За двумя оборотнями

— Я так боюсь, что однажды он не вернётся, — впервые даже для самого себя признался Баки, коснулся губами лба Джека. — Ты прав, отвлечься действительно надо.

Под лабораторию Брок отвёл для своего кота целый терем с просторными подвалами, кладовыми для самых редких ингредиентов, обширной библиотекой и всем, чего могла бы пожелать душа даже самого привередливого алхимика. Вожак волков не жалел ни денег, ни связей на увлечение возлюбленного.

— Ух ты! — восхитился Джек, держа руки за спиной, чтобы не начать трогать такие интересные, но опасные инструменты, колбы, флакончики. — Ты долго учился?

— Долго, — признался Баки. — Сначала изучал азы по книгам — я их все сюда перенёс, чтобы никто не вляпался по неосторожности в эти знания, — потом три года восстанавливал руку, дальше больше: алхимия, демонология, зельеварение, руны. В общей сложности больше двадцати лет.

— Это сколько же тебе сейчас? — потрясенно спросил Джек. — Сколько оборотни вообще живут?

Баки улыбнулся, склонив голову к плечу.

— А сколько дашь?

— Тридцать? — неуверенно предположил Джек.

— Мне семьдесят два, а Броку чуть перевалило за сотню. Оборотни живут до пятисот лет, сейчас мало таких долгожителей, но за триста спокойно. Я ещё совсем молодой кот, — он вздёрнул подбородок, задорно сверкая глазами.

— Я буду старый седой дед с распухшими пальцами и скрюченной спиной, а вы — сильные оборотни в самом соку… — задумчиво сказал Джек. — Ну что поделать. Постараюсь закончиться до того, как совсем состарюсь.

— Дурной ты, не светит тебе уход скорый, — Баки коснулся ладонями лица Джека, очертил линию скул. — Метка — это ведь не просто красивый рисунок, проступающий на коже после качественной ебли. Метка — это одна жизнь на двоих, троих как в нашем случае. Мы добровольно делимся своим временем поровну и если и уйдём, то в один день.

— Богиня жестока, — задумчиво сказал Джек, целуя ладонь Баки. — Так сократить ваши годы…

— Жестокостью было бы лишить нас любимого, обрекая на долгие годы ожидания смерти, чтобы снова встретиться в вечности. И Брок тебе повторит слово в слово. Можешь мне не верить, малыш, но мы не сможем больше без тебя, — мурлыкнул Баки, заглядывая в глаза Джека.

Он знал, что Брок всё ещё ковыряется в себе, боясь поверить в то, что неожиданно свалившаяся любовь настоящая, а не навеяна магией Богини, но Баки-то знал, ощущал, как это робкое ещё чувство зарождалось, проклёвывалось среди сомнений и случайных взглядов. Да, там была магия, но совсем иного рода, не та, на которую грешил Брок.

Джек прижался к Баки всем телом и замер так надолго. А потом отлип и сказал:

— Показывай, где та азбука, с которой мне надо начинать учиться.

Усмехнувшись, Баки начал доставать книгу за книгой, раскладывая их в правильном порядке на столике, объясняя, почему краткий справочник зелий намного полезнее подробного и тяжеловесного трактата о травах, выдал тетради со своими собственными записями, наработками за долгие годы, которые способны были облегчить принятие науки, не разбивая желание учиться об одни и те же камни, которые при толковом наставнике вполне можно и обойти.

И пока Джек тихо листал страницы, разгрёб специально для него один из столов, поставил туда алхимические приборы, на которых сам и учился.

— Что если я окажусь бездарнее твоего ученика? — спросил Джек, оторвавшись от справочника. Он нахмурился, покусывал губы, ерошил волосы.

— Всё знать и уметь невозможно. Ты либо в чём-то одном мастер, либо бездарь во всём. Пробуй, пойдет — хорошо, нет — ничего страшного. Ты только оцениваешь жизнь на вкус, выбираешь.

Джек обеими руками растрепал волосы и посмотрел на Баки.

— Мне… надо привыкнуть. Я взрослый по меркам людей, понимаешь? А ты только что мне сказал, что я проживу, наверное, вдвое дольше обычного человека. Значит, мне придётся… — Джек задумался. — Не знаю, как сказать. Ну, вот у людей есть вехи в жизни: родился, достиг совершеннолетия, женился, вырастил детей, дождался внуков… А у меня больше нет таких вех. У меня не будет детей и внуков, я не стану дряхлым стариком к тому моменту, как мои внуки встанут на ноги. И я растерян.

