Ключи от Стамбула

– А что же тогда делать? – раздался чей-то робкий женский голос, исполненный душевной боли.

– Объединяться! – пылко воскликнул Игнатьев. – Спасение славян в единомыслии с Россией. Иначе все усилия по автономизации пойдут коту под хвост! – Он даже чуточку возвысил голос, точно вынужден был сделать строгий выговор. – Об этом мы ещё поговорим, для этого у нас есть все условия, – Николай Павлович повёл глазами в сторону богато сервированных столов с их аппетитно пахнущим съестным великолепием. Столы сверкали дивным искромётным хрусталём, блистали белым серебром, приманчиво-ярчайшей позолотой и зримо отражались в двух огромных зеркалах, не менее трёх метров высотою каждое, как бы показывая тем самым, что русский посол знает, на каком языке привыкли разговаривать в Константинополе. – А пока, – сказал Николай Павлович, заканчивая свою речь и поглядывая на Константинопольского патриарха, который частенько кивал головой, явно позабыв о том, что ему надлежит быть величественным, – я склоняю голову перед греческими патриотами и неколебимо верю, что их жертвенная преданность христианской Византии не сгорит сухой травой в огне божественных явлений!

В ответ раздался гром аплодисментов, обрадовавший не только русского посла как изощрённого оратора, но и всех тех, кто не спускал с него своих умильных взоров, хотя… ничто так быстро не улетучивается из человеческой памяти, как длинные спичи на официальных обедах.

Игнатьев так расположил к себе своих гостей во главе с патриархом, что единодушно был признан «настоящим» лицом императора Александра II в Константинополе.

– За единый Славянский союз! – предложил тост Игнатьев, и дружный возглас одобрения тотчас смешался со звоном хрустальных бокалов.

Глава XIX

Основную часть своей агентурной работы, запланированной на сегодняшний день, второй секретарь посольства Михаил Александрович Хитрово уже выполнил. Ему удалось завязать отношения со старшим инспектором первой городской гимназии, греком Кивилиди, двоюродный брат которого, Эдвард Хартли, занимал пост внутреннего аудитора известной фирмы «Vickers Shipbuilding and Engineering» в городе Барроу-Фернес, успешно специализировавшейся на постройке военных кораблей, как для королевского военно-морского флота, так и для ВМС других государств. У этой фирмы была мощная судостроительная база, огромный штат высококлассных инженеров и рабочих. Корабли, построенные ими, оснащались превосходными новейшими системами оружия. Аудитор – человек-счётчик. Ревизор. Ему приходится много считать, сверять, анализировать и выявлять уйму ошибок в двойной, а то и тройной бухгалтерии фирмы. А его свояк, некий Оскар Мейланд, исполнял обязанности главного кассира в военно-морском ведомстве Англии. Михаил Александрович оттого и весел был сегодня, что через этого Мейланда он собирался добыть списки всех членов министерства и всего командного состава королевского флота, включая сигнальных матросов и офицеров-секретчиков. То-то было бы неплохо! Просто здорово. К тому же он уже нащупал след таинственного Протокола, встретившись по поручению полковника Франкини с советником персидского посольства Мельком-ханом. Но след ещё не Протокол, не армянский меморандум, припрятанный по наущению французов. Так что говорить о нём пока что рано. А полковником Франкини Михаил Александрович не переставал восхищаться. Виктор Антонович давно протоптал свою стёжку к турецким военным секретам, да и не только к турецким. Как разведчик он принадлежал к особой касте – высшей. Полковников в Генштабе много, а успешных военных агентов не густо. Не только Хитрово, но вся посольская «семья» смотрела на него с почтением. Наверно, потому, что точно так же на него смотрел посол, который, как и Генеральный консул, обязан был не только исполнять инструкции МИДа и действовать согласно генштабовским шифровкам, но и обеспечивать работу своей резидентуры. Гласной и не очень – нелегальной.

А жизнь кипит, шумит, парит, подобно самовару в посольской столовой. Чуть зазеваешься, чуть промахнёшься – о-ё-ёй! – уже ожог, уже волдырь, уже кого-то надо выручать, кого-то выводить из-под удара. Порою срочно и неуловимо. Кому-то улыбнуться, крепко пожать руку, но улыбнуться и пожать руку так, чтобы об этом напечатала турецкая официальная газета «Сабах», лондонский еженедельник «Dayli News» или французский «Moniteure» – это нужно и важно. С точки зрения разведчика, послы для того и нужны, чтобы присутствовать на встречах, произносить торжественные речи и, когда нужно выручать своих, громко кричать и заявлять о том, что их права жестоко! нагло! незаконно! попираются. И послы бросались на выручку своих агентов, обвиняя друг друга в цинизме, негуманном поведении и чудовищном забвении Венской конвенции, законные статьи и положения которой нельзя трактовать, кому как заблагорассудится. Они, эти статьи, так же святы, как нерушима власть католического папы в Ватикане, любовь которого к своим заблудшим чадам не может вызывать сомнений.

– То, о чём вы говорите, клевета!

– Клянусь честью, это провокация!

– Я заявляю протест!

Главное, иметь соответствующие полномочия и верительные грамоты. А ещё послу надо уметь публично обижаться, изображая оскорблённую невинность.

Михаил Александрович достал серебряный «Breget». Большая стрелка подпирала римскую цифру XI. Уже начались танцы.

