Страница 101 из 125
Осенний день умирал тихо и долго. Лариса мыла и мыла шлихи, пока окончательно не выбилась из сил.
Она держала в руках тяжелый лоток, но в нем опытным взглядом не увидела никакой радости. Хотелось одним махом выкинуть все в темные, как коричневый густой чай, воды Далдына. Но профессиональная привычка взяла верх. Лариса выкинула из лотка все лишнее и, поводя из стороны в сторону, осторожно процеживая, слила воду. На дне лотка густо алел крупный, с горошину, кристалл.
- Везет же мне, только не в ту сторону, - грустно сказала она. - Сплошняком одни гранаты… Одуреть от них можно.
В лагерь она вернулась поздно. Якут Семен безмятежно сидел у костра, вытянув ноги, и попыхивал трубкой. На его лице отражались веселые блики огня. Но в прищуре глаз таилось спокойствие уверенного в себе человека. Он еще издали ухом охотника услышал шаги и узнал свою начальницу. И потому, как она ступала тяжело и устало, понимал, что прошедший день не принес для нее желаемой радости. А женщина, если у нее нет радости, может терять мудрое спокойствие духа. В такие минуты лучше их не тревожить. И Семен смотрел на огонь костра и питался памятью прошлого, заново переживая давно ушедшие дни своей молодости.
Федор поспешил навстречу, помог снять тяжелый и сырой рюкзак, набитый ситцевыми мешочками с намытыми пробами.
- Что-то много наворочали, - понимающе оценил Федор, - Как только донесли.
- Много, конечно, да сплошное не то, - ответила Лариса и, словно оправдываясь, стала сетовать на высокую воду, что приходится брать пробы не с реки, а с берега, а там, конечно, никакого результата…
Федор понимающе поддакивал. Он уже давно ждал такого разговора. Рабочий привык понимать свою начальницу. И вслух сказал:
- Значит, баста.
- Баста, Федюня. Конец сезону. - Лариса произнесла эти слова как приговор, хотя они давно вертелись на кончике языка, и сама удивилась своему решению. Еще по дороге к лагерю подбадривала себя, вселяла призрачную надежду, хотя продолжать работу уже не имело смысла - начиналось осеннее половодье.
- Так завтра сворачиваем? - переспросил Федор.
- Да, свертываем домики - и в Шелогонцы, - сказала Лариса и пошла в свою палатку. - Наталья Николаевна, наверное, уже дожидается нас.
- В прошлый раз мы ее дожидались, - на всякий случай напомнил Белкин. - Неделю жили на одной муке, затирухе то есть.
Лариса, ничего не ответив, пошла в свою палатку.
Семен, прислушивавшийся к их разговору, оживился. Шелогонцы были его домом. Там ждет жена, сыновья, невестки, внуки… На душе у него было тихо и светло, он честно исполнил свой долг, согласно заключенному договору, записанному на бумаге, хотя ни писать, ни читать он не умел, но верил людям, которые умели на чистом, как заснеженная равнина, листе оставлять мудреные знаки, похожие на четкую вязь следов, которые он умел читать с раннего детства и никогда еще не ошибался.
Утром, после завтрака, двинулись в обратный путь.
2
На шестой день вдали заметили дымок, который поднимался в небо тонкой струйкой, а в-скором времени, за поворотом реки, на плоском высоком берегу увидели палатки, а у малой воды - надувные резиновые лодки.
Осеннее половодье, хмурое и молчаливое, набирало силы. Река беспокойно плескалась в каменных косах, которые еще совсем недавно поднимали над водой свои серые спины.
У самого берега их встречала Сарсадских, начальник геологоразведки. Наталья Николаевна, по-девичьи стройная и подтянутая, выглядела значительно моложе своих лет. Трудный полевой сезон, казалось, не оставил на ней своих следов. Только ровно лег бронзовый загар да веселее стали смотреть темные угольки глаз. Она поправила привычно свои каштановые волосы и приветливо улыбнулась:
- Как успехи, Неля?
Неля было вторым именем Ларисы, еще в университете она любила себя так, называть. Друзья и подруги и теперь часто именовали ее этим именем.
- Без радости, - тихо ответила Попугаева и, глубоко вздохнув, опустила голову.
- Э-э, да ты авансом не горюй, не распускай нюни. - И тоном начальницы спросила: - Шлихи целые? Довезли, не утопили?
- Целые… Куда им деваться.
- Намыли вагон и маленькую тележку, - вставил слово Федор.