Сев прямо на пол напротив Джека, Баки серьёзно на него глянул, отбросив привычную весёлость.

— Ты сожалеешь?

— Нет, — Джек покачал головой. — Я именно что растерян. И… понимаешь, я человек в стране оборотней. Значит, мне не подходит человеческая колея, но и правила оборотней не годятся. Мне придется обдумывать каждый свой шаг, самому решать, что и как делать. Это сложно и непривычно. Потому что, понимаешь, до сих пор всё было просто: я принц. Я учился тому, что должен знать будущий монарх. Женился бы, бегал от жены на сторону, потому что мне не нравятся женщины, но жениться — так положено. После смерти отца я бы стал королём. Воевал бы с соседями и заключал договоры. Давал балы и решал, за что казнить, а за что миловать. Как-то так. Теперь всё иначе, и я… — Джек постучал пальцем по виску, — ещё не осознал этого до конца.

— У тебя много времени разобраться и решить, в каком направлении двигаться, а мы, если захочешь, расчистим для тебя дорогу. Ты свободен в выборе, Джек. — Баки поднялся, отряхиваясь. — Давай-ка посмотрим, как ты освоишь самые элементарные зелья.

Баки показывал Джеку травы и элементы, разъяснял принципы их взаимодействия, варианты реакций в зависимости от условий, температуры и освещения, показывал достаточно яркие и запоминающиеся опыты.

Джек запоминал названия и признаки, учился смешивать простые жидкости. Его очень впечатлил опыт с уксусом, содой и газом, в котором гасла свеча.

— Такие простые вещи! — сказал он. — А так наглядно. И ведь никто, наверное, и не задумывается.

— Мало кто смотрит глубже бытового уровня, а ведь алхимия может объяснить если не всё, то очень многое, что происходит с этим миром, рассказать о взаимосвязях, которые так просто неподготовленному уму не проследить. Но достаточно минимальных знаний и понимания — и вот оно, всё на ладони, — в животе Баки громко заурчало. — А не пора ли нам обратно, несколько часов сидим ведь.

— Правда? — удивился Джек. — Я и не заметил. Пойдем придумаем еду. Я совсем не умею ничего готовить. Хотел научиться, на войне ведь слуг нет, а отец запретил, сказал, мне положены денщик и адъютант.

— Вот Брока точно не стоит пускать на кухню, всё изгадит из-за обычного бутерброда, и в походах он никогда не стоит в наряде по кухне, одного раза нам хватило, его кашей траванулся противник, набредший на наш лагерь, так что труды, так сказать, не пропали даром, — покивал Баки, запирая дверь лаборатории на ключ и вешая его себе на шею.

— Очень голодный был противник, раз на кашу набросился, — усмехнулся Джек. — Хотя если это были люди, я не удивлён.

— Люди, — покивал Баки. — Наша стая на разведку далеко в глубь людских земель ушла. Передвигались на своих двоих, волков-то ваши били, не разбираясь, оборотни или зверьё, а вот в человеческом обличье особо не присматривались…

Баки не договорил, замер, глядя на порог дома, где валялась куртка, сброшенная Броком несколько дней назад, прислушался и ломанулся в дом. Джек, не спрашивая, рванул за ним. Распахнув дверь спальни, Баки замер на пороге. Брок был дома, спал, разметавшись на их общей постели, уставший настолько, что и до купален не дополз. Втянув носом воздух, принюхавшись, Баки осел на пол, не в силах пошевелиться от нахлынувшего облегчения. От Брока пахло весенним лесом, разнотравьем и свежестью, привычной после гона приторной сладости, не смывающейся с кожи ничем ещё неделю, не было и в помине.

— О, Брок дома, — глупо сказал Джек. — Баки? Баки, ты в порядке?

— Он только наш, — прошептал Баки, подняв на Джека сияющие глаза. — Он никем не пахнет, вообще никем, понимаешь?

Джек тут же подумал обо всех годах, когда Брок вот так приползал после гона, пахнущий чужими волчицами, не принадлежащий Баки, чужой… Кажется, Джек понял, почему Баки отказывался идти с Броком в храм. Вот поэтому. Потому что невыносимо же, когда тот, в ком смысл твоей жизни, раз разом уходит и возвращается, и ты знаешь, что он снова был не с тобой и снова будет…