Общаться с нужными людьми и вести свою замысловатую политику Игнатьеву помогал первый драгоман Макеев, а когда он отлучался (по распоряжению посла) его место тут же занимал Эммануил Яковлевич Аргиропуло или он, второй переводчик посольства, Михаил Александрович Хитрово, отлично знающий, что в дипломатической и нелегальной разведке своя иерархия. Второй секретарь миссии по своему воинскому званию и статусу разведчика может быть гораздо выше её руководителя, а сиволапый истопник в городской бане, не умеющий трёх слов связать без «ну» и «это», может быть не кем иным, как опытнейшим резидентом, у которого в подручных ходит не только полковник Франкини, сам занимавший в дипломатической резидентуре российского Генштаба не последнее место, но, может быть, и сам посол. То, что делается на виду у всех, особой роли не играет. Официальный статус – это ширма, а что там за ширмой, за тройными голубыми занавесками из набивного китайского шёлка или блёсткой турецкой парчи – поди узнай! Но лучше этого не делать. Невидимая миру иерархия подполья, состоящая сплошь из людей, приученных работать тайно, тут же свернёт вам башку. Посольство – это бутафория. Кулисы балагана. Непроницаемый занавес. Если хотите, сцена итальянской оперы с её скрытой механикой, способной быстро менять декорации. Вот почему на вопрос: за кем из русских дипломатов следит турецкая контрразведка в первую очередь, можно смело отвечать: за всеми. Вот отчего кругом – переодетые агенты. А за какими важными секретами любая контрразведка охотится особо? За посольскими шифрами. А шифры эти за семью печатями, то ли в комнате без окон, где находится лаборатория дагерротипов, то ли в подвальной каморке с потайной дверью, которую не сразу и найдёшь, даже стоя около неё.

Родные в Петербурге думают, что ты посольский кучер, а ты на самом деле шифровальщик. Ни мать о том не знает, ни отец. И брат не знает, кто ты есть, да и не надо ему знать – здоровее будет.

Второй шифровальщик – хмурый, молчаливый и оттого как бы слегка сутулый увалень, числился дворником, но с дворницкой метлой его никто не видел. Да и вообще мало кто знал, что таковой имеется. Днём он спал, а по ночам «шаманил». Посольский дешифровщик – худой, узкий в плечах, с болезненно-бледным костистым лицом, тоже не любил бывать на людях. Как и оба шифровальщика, которых Хитрово называл «совами», он ютился в узкой комнатке, похожей на тюремный каземат. Еду для этих «сов» готовили отдельно, как правило, вечером. Ни шифровальщики, ни дешифровщик, никогда не появлялись в зале торжественных приёмов, но они бывали в канцелярии, в кабинете посла и в библиотеке, располагавшейся в просторной смежной комнате, сплошь заставленной высокими (до потолка) стеллажами для книг. За пределами посольства их никто не видел. Даже в сад не выходили, жили в закрытом режиме. Из шести комнат, в которые они могли заходить в ночное время, днём они не заходили ни в одну. Обычно, если в том была нужда, секретари посольства сами спускались к ним – в подвальный лабиринт. Понятно, что ни шифровальщикам, ни дешифровщику, никто завидовать не собирался: для здоровых мужиков жить взаперти, без соответствующих плотских развлечений, дело тяжкое. Подвигу равное. Драгоманы называли дворец миссии «каменным склепом», а жена полковника Франкини – «фешенебельным застенком». Каждый шифровальщик знает, что он никогда по своей воле не прогуляется по набережной Долма-Бахче и не познакомится с какой-нибудь приятною особой: ни в ближайшем – обозримом будущем, ни в отдалённом – непроглядном. Агенты турецкой «наружки» – филёры, топтуны, подмётки, все эти попрошайки-инвалиды, хитроглазые торговцы опиумом, приворотным зельем и квасцами для симуляции девственности, нахальные сутенёры и осторожные контрабандисты, – сразу же возьмут его в кольцо, пойдут по следу и раскусят, что это за фрукт. А чтобы гурманы из турецкой полиции остались с носом, истекли слюной, так и не отведав лакомого блюда, шифровальщика «стреножит» русская контрразведка. Тихо, быстро, незаметно. Так что, ни о каких любовных авантюрах, каким бы решительным и падким на женские прелести он ни был, шифровальщик может не мечтать. Даже зародись в его толковой голове дурацкий план по обольщению какой-нибудь местной красотки, пусть даже самого доступного пошиба, чувство долга и страх за свою жизнь (кому охота быть убитым в одночасье?) безжалостно принудят его, данника присяги, тоскливо куковать и сладострастно грезить в подвальной комнате российского посольства. А впрочем, есть ли разница, в каких условиях бытует шифровальщик? В какой подвальной или же иной тайной каморке ходит он из угла в угол, охваченный волнением любви, о какие шершавые стены «казённого» дома стукается он разгорячённым бессонницей лбом? Если и есть, то весьма небольшая. Всё равно он вечный рыцарь её величества военной тайны; государственной секретности. Вот, почему в министерстве иностранных дел при подборе кадров руководствуются двумя главными критериями: профессиональной подготовкой и политической ориентацией. Каждый шифровальщик, – носитель тайных сведений, военных и экономических секретов; каждый дешифровщик – данник и колодник особого негласного надзора. А разведкам всего мира именно такие люди и нужны, в чьих казённых головах всё время множатся секреты большой стратегической важности.