Страница 18 из 19
Показательно, что дружеские отношения остались у Златоуста и еще с одним его учителем, главой риторской школы, философом Ливанием. Известно, что сам Ливаний был однокашником по Афинской академии со св. Василием Великим и Григорием Богословом и сохранял с ними дружеские отношения до старости. Будучи человеком честным и порядочным, Ливаний заступался за гонимых при Юлиане Отступнике христиан, хотя сам христианином никогда не был. Он писал императору, как тоже бывшему соученику по Афинам, письма с осуждением репрессий против христиан, как деянию, противоречащему философии. Ливаний много дал Златоусту в овладении классическим, аттическим языком, письменным и устным, так что своим прозвищем «христианского Демосфена» Златоуст в значительной степени обязан Ливанию. Ливаний ценил Златоуста, как самого способного своего ученика, и хотел иметь его своим преемником по риторской школе. Эти дружеские отношения великих отцов Церкви Василия, Григория и Иоанна с одним из лидеров языческой партии Ливанием показательны не только как общение интеллектуалов той эпохи и их взаимной терпимости при сохраняющихся разногласиях в вопросах веры. Все четверо не допускали принуждения в делах веры и совести. Отцы Церкви в этом отношении обуздывали своих «ревнителей не по разуму», а Ливаний – самого императора Юлиана.
И в отношении других неправо мыслящих св. Златоуст оставался на тех же позициях. Как он сам неоднократно повторял, он боролся с ересью, а не с еретиками, опровергал ложные учения силою слова, а не проклинал людей, воздействовал на их ум и совесть убеждением, но уважая их свободу.
Противоположную картину, причем по всем пунктам, мы видим у Феофила, прошедшего Александрийскую школу. Феофил не был верен собственным убеждениям, но менял свои взгляды сообразно церковно-политической конъюнктуре. В известном тогда споре «оригенистов» с «антропоморфитами» он сначала поддержал первых, затем обрушился на них же с гонениями. В угоду большинству монахов «антропоморфитов» он анафематствовал Оригена и положил начало разорению заложенной им знаменитой школы. Заметим, что в начале IV века при начальниках Александрийского училища св. Петре и Александре основные заблуждения Оригена были исправлены, но лично его самого не трогали. Против личной посмертной анафемы на Оригена выступали самые великие Отцы Церкви: Афанасий, Василий, Григорий Богослов и Григорий Нисский, воспитанные сами в значительной степени на его трудах. Показательно, как тот же св. Афанасий защищал от обвинений в арианстве одного из учеников Оригена и своего предшественника по кафедре св. Дионисия Александрийского. В этом св. отцы подражали благочестивым сыновьям Ноя, покрывшим наготу отца своего. Пастырская чуткость и сыновняя тактичность подсказывали им, что их предшественники, основавшие христианское богословие, как науку, пролагали новые пути и, как люди, иногда ошибались, но имеют право на снисхождение от потомков, ибо много подвизались за христианское бла-говестие, порой пострадали за него до крови и умерли в мире с Церковью.
Именно этих качеств: чуткости, тактичности и снисхождения, были лишены Феофил и его сторонники. Впоследствии ученик, племянник и преемник Феофила по кафедре св. Кирилл Александрийский откровенно писал: “Когда оскорблен Бог в Его почитании, тогда быть милосердным небезопасно и даже весьма вредно. Пусть тогда исчезнет закон сочувствия и удалится сила естественной любви и все, что относится к человеколюбию, чтобы посредством благочестивой жестокости воздано было почитание Богу. Не благочестивым ли назовешь ты делом, чтобы немилосердно наказывались совершившие неизвинительное отступничество?” (цит. по [3], стр. 387).
Эти слова в значительной степени отражают общий дух эпохи. После императора Константина постепенно ересь стала считаться самым тяжким из всех зол, богопочитание всюду ценилось выше милосердия к ближнему и уважения его свободы. Не избежал такой расстановки ценностей по значимости и сам Златоуст. В его ранних сочинениях антиохийского периода можно найти сходные мысли, особенно в толкованиях на Ветхий Завет. Но дело здесь не в теоретическом суждении по поводу значимости богопочитания, а в конкретных делах людей. А здесь-то и видна колоссальная разница между Златоустом и его врагами.
