Страница 10 из 76
Если барыга не в доле с милицией, сразу не кинутся на поиски, а если даже кинутся, нас ищут совсем другие люди. Как мне кажется, им не всегда по пути с милицией, слишком далеко они зашли.
И тут… Сначала я даже не поверил своим глазам!
К нашему берегу подошёл «ПАЗик», откуда сначала вышли воспитатели, мужчины. На воспитателей и их воспитанников у меня уже глаз был намётан! Они очень вежливо освободили самый неудобный кусок пляжа, и затем разрешили выйти из автобуса пацанам.
С огромной радостью я увидел бритые головы наших ровесников! Специнтернат!
Мы сделали заплыв, подождав, когда эта весёлая компания разденется и с весёлыми криками бросится в воду.
После этого мы спокойно выбрались на берег, где они расположились.
Трусы у нас были такими же, лица и головы не отличались от интернатских, разве что мы более костлявые.
Я внимательно осматривал ребят, отыскивая похожих на нас с Зямой. И они нашлись. Причём уселись рядом с нами.
- Привет! – поздоровался я.
- Привет! – не отказались пацаны.
- Сдёрнуть хотите? – поинтересовался я.
- А что? – насторожились пацаны.
- Мы с корешем попали в неприятную историю, надо спрятаться. Давайте так. Вы нам свою робу, кликухи, а мы говорим, где наша гражданская одежда, по рукам? Только быстро!
- Вас же быстро вычислят! – не поверили интернатские.
- Это уже наше дело! Нам главное, отсюда смыться! Ваш интернат далеко?
- Не очень, зато за колючей проволокой! Вам понравится! – усмехнулся старший и представился:
- Васька Жмых, он же Шмаков, а это – Сучок, или Сенька Короткин.
- Я Васька, - решил я, - а ты Сучок! – толкнул я поморщившегося Зяму. После чего ребята показали нам свою робу, а мы нарисовали на песке, где лежат наши вещи. Мы их специально разложили в разных местах, придавив камнями. Хоть что-то должно остаться.
Ребята уплыли, позаимствовав у нас червонец, а мы продолжали культурно отдыхать, приглядываясь к коллективу.
Перед уходом Васька с Сучком описали нам центровых парней, даже шепнули кое-кому о нас, чтобы не слишком удивлялись подмене. Оценив наш колоритный вид, пацаны не задавали лишних вопросов. Если они были не глупыми, могли сообразить, что спрятаться в закрытом интернате могли только сбежавшие из колонии, а значит, можно предположить, что мы выше их по статусу.
Но прощупать попытаются, уверен.
Когда, по мнению удивлённых относительным порядком воспитателей все накупались, мы построились, причём в нашу сторону уже поглядывали отдельные нехорошие личности, из числа гражданских. Провели перекличку, посчитали по головам, и велели рассаживаться по местам.
- Эй! Кенты! – тихо позвали нас сзади, когда мы уже сидели в автобусе, - Вы откуда?!
- Всё потом! – улыбнулся я самой хищной своей улыбкой, от которой верхняя губа, рассечённая побратимом, обнажила зубы вместе с дёснами, а перебитый нос съехал на сторону.
Роба скрыла, наконец, выжженный номер на плече. Кепка была с большим козырьком, почти скрывающим лицо.
Честно говоря, я был доволен. Сейчас поужинаем, воспитатели проведут перекличку, и спать…
Ну, спать нам вряд ли дадут, спросят, кто такие… но, думаю, договоримся.
Уйти отсюда? Да как два пальца! Деньги есть, купить майку с кедами можно.
Где я деньги прятал? Да в трусах! Это очень просто.
А вот Зяма что-то совсем раскис. Привалился к окну и отключился. Кое-как его растолкал, когда приехали. Нехорошо ему было, не отпускали видения плохой гибели пацанов на берегу озера.
С трудом уговорив его отстоять построение, попросил ребят помочь отвести в столовую.
Там Зяму затошнило.
- Что с ним? – подошёл дежурный воспитатель. Чёрт! Только этого не хватало! Я опустил голову, но, на моё счастье, сидящий рядом пацанёнок вскочил и сказал:
- Перегрелся на солнце, Борис Николаевич! Разрешите проводить Сеньку в уборную?
