Страница 12 из 76
- Не знаю, Саша, - задумчиво произнёс мой друг, - Конечно, на лицо твоё без содрогания смотреть трудно, но для меня, например, ты самый красивый пацан, из всех, кого знаю. Значит и девочка, если любит тебя, будет видеть в тебе настоящую красоту.
- В Москве, я слышал, есть челюстно-лицевые клиники. Даже детские. Там после аварий человеков собирают, - вспомнил я, - наверное, дорого.
- А что, за это надо деньги платить? – удивился Зяма.
- Ты видел, как мне щёку зашили? – усмехнулся я, - Это бесплатно. Думаю, за деньги сделали бы так, что не видно было бы. Может, в детдом пойти работать? Дети будут бояться и хорошо себя вести.
- Сань, не надо, не мучай себя. Если ты говоришь, надо добыть деньги, значит, будем добывать деньги! А Ниночке своей напиши, что попал в аварию, осколками посекло лицо.
- Уже год прошёл, Зямка, как мы расстались, я пишу ей письма, а ни одного ответа не получил. Потому что нет у меня обратного адреса. Знаешь, как хочется получать письма?
- Знаю, Сань. Мне теперь никто не напишет, - горько вздохнул Зяма.
- Не тоскуй, Зямка! У тебя теперь друг есть! – решил подбодрить его я.
- У тебя тоже! – ответил мне Зяма.
За нами приехали на обычном такси. Доктор перед этим написала мне подробные рекомендации, как лечить раны, иначе могу остаться без ноги, директор лично проводил нас до машины, чтобы охрана не подумала, что мы уходим без спросу. Тепло распрощались. Понимаю, что жизнью обязан я Артуру Ниязовичу, при случае постараюсь отплатить. Вот только будет ли он, этот случай?
А теперь на все заверения малыша он будет только улыбаться. Время такое. Если человек хороший, он обязательно поможет бескорыстно, тем более, ребёнку, попавшему в беду. А хороших людей всегда больше, чем плохих. Мне, к примеру, всегда попадаются только хорошие.
Потому что Артур Ниязович предложил нас отправить из Средней Азии через своего знакомого в ГУСИН. Не очень комфортно, зато надёжно. Тем более, что в закрытой душной машине мы ехали только до поезда. Там нас поселили к конвою, в их купе.
Одетые в тюремную робу, мы помогали конвоирам кормить заключённых. Нога начала заживать, я только слегка прихрамывал.
Зэки с неприкрытой радостью ждали нашего появления, передавали записки, которые исчезали в моих руках. Да и просто увидеть детей было для них радостью, хотя сначала сильно ругали наших сопровождающих, что они таскают детей по таким местам.
Сопровождающие объяснили, что мы были в заключении, но уже освобождены. То, что мы не играем в зеков, видно было по нашим угрюмым страшненьким лицам.
Если раньше Лиска радовалась моей улыбке, которая преображала моё некрасивое лицо в симпатичное, то сейчас я старался не улыбаться, чтобы не пугать людей.
В общем, путешествие для нас оказалось совсем не утомительным, а наши сопровождающие старались нас откормить, чтобы папа узнал своего сына.
Папа схватил меня в охапку, прижал к себе, и, не стесняясь, заплакал, увидев, во что я превратился. Он легко держал меня на руках. Я весил около двадцати килограммов.
Жорка был где-то в «командировке», не смог встретить своего брата.
- Пап, познакомься, мой побратим, Зосима. Мы вдвоём, возможно, единственные, кто вырвался из плена.
Зяма, пока меня папа держал на руках, держался за меня, со страхом ожидая, что нас разлучат.
- Почему твой друг такой испуганный? – удивился отец.
- Он боится меня потерять, папа, мы теперь надолго вместе. Зяме надо прийти в себя, он слишком много видел страшного.
- А ты, сынок? – отец ласково гладил меня по голове.
- Я терпеливый, папа, меня лечила от испуга одна колдунья. Может, потому мне пришлось немного легче.
Когда мы излили первые радости от встречи, папа изложил мне свой план.
Нас перевозили в Москву, там легче затеряться. Подлечимся, потом приступим к тренировкам, потому что такие, как мы, очень нужны для их организации.
