Страница 9 из 12
Несмотря на второе место, в школе нас все равно поздравили, и мы снова были нарасхват, концерт за концертом. Больше всего запомнились юбилейные торжества в Харьковском университете – сто пятьдесят лет, как-никак.
Помню, мы быстро и почти бесшумно заняли свои места на сцене. Открылся занавес, и перед нами предстал громадный полутемный зал, заполненный до отказа. Такого мы еще не видели. Раздались аплодисменты, хотя мы еще ничего не исполнили. Оказалось, аплодировали не нам, а какому-то человеку. Он что-то сказал в микрофон, и под барабанную дробь солдаты парадным шагом внесли на сцену знамена. Их сопровождал вооруженный почетный караул. Мы так увлеклись, рассматривая оружие часовых, что чуть, было, ни прозевали команду Софьи Ефремовны.
Как обычно, исполнили оба гимна. Все время, пока пели, нас снимали большими кинокамерами. Сначала издали, а потом подошли к хору почти вплотную. Некоторых ребят снимали, чуть ни в упор. Представляю, что они чувствовали и как пели, когда их снимали.
Потом стало скучно. С трибуны подолгу говорили какие-то люди. А мы стояли и стояли, почти недвижно. Так же стояли и часовые у знамени. Одному из них тоже стало скучно, и он начал нам подмигивать и даже строить рожицы. Мы начали кривляться в ответ. Откуда-то сзади тут же послышался сердитый шепот Софьи Ефремовны:
– Прекратите немедленно. На вас смотрят сотни людей. Стойте смирно.
Ее, конечно же, послушались и на солдат перестали обращать внимание. Вскоре с интересом посмотрели смену караула у знамени. Вот только нас никто не менял. Еле дождались следующей смены караула, но смотреть уже было не интересно.
Наконец, перед хором появилась Софья Ефремовна и дала команду “приготовиться”. Мы облегченно вздохнули. Снова исполнили гимны и посмотрели вынос знамен. И вот дали занавес. Едва он закрылся, мы начали прыгать с наших подставок – ждать своей очереди уже было невозможно. Как только выдержали, простояв на них почти три часа.
– Молодцы, ребята, – похвалила руководитель хора, забыв даже о наших шалостях.
Домой мы тогда вернулись очень поздно.
За год мы привыкли к девочкам, которые, как и мы, стойко переносили все, что выпадало на долю хористов. И вот мы в очередной раз начали готовиться к школьной олимпиаде. Снова часами пели “Марш нахимовцев”, шлифуя многоголосное пение, но, как и год назад, Софья Ефремовна была недовольна:
– Ну не подходят здесь женские голоса. Песню менять поздно. Новую не успеем. Даже не знаю, что делать. Опять провалимся, – пожаловалась она пианистке.
Состав хора был сформирован лишь за три дня до районной олимпиады. В него вошли все мальчики и лишь десять девочек. Как же были огорчены наши девчонки, когда прочли список участников олимпиады! В хоре девочек уже было гораздо больше, чем мальчиков. И теперь толпа девочек ринулась на сцену, и они все там горько плакали, а Софья Ефремовна с пианисткой целых полчаса их утешали.
Всех, кроме участников олимпиады, отпустили, а мы заняли свои места на сцене и продолжили репетиции.
– Нет, это не выход. Все равно слышно, – сказала Софья Ефремовна пианистке и задумалась, – Так. Сейчас поют одни мальчики. Девочки не поют, а только слушают, – объявила она. Мы спели и по радостному выражению лица руководителя хора увидели, что это то, что надо.
Так же мы пели и на всех олимпиадах – девочки подпевали совсем неслышно, в четверть голоса, но об этом никто не знал, даже хористки, не попавшие на олимпиаду.
И мы, наконец, впервые стали победителями республиканской олимпиады, которая в том году проходила не в Киеве, а в Харькове.
Нас наградили грамотами, которые получили все участники, даже девочки, которые только для вида стояли с нами на сцене.
– А вам за что грамоты дали? – возмущался все тот же зловредный, теперь уже четвероклассник.
– За красоту, – ответила одна из девочек, и все дружно рассмеялись.
