***надцать лет спустя

Лариса тоже глубоко вздохнула, пытаясь подавить эмоции, но не получалось. Жалость и уважение по отношению к Ольге, сочувствие Тимофею и… горячая злость на Сашу. Такая, что она всерьез опасалась не сдержаться и выскочить сейчас из кабинета, пойти его искать, желая высказать всё, что думает о его подковерных играх. Но всё же не могла не спросить:

- Зачем вы мне это рассказали?

- Затем, что Тимофей и Александр друзья. У них бывают разногласия, но… Оказывается, это именно он вытащил Тима из той деревни в Чечне, где его держали много месяцев. Нарушил приказ, попал в плен. Рисковал собой ради незнакомого мальчишки. И я знаю, что мой муж до сих пор важен для него. Наверное, это какая-то форма комплекса ответственности за того, кого спас. А ещё для Александра очень важны вы, Тимофей сказал, что ни разу не видел такого – Чернышов ведь наплевал на дела, на то, что рискует своей репутацией и просто свободой ради женщины. Вы особенная для него. А раз наши мужчины дружат, то и мы будем хоть и редко, но видеться. Я знаю, что вы такая же жертва того, кто шантажировал меня, он ведь и вас подставил с этими переводами, поэтому рассказала, чтобы между нами не было непонимания. Я только очень прошу – не рассказывайте никому эту историю.

Ольга смотрела на неё даже слишком серьезно, будто испытующе. И в чем-то Лара ей даже завидовала. Например, её слепой вере собственному мужчине, уверенности в своих пусть и неправильных, но нужных действиях. Пусть не в глазах окружающих нужных, но в своих собственных. Инстинктивная попытка защитить того, кто, по большому счету, в защите и не нуждается, но то он и инстинкт.

- Об этом могли не просить, я никому не скажу.

Оля кивнула, силясь улыбнуться, но получалось плохо. По её глазам было заметно, насколько тяжело дался этот разговор. Она открыла рот, собираясь сказать что-то ещё, но тут с грохотом распахнулась дверь кабинета.

Лариса тоже вздрогнула и даже машинально выставила перед собой так и не выпущенную из пальцев ручку. Прямо почти джедайский меч.

Чернышов не был ни запыхавшимся, ни взмыленным, даже дышал ровно и спокойно, но по глазам было заметно, насколько он напряжен. Если по Оле просто скользнул взглядом, удостоив только мимолетного кивка, то на Ларису смотрел неотрывно и с беспокойством. Скорее, даже с ожиданием чего-то неприятного, но неизбежного.

- Простите, что помешал. – Вот как раз извинения в его голосе не было совершенно. Разве что намек, причем, почти оскорбительный в своей прямоте. – Ольга, Тимофей ждет тебя внизу на проходной.

Не понять этот намек было невозможно, потому Оля, бросив в сторону Лары сочувственный взгляд, тихо попрощалась и вышла.

Лариса тоже встала, но пошла не к двери. Она встала ровно напротив Саши, так, чтобы без помех смотреть в его глаза.

- Ты мне соврал. Ты знал, кто отправляет деньги, и каждый день врал мне, - прозвучало это глухо, но без надрыва. Наверное, сказались внутренние уговоры, не зря же до его прихода пыталась успокоиться. – И если ты сейчас придерешься к формулировке, что каждый день этого не говорил, я тебя ударю!

К концу она все-таки сорвалась на крик. Хотелось не только кричать, но и стукнуть его. Хотя бы раз, но крепко, чтобы хотя бы через физическую составляющую понял, как ей сейчас больно.

- Если станет легче, ударь. Да, я виноват, что не сказал про Ольгу.

- И? Прекрасно, что виноват, мы выяснили, а дальше что? – чтобы не было искушения всё-таки треснуть его, Лариса скрестила руки на груди. И несколько раз сглотнула, пытаясь подавить подступившие уже близко-близко слезы.

- Ты имеешь право злиться, признаю, - Чернышов осторожно положил ладони на её плечи, Лариса тут же раздраженным движением их сбросила. – Но в моей профессии часто встречается такое, что я не обсуждаю никогда и ни с кем. Не потому что не доверяю. – Хотя и это тоже, но об этом только подумал, не став озвучивать вслух. – А потому что деньги далеко не всегда бывают чистыми. И во время работы я иногда столько дерьма раскапываю, что самому не по себе становится. Поэтому и привык молчать о своих делах.

