать, что у него болела голова, что порой он забывался коротким сном со смутными видениями, но никакого священного порога он так и не увидел, и уже потом, когда ему стало лучше и мать благодарила какого-то неведомого бога за его исцеление, он не понимал, где же был этот бог, которого он не видел, и как этот бог мог ему, Марку, помочь. Потом все родственники стали в один голос твердить, что мать впала в какое-то опасное суеверие, и он тоже стал так считать. Содержание этого нового учения нисколько его не интересовало, да мать, по правде говоря, мало что могла о нем сказать, потому что и сама почти ничего толком не знала.

Его вопросы оставались без ответа. Никого, кто в такой степени, как он, воспринимал бы всерьез эти вопросы, Веттий до сих пор не встречал. В шестнадцать лет он самостоятельно прочитал «Апологию Сократа». Его поразил Сократ и отношение Сократа к смерти, он даже плакал, скорбя о мудром, беззащитном старце, но и у Сократа он увидел не ответы, а те же вопросы, и то же недоумение: что там – ночь без сновидений или встреча с умершими, живущими в ином мире? Однако ему захотелось изучать Платона дальше в надежде на то, что на этом пути когда-нибудь ему откроется истина. С такой целью он прибыл в Город, с такой целью пришел к Сервилиану. И вот теперь вместо разрешения мучивших его загадок ему предлагают слушать про какой-то расщеп с точками…

Следующие занятия были несколько интереснее. Сервилиан начал рассказывать о душе, что она бессмертна, и что начало всего – бог, и из чего состоит мир.

– Причина всякого становления есть бог, – со спокойным равнодушием вещал Сервилиан. – Он же является причиной становления небоздания. Мир состоит из огня, воды, воздуха, земли. Из огня – чтобы быть видимым, из земли – чтобы быть твердым, из воды и воздуха – чтобы быть связным, и наконец, из всего вместе, чтобы быть завершенным и безущербным…

Веттий, несмотря на не совсем удачное начало в диалоге с учителем, вновь не утерпел и задал вопрос, где именно у Платона можно все это прочитать.

– И опять у тебя нет терпения! – с нескрываемой досадой отозвался Сервилиан. – Но, если ты хочешь, я тебе отвечу: свои представления о мире Платон наиболее подробно рассматривает в «Тимее». Можешь сам заняться изучением этого диалога, заодно посмотри новый комментарий к нему Кальвизия Тавра.

Как-то Веттий пожаловался Гельвидиану на сложности во взаимоотношениях с платоником и на то, что не находит ответа на свои вопросы, но понимания в нем не встретил. Тот стал поучать его как старший.

– О Сервилиане все, кого я знаю, отзываются с уважением. Может быть, он не великий философ, но учитель он хороший, учит именно так, как надо, и сам имел хороших учителей. Что ты от него хочешь услышать? В школе никто и никогда не ответит тебе на такие вопросы, для этого надо принимать посвящение в какие-нибудь мистерии. Но ты уж лучше сначала выучись, а потом посвящайся во что хочешь. Впрочем, когда человеку есть чем заняться, ему не до мистерий. А пока можешь утешаться тем, что теми же вопросами задавался Сократ или, вон, покойный август Адриан. Говорят, на смертном одре он сочинил стишки, там как-то так: