Вопреки всему

- Я не помню, как это случилось, - снова заговорила Люси. Слова срывались с ее губ, как стоны, которых она больше не могла сдержать. - Однажды я проснулась и не ощутила тепла ее беспомощного маленького тельца… И, не осознавая, откуда и куда иду, я вышла из дому – искать… Я оказалась за чертой и больше не смогла вернуться!

- Люси… - позвал ее Бенджамин. Тонкая фигура замерла на фоне светлого окна. И внезапно он понял: сейчас она там – за пределами действительности, в мире, которого уже не существует. Но этот мир не хочет отпускать ее…

- Люси, - негромкий голос позади нее звучал уверенно и ясно, как вызов, брошенный тревоге и сомненьям, - о чем бы ты не рассказала, я никогда, - ты слышишь? - никогда не обвиню тебя. Ни в чем. Я просто тебя знаю.

На этот раз она услышала его и обернулась.

- Нет! Ты не можешь знать!.. Я не однажды предала тебя… – Невыразимый ужас исказил ее черты. - Тот человек под маской на балу был только первым! Я перестала быть твоей… снова и снова совершая этот грех… за горсть монет, за корку хлеба… за… – Ее тело дрожало от беззвучных рыданий, но глаза оставались сухими, как в лихорадке.

- Я знаю. – Бенджамин сделал шаг ей навстречу. – И это.

Люси невольно отпрянула, словно не смея к нему прикоснуться.

- О Боже! – тихо вскрикнула она. – Ты знал – и смог простить?

- Мне нечего прощать.

- И не заговорил об этом. Ни разу…

- Не хотел, чтоб ты снова страдала.

Люси медленно подняла на него глаза. Бенджамин навсегда запомнил этот взгляд, которого не передать словами. Она смотрела так, как будто перед нею был ангел или Бог, до дна испивший боль земных страданий, умеющий великодушно, искренне прощать.

Бенджамин бережно взял ее руку в свою.

- Послушай, ты сказала – «тот человек»? – спросил он осторожно. - Значит, это был не Торпин?

Люси молча покачала головой.

- Кто же тогда?

Она прерывисто и глубоко вздохнула: если не память, то хотя бы боль, стремилась вырваться наружу из ее измученного тела.

- Я расскажу тебе все. Все…

- Да, – неожиданно ответил Бенджамин. - Разделим это бремя на двоих. Теперь я понимаю: так будет легче нам обоим.

Он даже не подозревал, насколько сильно разбередит в его душе глубокую незаживающую рану горькая повесть ее жизни…

Комментарий к Глава 16. БРЕМЯ ПРОШЛОГО

Я подошла вплотную к еще одной нелегкой части своего повествования. Пути назад отрезаны опасной бритвой. Стою на пороге, а нужно войти… Куда? - Ой, расссскажу! (Главное самой в итоге выбраться… и не сойти с ума!)

========== Глава 17. В ПРИЮТЕ ФОГГА ==========

…Тонкая полоса заката догорела, и огромный город погрузился в туманный сумрак, в котором затерялась белая фигура одинокой женщины. Никто не провожал ее, даже небрежным взглядом искоса. А она просто шла по извилистой улице - мимо запертых темных дверей и слабо освещенных окон чужих домов. Силы были почти на исходе, а ей неудержимо хотелось убежать. Куда? Откуда? Кто ответит на эти вопросы? Она не помнит даже собственного имени… А, может быть, его и не было, как нет ее самой? Остались только ночь, глухой собачий лай и отдаленный стук колес – единственные звуки в темноте. Но если нет на свете ни ее, ни существа, ради которого ей стоит жить, откуда же берется щемящая тоска и это тянущее напряжение внутри? Чье отражение там, перед ней, в окне?

Прижавшись лбом к холодному стеклу, она с трудом перевела дыханье. Внезапно сквозь прозрачную преграду донесся громкий плач. Прорезав тишину, он многократным эхом отозвался в сердце женщины: кричал младенец. Она порывисто сорвала с плеч теплую шерстяную шаль. Руки сами собою свернули ее в мягкий комок.

- Тише, дитя мое, тише – я рядом… - Женщина бережно прижала его к груди. Сырой осенний ветер пронизывал ее насквозь, но крохотное «тельце» согревало. Нужно уйти отсюда поскорей. Куда? Неважно – главное не знать. Не будет больше ни тоски, ни страха, ни…

- Уже не плачет? – Незнакомый голос позади нее звучал невыразительно и сухо, как будто исходил из каменной стены.