Я даже боялся спросить, о какой организации идёт речь. ОПГ? Какая теперь мне разница?
Мне хотелось просто жить, я теперь узнал, что такое животный страх, не хотел больше пережить подобное.
Поэтому даже ничего не спросил, не выказал ни тени сомнений, а Зяма уже всё сказал: «куда ты, туда и я».
Папа послушал мой рассказ о приключениях и о том, как глупо я попался, расслабившись в «раю».
- Благими пожеланиями всегда был устелен путь в ад, - пробормотал он, - Вероятно, твой второй отец не до конца тебе поверил, вероятно, думал, что ты просто боишься стать для них обузой. Он же запретил тебе воровать?
- Запретил! – вздохнул я, - Даже в карты играть запретил.
- Вот видишь! Где ещё может взять деньги такой малыш? Только у мамы с папой. Вот он и подумал, что ты стараешься таким образом уйти от них. Признайся, хотелось пробежаться по портовому городу?
- Хотелось, - согласился я.- Обязательно съездил бы перед отъездом. Только сейчас у меня одно желание: отдыхать.
- Знакомое желание, - покивал папа. - Ничего, поселишься в одном спокойном месте, отдохнёшь, подлечишься, там, недалеко, есть стадион, будешь на нём разминаться. Да и друга подтянешь. За вами будут приглядывать, по мере возможности. Надеюсь, больше не попадёшься? – папа пытливо взглянул мне в глаза:
- Думаю, нет, ты повзрослел, многое понял. Удачи тебе, сын!
Нас поселили в бараке на улице Черёмуховая 5. Это уже в Москве, в рабочем районе.
Бараки бывают разные. Бывают вообще, с проходными комнатами, но у нас был вполне цивилизованный барак, общий длинный коридор, двери налево и направо. Вход из коридора прямо на кухню, без всяких там прихожих. Направо вешалка, налево рукомойник с помойным ведром, отопление печное. Остальные услуги во дворе, в старом покосившемся общественном туалете.
Возле окна обеденный стол и печка, её топили бурым углём. Это такой уголь, который только горит, но не греет, сколько засыплешь, столько и вынимаешь. Но сготовить на плите обед вполне можно.
Готовила Алёнка, не подпускала меня к плите, сердито сопя. Девчонка была с норовом. Знала, что у меня лучше получается, а упёрлась!
Это в первое время она позволила мне сготовить обед, когда нас привели в эту квартиру. Квартира в бараке была однокомнатная, принадлежала одинокой женщине лет тридцати пяти – сорока. Алёнка у неё была единственной дочерью. Нас приняла безразлично, даже с каким-то облегчением.
Как позже оказалось, Алёнка боялась оставаться ночью одна, приходилось соседей просить приглядывать за девятилетней девочкой. Теперь же мы жили втроём, потому что мама Алёнки почти исчезла с горизонта.
По договорённости мы должны были присматривать за девочкой, но девочка есть девочка. Она сразу стала командовать нами. Теперь мы прописались в сарае, где рубили дрова, носили оттуда уголь, также ходили по воду на колодец. Колодец был почти за квартал от нашего дома.
Так вот, попробовав Алёнкину стряпню, я предложил готовить по очереди. Сготовил только один раз, после чего Алёнка разревелась и долго не разговаривала со мной. Пришлось уступить девочке.
Конечно, не весь день мы занимались хозяйством, находили время и поиграть.
Зяма с Алёной вполне нашли общий язык, играл с ней в тихие игры, такие, как в дом, выдумали какую-то страну, даже меня втягивали в игру. К своему удивлению, я испытывал сладость от такой игры, как будто на самом деле был малышом.
Думаю, это естественная реакция организма на перенесённый стресс. Маленький мальчик во мне стремился спрятаться от внешнего мира, старался восполнить потерянное ощущение детства.
Мыться мы ходили в местную баню. Чтобы было меньше вопросов, старались прийти к открытию, почти с утра. Ведь основная масса желающих помыться и попариться приходила вечером, когда баня хорошо прогреется. К тому же, взрослые могли спокойно выпить вечером после бани, без риска выслушать ворчание жены.
Мы не учли одного: соседские мальчишки тоже приходили рано, чтобы можно было пошалить, без окриков со стороны взрослых.