Последующая история монофизитов, воспитанных в “вере блаженных отцов Феофила, Кирилла и Диоскора”, слишком богата примерами “благочестивой жестокости” и, можно сказать, написана кровью. И первым, кто учил свою паству такому “почитанию Бога”, как словом, так и личным примером, был именно Феофил. В 385 году он руководил толпой, которая разгромила в Александрии языческий храм Серапиум, причем в побоище были сотни убитых и раненных христиан и язычников. В 399 году он опять с вооруженной толпой разгромил в Нитрейской пустыне скиты монахов-оригенистов и опять с убитыми и раненными. Уцелевшие в том побоище монахи, вошедшие в историю с прозвищем “долгие братья”, явились к Иоанну в Константинополь просить убежища, положивши этим невольно начало вражды Феофила к Златоусту. Наконец, вскоре после смерти Феофила толпа его сторонников посреди города забила насмерть известную женщину-философа Ипатию. Насилие было как бы визитной карточкой Феофила. Именно он завел у себя отряд параволанов. Первоначально это были волонтеры, подбиравшие на улицах Александрии нищих, больных и умирающих без погребения, а затем они превратились в личную охрану Александрийского папы, и было их около шестисот вооруженных мужей. В отношении инакомыслящих и, вообще, всех своих врагов Феофил разрешал себе любые средства, никакие моральные ограничения тут не действовали.
Показательно, что на “соборе под дубом” Иоанна среди прочего обвиняли в отказе от насилия по отношению к язычникам и в отказе изречь анафему на Оригена. Златоуст вслед за св. Григорием Богословом исповедовал, что “тайна спасения для желающих, а не для насилуемых”. Свою паству он убеждал “подражать Христу, Который называет своим ближним не священника и не левита, а самарянина, отлученного от синагоги за учение, потому что он оказался милостивым”. Златоуст напоминал, что Павел в своих посланиях употребил слово анафема лишь дважды, и притом не относя его к конкретным лицам. “Апостолы и их преемники, – продолжал святитель, – действительно, получили власть отлучать от церкви, но обличая и отвергая ереси, никто из них не подвергал проклятию людей, не осмеливался произносить такого приговора. Поэтому и церковь, следуя их примеру, ежедневно возносит молитвы о всех заблуждающихся” (цит. по [3, стр. ЗЗЗ]).
Еще св. Василий Великий, ложно обвиняемый в аполлинаризме, писал: “у нас всегда так: кто нам неприятен, тот и не православен”. Проф. Попов комментирует эти слова: “таким образом, прием, столь распространенный в наши дни – сводить счеты с противником на почве догматических укоризн, имеет за собою почтенную давность” [3, стр. 388]. Еще одним противником и антиподом Златоусту был уже упомянутый выше Епифаний Кипрский. Он составил каталог ересей (“Панарий”), где анафематствованы среди еретиков даже греческие философы, жившие до Рождества Христова (например, Платон) и не имевшие никакого отношения к Церкви. Епифаний первым анафематствовал Оригена на Кипрском соборе, как “отца всех ересей”. Прибыв в Палестину, он бестактно потребовал от Иерусалимского епископа Иоанна анафемы на Оригена, а после того, как тот отказался, Епифаний вопреки канонам рукоположил в чужой епархии пресвитера (им оказался брат блаж. Иеронима, причем хиротония была совершена насильно: ставленнику связали руки и заткнули рот). Прибыв по наводке Феофила в Константинополь для борьбы с «оригенизмом», Епифаний точно так же вел себя и в столице: отказался от встречи и объяснений со Златоустом, требовал анафемы на Оригена, совершал в чужой епархии неканонические служения и рукоположения клириков. В отношении тех, кого он счел еретиками (по принципу: не анафематствовали еретика, значит, сами еретики) Епифаний не соблюдал ни канонических правил, ни моральных норм, ни человеческих приличий, публично шельмуя пастырей перед их паствой. Уезжая из Константинополя, он велел передать Златоусту свое «пророчество»: ты умрешь не епископом. И получил ответ: а ты не доедешь до дома. По горькой иронии судьбы, оба пророчества сбылись вскоре.