- Не-ет… - Она покрепче обхватила сверток обеими руками и быстро обернулась.

- Кто ты? – снова спросили из темноты.

- Никто. – В ее ответе сквозило изумление.

- Пойдем со мной.

- Куда?

- Никуда…

Неужели кто-то знает, как туда добраться?

…Ноги несли ее по узкому глухому коридору, а чьи-то руки, цепкие, точно с когтями хищника, все дальше увлекали в темноту. Свет керосинового фонаря слепил глаза, от невообразимого зловония кружилась голова. Как она оказалась в этой жуткой пещере? Или это – тюрьма?.. Вокруг мелькали только стены и решетки. Они остановились в тупике. Ребенок подозрительно молчал, она не ощущала ни единого движения сквозь шаль. Раздался лязг ключа в несмазанном замке.

- Прошу! Располагайтесь поудобней! Но осторожно: вы здесь не одна. – Дверь приоткрылась, и ее втолкнули внутрь.

Споткнувшись обо что-то мягкое у входа, похожее на человеческое тело, она со стоном уронила ребенка в темноту.

- Нет! Отпустите! – Пронзительный крик прокатился под каменным сводом и замер где-то в глубине застенка. И тут же тьма как будто ожила. Рядом закопошились бесформенные тени… или живые существа? При тусклом свете уличного фонаря, сквозь узкое окошко проникавшем в камеру, к ней потянулись с десятки рук. Невнятный гул, лишенный выражения истошный хохот, вскрики… Словно в бушующем море – бессмысленный бесцельный плеск воды о камни. Эти дикие волны вот-вот захлестнут ее с головой. Несчастная неистово заколотила в дверь:

- Откройте!

Никто не отозвался. Чьи-то пальцы запутались в ее длинных волосах, чьи-то острые ногти царапали кожу.

- Мой ребенок! Не троньте его!

На ней уже нещадно рвали платье, пытаясь повалить на пол. Закрыв глаза и заслонив лицо руками, она не видела, что нападавших только двое, и эти двое – доведенные до истощения изголодавшиеся женщины. Их сил хватило ненадолго, и в следующую секунду резкий окрик заставил их ослабить хватку.

- Что, снова в карцер захотели! А ну заткнитесь! – прогремел за дверью голос надзирателя.

Возня затихла. Волны откатились, и обессилевшая женщина в разорванном белеющем во мраке платье осталась на пустынном берегу. «Мое дитя…» - почти беззвучно прошептали ее губы, целуя каменные плиты пола. Стихия поглотила беспомощное крохотное тельце. Маленький ангел больше не заплачет. Все ее существо охватило какое-то странное неодолимое оцепенение, унося в неизвестность сознание, мысли и чувства. И, словно невесомая песчинка, она безвольно затерялась в бесконечности…

- Люси… - Далекий голос прорывается сквозь мутную туманную завесу и замирает, как приглушенный стон. Видение неуловимо исчезает, не успевая обрести телесной формы, и остается лишь мучительная головная боль…

За оконной решеткой серело дождливое утро. Темнота отступала; вместе с ней понемногу рассеялось и забытье. Не может вечно пребывать в покое тот, кто еще жив. Тревожные глухие шорохи наполнили пространство, которое совсем недавно казалось пустотой. Из полумрака возникали лица: одни – отрешенные, хмурые, другие – настороженные, напряженные – ни одного приветливого, умиротворенного. Кто эти женщины в серых одеждах, среди которых лишь она одна одета в белое?

Прохладная, необычайно мягкая ладонь ложится ей на лоб:

- Как твое имя? Как сюда попала?

Что значит имя?.. «Люси», - доносится из глубины ее сознанья, и тут же что-то сжимается внутри.

- Люси, - бессознательно повторила женщина, с опаской вглядываясь в незнакомые черты склонившегося к ней округлого, чуть полноватого лица. Густые вьющиеся волосы – светлые, как и у нее самой, внимательные карие глаза… Первый осмысленный взгляд в этой странной обители!

- Где мы? В тюрьме?

- Нет. Хуже – в приюте для умалишенных. Сюда сажают без вины.