Воспитатель кивнул, и отправился дальше. «Сеньку» проводили, умыли холодной водой, и привели уже в более-менее живом состоянии. Всё-таки нормальные пацаны в интернатах и колониях сидят. Отморозков мало. Жаль, что в будущем станет немного по-другому, понятие «мы» заменят на понятие «я». Мне хорошо, а на остальных нас…ть!
После ужина, увидев, что мы едва держимся на ногах, ребята спрятали нас в пионерской комнате, где у них была устроена лежанка, за огромным портретом Ильича.
Пионерская комната была чем-то вроде Красного Уголка, где ребята в свободное время читали книжки, слушали радио, даже телевизор здесь был.
Обычно комната всегда открыта, но ключ от неё всё же был, и сейчас, уложив нас, Миха, парень лет пятнадцати, выставил всех отсюда, и закрыл дверь, оставив нас одних.
Мы отключились. Мне уже приходилось переживать подобные стрессы, а вот Зяме пришлось тяжело. Он вскрикивал во сне, плакал, мешал спать.
Пришлось встать, потом сесть рядом с ним, положить его голову на свою костлявую грудь и петь колыбельную, которую мне напевала когда-то, кажется, в прошлой жизни, Лена, маленькая целительница.
Худо-бедно, но мы отдохнули. После вечернего построения и переклички, мы собрались в Пионерской комнате, куда старшие пришли, послушать нас. Мелкие принесли кое-какой еды. Подумав, я осторожно рассказал, конечно, не сказав всей правды, что мы вырвались из настоящего рабства.
Чтобы не быть голословным, показал выжженные номера на плече и ягодицах. Парни прониклись.
- Мне надо будет позвонить, - сказал я, - тогда за нами приедут.
- Телефон в кабинете директора, - почесал затылок Валентин, старший из центровых, - но есть и у охраны. Но там ещё более нереально, мужики там серьёзные, никогда не спят.
- Тогда надо говорить с директором, - решил я. – Нормальный мужик?
- Нормальный, - вздохнул Миха, - как говорят в кино, строгий, но справедливый. Если нет другого выхода, попробуй убедить.
Зяма всё не мог успокоиться, сидел вплотную ко мне и дрожал. Мне пришлось обнять его одной рукой, прижав к себе.
- Что с ним? спросил Валентин.
- Он потерял сегодня самого близкого друга. Его убили.
- Кто убил? – спросили просто так ребята, понимали же, что враги.
- Я.
Подождав, когда ребята придут в себя, глядя, как я прижимаю к себе близкого друга убитого мной мальчишки, положившего мне на плечо свою бритую голову, пояснил:
- У его друга было ранение в живот, к тому же перебит позвоночник. Времени не было. Мы не могли его взять с собой, не могли бросить. Пришлось прекратить его мучения.
- Ты тоже сегодня потерял лучшего друга, - напомнил мне Зяма.
- Зато нашёл другого, - крепче обнял я его.
- Я тоже! – улыбнулся Зяма.
Ребятам оставалось только молча смотреть на нас.
- Всё познаётся в сравнении, ребята! – сказал я, - Надеюсь, эта ночь будет спокойной, давайте спать. Мы не отдыхали, скоро уже год будет.
Ребята засуетились, проводили в спальню, где уже все улеглись, показали наши кровати, которые стояли в разных местах спальни.
- Я буду с тобой спать! – решительно заявил Зяма.
- Ты мне всю ночь спать не дашь! – возмутился я, - Опять воевать будешь!
Зяма, заплакав, пошёл к себе. Тогда Миха решительно согнал с постели моего соседа и отправил его на место Зямы. Мы легли рядом. Когда раздевались, ребята с содроганием смотрели на наши скелеты, обтянутые коричневой рваной кожей. Увидев их лица, я улыбнулся, и сказал:
- Ведите себя хорошо, не попадёте в ад!
Мне показалось, ребята приняли мои слова к сведению вполне серьёзно.
- Хоть бы ребята не попались! – пожелал я перед сном. Зяма взял мою руку, и успокоился.
- Почему «Зяма»? – шёпотом спросил я его.
- А! – ответил друг, тоже шёпотом, - Вообще-то я Зосима, Зося. Пусть уж лучше будет Зяма!
Директора интерната звали Артур Ниязович Ниязов.
Был это крупный представительный мужчина за сорок, одет в белую рубашку с коротким рукавом и светлые брюки. Я его видел мельком, на утреннем построении, когда директор выходил из служебной машины, направляясь в административный корпус.