Коктейльные вечеринки

– Ну, студентов подряжаешь раздавать, – сказал Ананьев. – Для этого пять лет училась?

Вопрос был, скорее всего, риторический, но даже если бы Ананьев ожидал на него ответа, Маша такого ответа не знала. То есть зачем училась последний год, знала: чтобы на работу устроиться. Пиарщики и маркетологи нужны везде, делать им везде надо примерно одно и то же, хоть травяные чаи продавай, хоть игуан; этому она за последний год и выучилась на курсах маркетинга. А чему училась четыре года до того…

– Почему по основной специальности не стала работать?

Ананьев как будто подслушал Машины мысли. Хотя, скорее, просто уловил ее замешательство.

– Не хотела всю жизнь иметь дело с социально неадекватными людьми, – ответила она.

Правду ответила, между прочим. А подробности для него не важны. Да и с какой стати объяснять постороннему человеку, что основная специальность просто оказалась первой, которая попалась ей на глаза, когда она стала размышлять, каким образом вырваться после школы из родного города. Вырваться надо было дозарезу, и затевать рискованные авантюры с непредсказуемым финалом, вроде театрального института с его бешеным конкурсом – этого она себе позволить не могла, хотя именно авантюры лучше всего соответствовали ее характеру. Тогдашнему, во всяком случае, характеру. А психфаки с бюджетными местами имелись чуть не в каждом московском вузе, куда-нибудь да пройдешь. Так она рассудила – так и вышло.

– Тяжело с тобой, Морозова, – вздохнул Ананьев.

– Почему?

– Потому. Ведешь себя, будто у тебя талант имеется.

– Может, и имеется!

– Именно что может. А может и нет. Это когда еще выяснится. А жить, как все люди живут, не хочешь уже сейчас. Потому и тяжело с тобой. Хотя человек ты легкий. Такой парадокс. Язык подвешен, увлечь умеешь. Бренд-брифы твои читаю – песня. Сам бы чай травяной пил, если б… Короче, ты мне нравишься, – закончил он. – И пора тебе расти.

– А зарплата вырастет? – тут же поинтересовалась Маша.

Задушевность его была неожиданна, но оплата нового жилья заставила приуныть так, что это был главный вопрос, который ее сейчас волновал.

– Заработаешь – вырастет, – хмыкнул Ананьев.

В том, как он смотрел маленькими слоновьими глазками, было что-то такое, чего она никогда раньше в нем по отношению к себе не замечала. Доверие? Да, точно. Может, оно было с его стороны лестью. А может, и нет! Как ни есть, то и другое приятно.

– Навешал? – с сочувственным любопытством спросила Зуева, когда Маша вернулась из ананьевского кабинета.

– За что? – усмехнулась она.

– За православного.

Все-таки Ленка не изощрена в интригах. Сплетничать и доносить по мелочи, даже не умея этого скрыть, вот ее потолок.

Зуева сообразила, что выдала себя, и смущенно пробормотала:

– В смысле, от начальства же ничего хорошего не ожидаешь…

– А напрасно. – Маша улыбнулась широкой улыбкой. – Ты, сказал, Морозова – гений пиара.

– Прям так и сказал, гений?

– Так и сказал. К тому же красива ты, Морозова, особенно плечи, и обаяние у тебя невдолбенное, все клиенты говорят. И пора тебе поэтому, сказал, в начальники выходить.

– В какие начальники? – опешила Ленка.

– Вот как раз сейчас обдумываем. Он у себя на рабочем месте, я у себя.

Маша сосредоточенно уставилась на экран и застучала по клавиатуре, стараясь, чтобы глаза так и светились вдохновением. Писала, правда, самое обыкновенное письмо на фабрику, где упаковывали продукцию – выясняла, отправили ли чай журналистам, которых две недели назад она приводила посмотреть производство. Позавчера она отослала перечень тех, которые отписались по результатам презентации, и теперь надо было проверить, выполнены ли условия бартера и точно ли послали каждому журналисту по две коробки чая, а не решили обойтись одной.

Но что она пишет, Ленке не видно – пусть помучается.

Такие письма не требовали ни умственного напряжения, ни даже особой сосредоточенности, и все постороннее, что лезло сейчас в голову, составлять их не мешало.