- Господи, как же у тебя всё сложно… Ладно, поначалу ты действительно не мог сказать, согласна, но потом – почему? Или хочешь сказать, что целовал меня, спал со мной, а сам при этом продолжал думать, что это я вымогаю деньги у жены твоего друга?!

- Не говори ерунды! – Он тоже повысил голос, не особо волнуясь о том, что их разговор может кто-то услышать. – Я никогда всерьез не рассматривал тебя, как участника этой аферы. Если только невольного, как и оказалось.

- Вот спасибо, что хоть в главные злодейки не записал, - Лариса всё-таки сделала шаг и встала вплотную к нему. – Саш, скажи, как мне тебе верить, когда ты если не врешь, то не договариваешь? На кой черт нам тогда эта игра в отношения? - Слезы все-таки потекли, но хоть без рыданий. Правда, она и сама этого не заметила, так и стояла, запрокинув голову, чтобы смотреть в его лицо. – Я ведь вчера просила тебя не врать и не придумывать. Ты обещал, а сегодня…

- Ларискаааа… - прозвучало это даже не обращением, а стоном. На её щеки легли прохладные пальцы, тут же начавшие осторожно стирать влагу. – Прости. Поначалу действительно не собирался рассказывать про Ольгу и подозрения насчет вашей фирмы, собирался присмотреться, понять, что вообще происходит.

- А потом? – его руки она не отталкивала, но и к ласкам осталась глуха. Слишком больно и обидно было, чтобы воспринимать всерьез что-то помимо своих переживаний. Но несмотря на эти боль и обиду Лариса ясно понимала, что снова в сердцах рвать, гордо прогоняя, не станет. То, что с ними произошло тогда, реакция импульсивных подростков, а не нынешних взрослых людей. Пусть в эту минуту она зла до чертиков, но вместе с тем понимала, что даже сейчас любит его и потерять вот так, в угоду удовлетворения уязвленного самолюбия, не хочет.

- А потом не хотел говорить, чтобы не было такой реакции, - честно признался Чернышов. – Понимал, что ты можешь обидеться, вот и собирался закончить это дело так, чтобы оно больше никак тебя не коснулось.

- Ну что ж, у тебя явно не получилось, - усмешка получилась горькой, как и общее впечатление от этого разговора. – Саш, я знаю, что ты трудоголик, и принимаю это. Только пойми, я согласна занимать второе место в твоей жизни только в одном случае – если на первом будет наш ребенок. Ребенок, а не работа. Подожди, дай договорить! Я уважаю то, чем ты занимаешься. Я горжусь тем, чего ты достиг. Но я не стану приложением к тебе, внимание которому достается по остаточному принципу. И я не могу сейчас поехать с тобой, потому что у меня тоже есть работа и обязательства. Может, с твоей точки зрения они ничего не стоят, но это моя жизнь, которую я строила эти проклятые пятнадцать лет. И, да – мне страшно ехать с тобой. Потому что здесь я это я, а там… Я не знаю, чего ждать, и очень боюсь этого.

- Глупость какая! Можно подумать, я тебя в рабство угоняю. Будет так же, как и тут. Захочешь, будешь работать, не захочешь – дома сидеть, вопрос денег тебя вообще не коснется.

- Саш, ты можешь представить меня, сидящей дома? - Она раздраженно отмахнулась, всё больше злясь на его непрошибаемость. – Вот просто изо дня в день просиживать у тебя на шее и тупеть?

- Тогда вообще не вижу проблемы, если захочешь, сделаю тебе такую же фирму, как здесь, - он не понимал суть её претензий, но всё ещё чувствовал себя виноватым за косяк с Ольгой, оттого раздражался. – Что тебя конкретно пугает?

Она вздохнула. Тяжело, со всхлипом.

- То, что вот прямо сейчас я не понимаю, чему верить.

Он тоже вздохнул. Не меняя тяжело, хоть и без всхлипа, зато с изрядным нетерпением:

- Ларис, в свою работу я тебя посвящать не буду. Причины уже озвучил.

- Да не нужна мне твоя работа, чахни над её секретами, сколько влезет! Только помни, что, помимо неё, есть много других важных вещей. В том числе и близкие люди.

Лара опустила голову, будто из неё выпустили весь воздух. Ругаться ей уже не хотелось. Да и вообще ничего не хотелось, разве что оказаться одной, свернуться клубком и… Нет, не нареветься всласть, а уснуть суток на двое. Потому что сейчас она слишком запуталась и в его и своих ожиданиях, во всем том, что узнала за последние сутки.