- Значит, жива надежда. В нашем деле главное - терпение. Просветим на рентгене, может, и вспыхнет голубой пламень, - сказала Наталья Николаевна и тут же спросила, меняя тему разговора: - Как у вас с продуктами?
- Мясо вяленое… Федор сохатого завалил.
- Тогда живем! У нас сплошное ничего, харч постный. Рыба, что наловим, да мука. Отощали совсем, - и провернулась к Федору: - Соскучилась по твоим галушкам. Бери в свои руки бразды правления кухней и готовь какое-нибудь вкусное объедение.
А после сытного обеда, когда рабочие и проводники готовились к отплытию и связывали снаряжение, Лариса развязала некоторые мешочки, показала намытые шлихи Наталье Николаевне.
- Понимаете, никаких алмазных признаков, - с горечью говорила Лариса, - даже спутников алмаза не обнаружила. Ни платины, ни платиновых металлов, которые хотя бы косвенно подтвердили правильность выбранного направления. Пусто, и все.
- У меня тоже не очень веселая картина, - призналась Наталья Николаевна, наводя крупное увеличительное стекло лупы на содержимое мешочка. - А там, на Вилюе, до дороге к алмазным россыпям встречали следы платины и платиновых металлов.
- Бесперспективный район у нас, и только. В Нюрбе, в штабе Амакинской экспедиции, там народ тертый. Не геологи, а волки зубастые. Знали, что нам выделяли. По принципу - на тебе боже, что мне негоже.
Наталья Николаевна, казалось, не слушала ее, а пристально разглядывала шлихи.
- Как много у тебя гранатов.
- А какой от них прок? - спросила грустно Попугаева.
- У меня тоже в пробах есть гранаты, только значительно мельче твоих.
- Остается нам только купить серебряные ложки, а можно и вилки.
- Для чего? - спросила Наталья Николаевна, не понимая, куда клонит Попугаева.
- Закажем у ювелира по гранатовому браслету, - грустно произнесла Лариса.
- Из материала заказчика, - в тон ей добавила Наталья Николаевна.
И обе рассмеялись. А что им еще оставалось делать? Тем более что в смехе, как любила утверждать Наталья Николаевна, есть хорошее лекарство от грусти.
Вскоре флотилия надувных лодок тронулась в путь. Желтое низкое солнце совсем уже не грело, а лишь слало ровный свет. Редкий лес продували ветра. Лиственницы роняли на землю лимонную хвою, а березы да осины - последнюю листву. Когда вышли на реку Марху, по ней уже плыло «сало», а по заводям и тихим местам крепко удерживался, припаявшись к берегу, острый ледок…
Через пару недель, когда добрались до Шелогонцев, повалил первый снег. С низких туч падали крупные белые хлопья, и они не таяли. Зима как бы примеряла свой холодный наряд. Но геологов она уже не страшила - они успели вовремя выбраться из таежной глухомани.
После двухмесячных скитаний и одиночества Шелогонцы казались крупным населенным пунктом с магазином и столовой, школой и почтой. Радостно было смотреть на людей. И на дома. Обычные деревянные срубы выглядели крепостями. Приятно дымили трубы. Спать можно в тепле, на кровати, даже на белых простынях. Одним словом, в человеческих условиях.
В Шелогонцах они застали несколько человек из Центральной экспедиции. Одним словом, своих коллег, ленинградцев. Работала и рентгеновская установка.
Наталья Николаевна и Лариса поспешили принести намытые пробы. Им, конечно, не терпелось поверить, прощупать лучом содержимое ситцевых мешочков. Затаив дыхание, обе женщины не отходили от аппарата.
Рентгенолог равнодушно-деловито клал и клал на подставку одну пробу за другой, просвечивал вдоль и поперек проникающим лучом и так же спокойно откладывал их в сторону, приговаривая:
- Давайте следующую партию…
И чем меньше оставалось мешочков, тем горестнее становилось на душе. Наталья Николаевна и Лариса уже наслышались разных счастливых новостей, которые поступали по радио из Нюрбы, из штаба Амакинской экспедиции - открыты новые россыпи, удачные находки, перспективные места… Обе женщины искренне порадовались и за Наталью Владимировну Кинд. Она тоже питерская, окончила Ленинградский университет, попала в «алмазную группу» Всесоюзного геологического института. Она уже третий год ходит в составе Амакинской экспедиции. Прошла Нижнюю Тунгуску, обследовала Вилюй. А вот сейчас ее маршрут по правому притоку Вилюя - речке Малая Ботуобия. По ней в 1950 году прошел Юрий Хабардин и сделал заключение, что алмазов нет… А у нее удача - на этой же реке нашла алмаз.