Если бы она была не она, а московская девочка из хорошей семьи, то бросила бы психфак самое позднее после третьего курса, во время практики. Но не то у нее было положение, чтобы она могла себе такое позволить – бросить учебу за год до окончания бакалавриата, да еще учебу в вышке. Она и не бросила, но июль тот запомнила. Хотя ничего особенного не было вообще-то в том, чем она занималась в психологической консультации, куда ее направили на практику. Беседовала с людьми, которые хотят изменить свою жизнь, то есть делала бесплатно то, что в ближайшем будущем предстояло делать за неплохие деньги.

– Работа мне в общем-то нравится. Я библиотекарь. Зарплата, конечно, маленькая, но где большая зарплата. В общем, я не из-за денег. Просто хотелось бы сменить работу. Вот, пришла с вами посоветоваться.

Лет ей было сорок девять, взгляд у нее был прямой и ясный, без сумасшедшинки. Обычная женщина, обычное желание.

– А какую работу вам хотелось бы? – спросила Маша. – Что вам нравится делать?

Наверное, надо было бы спросить «что вы умеете делать?», но она подумала, что такой вопрос может показаться клиентке обидным.

– Об этом думала, конечно, – кивнула та. – Я в театральном кружке занимаюсь – наверное, что-нибудь из этой сферы.

– Из театральной, что ли?

Идея оказалась такой неожиданной – еще более неожиданной от того, что высказана была простым и естественным тоном, – что Маша не сумела сдержать изумления.

– Да. Мне нравится на сцене играть.

– А… – Маша не знала, что на это сказать, и спросила: – А какая у вас любимая роль?

Полная рыхлая женщина сорока девяти лет смотрела на нее ясным взглядом выпуклых глаз и улыбалась безмятежной улыбкой.

– Кот Базилио, – ответила она.

Следующие пятнадцать минут разговора подтвердили, что клиентка не обманывает – действительно собирается сменить работу.

– Наверное, надо в театры показываться, – с самым серьезным видом рассуждала она.

– В какие? – спросила Маша.

– Я хочу во МХАТ или в Малый. Или в Моссовета, может. Мне, знаете, всякие эти новомодные не нравятся.

Маша не представляла, как провести время, остающееся до конца консультации. Объяснить, что лучше поискать другой вариант для смены деятельности? Конечно, надо было бы сделать именно это, и она могла бы, наверное, объяснить как-нибудь осторожно… Но словно столбняк на нее напал. Не то что не находила нужных слов – нашлись бы. Но не могла заставить себя относиться всерьез к этой пустой самоуверенности, к торжествующему непониманию жизни, ее причин и следствий, самых простых ее связей. С чего начинать объяснения? Надо бы с того, что Земля круглая, – не факт, что клиентка это знает.

Маша представила, что подобное придется делать всю жизнь, и ее прошиб холодный пот.

«Я не хочу! – подумала она с ужасом. – Зачем мне это?!»

– Вам нехорошо? – сочувственно спросила женщина. – Жарко тут. Надо кондиционер повесить.

– Что?.. – вздрогнула Маша.

– Жаркое лето в этом году будет, – повторила Ленка Зуева. – Еще Нострадамус предсказал. Или Ванга.

– Ванга погоду не предсказывала.

– Откуда ты знаешь?

Оттуда, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Такое объяснение лучше всего подошло бы.

И чем Ленка так уж сильно отличается от той тетки, которая собиралась играть кота Базилио в Малом театре? Никакой разницы по сути. И в чем так уж сильно изменилась Машина жизнь от того, что она работает не в психологической консультации, а в фирме по продаже травяных чаев? По сути ни в чем.

«Ну и зачем ты в голове это вертишь?» – сердито подумала она.

Думать о чем бы то ни было без смысла – этого Маша не понимала. А смысл размышлений в действиях, хоть в каких-нибудь, иначе и размышлять не стоит.

«Может, мне тоже в драмкружок пойти?» – подумала она.

Но дурацкая мысль не придала ей бодрости, как обычно это бывало.

Однако перспектива повышения зарплаты бодрила по-прежнему, и она сосредоточилась на том, что должно было к этому привести – на выдумывании какого-нибудь феерического проекта, которого до нее никто не выдумывал, да и она бы не стала, если бы не.