Благодарность директора школы объявили всем хористам.
А вскоре на одном из занятий радостная Софья Ефремовна объявила:
– Ребята, начинаем разучивать новую песню “Летите, голуби”, – она кивнула пианистке и запела:
Летите, голуби, летите,
Для вас нигде преграды нет.
Несите, голуби, несите
Народам мира наш привет.
Пусть над землею ветер стонет,
Пусть в темных тучах небосвод.
В пути вас коршун не догонит,
С пути вас буря не собьет!
Песня сразу понравилась всем, а когда запели ее хором, стало ясно: она подходит и девочкам, и мальчикам.
Уже через неделю мы исполнили ее в варианте многоголосного пения. Меня снова вернули в солирующую группу, которая стояла перед хором и вела свою партию.
Казалось, мы пели великолепно, но Софья Ефремовна пробовала все новые и новые варианты исполнения. И было заметно, как от варианта к варианту мы звучим все лучше и лучше. И мы не роптали от тех бесконечных повторов. Песня нам по-прежнему нравилась.
А однажды нас пригласили на хор с третьего урока. Такого еще не было. Весь урок мы, как обычно, распевались, а в начале четвертого урока в зал вошел директор школы с каким-то невзрачного вида мужчиной. Софья Ефремовна тут же бросилась им навстречу, провела обоих на сцену и усадила.
Потом нас подняли, и мы стоя исполнили песню “Летите голуби” в последнем варианте. Мы очень старались, ведь пели в присутствии директора школы, который был у нас редким гостем. Он приходил, чтобы вручить грамоты или объявить благодарность.
Едва кончили петь, нам неожиданно зааплодировал неизвестный, пришедший с директором. И только тут Софья Ефремовна объявила, что это композитор Исаак Осипович Дунаевский, сочинивший песню, которая нам так понравилась, и которую мы только что исполнили. И еще она сказала, что он тоже харьковчанин, поскольку, как и мы, вырос в нашем городе.
Она еще что-то говорила, но я уже не слушал. Я впервые в жизни видел живого композитора. Нет, не такими их себе представлял, этих поэтов и композиторов. Ведь в фильмах видел их в усах и бороде, одетыми во фраки, с бабочками вместо галстуков. А перед нами был обычный человек, встретив которого на улице, никогда не догадаешься, что он композитор.
Потом он немного поговорил с Софьей Ефремовной, и мы исполнили несколько вариантов его песни.
– Нет, Софья Ефремовна, ваш первый вариант лучше всех, которые когда-либо слышал, – сказал Дунаевский. Впрочем, мы это знали и без него, – До свидания, ребята! Желаю вам победы на олимпиаде, – напутствовал нас композитор.
– Спасибо! – дружно прокричали мы и, подражая Софье Ефремовне, зааплодировали.
Под наши аплодисменты они с директором вышли из зала, а нас тут же отпустили в классы.
Той весной к нам приходило много композиторов, но их песни мы не пели, а потому исполняли для них две-три песни из нашего репертуара. Им нравилось. Не пели лишь ту великолепную песню Дунаевского, поскольку приготовили ее к всесоюзной олимпиаде.
И мы с нетерпением стали ждать поездку в Москву, ведь теперь мы были большими и могли защищать честь школы, где угодно.
Но, ждали напрасно. Недели через две узнали, что от Украины в Москву поехал какой-то сборный киевский хор, который даже не участвовал в республиканской олимпиаде.
Софья Ефремовна была расстроена не меньше нашего, но вскоре ее вызвали в Киев и наградили медалью.
Начались летние каникулы, и я все лето провел в ожидании поездки в пионерлагерь “Артек”. Лишь осенью узнал, что меня обманули с “Артеком”, как и весь наш хор с поездкой в Москву. Обиженный несправедливостью, целую неделю не ходил в школу и, разумеется, на хор. А когда меня вернули на занятия, песню “Марш нахимовцев” петь не захотел.
– Зарецкий. Уснул? – сделала замечание Софья Ефремовна, когда обнаружила, что не слышит моего голоса. Но я упорно молчал, – Стоп! В чем дело, Зарецкий? – остановила она хор и обратилась ко мне.