Страница 2 из 8
Глава первая
Моя вненаходимость
Выдающийся русский философ М. М. Бахтин привнес это прекрасное слово и стоящее за ним понятие в русский язык. Я его знала, но была уверена, что в мой лексикон оно вряд ли когда-нибудь войдет и должно остаться инструментарием для философов, но не для меня, музыканта-практика. Пришло время – и я его вспомнила, потому что силою обстоятельств пришлось поменять хорошо обжитый мир русской (советской) музыкальной жизни на неизвестный западный. Приехала я в Нидерланды по семейным обстоятельствам. Долго задерживаться мы не собирались, срок пребывания был ограничен тремя-четырьмя годами. Но, как известно, нет ничего постояннее временного, и вот живем мы в Голландии уже двадцать пять лет.
Хотела я или не хотела (скорее, последнее), но местный уклад со своим очарованием, странностями, особенностями все равно вошел в мою жизнь. Я с изумлением заметила, что и с моих окон исчезли как-то неожиданно занавески, сами собой свернулись и отправились в кладовую ковры, комнаты избавились от ненужной мебели. В сарае появились велосипеды, и в хорошую погоду просто тянет поехать на море вечером, посмотреть на закат в полной тишине в компании многочисленных голландцев, которые сделали традицией наблюдать, сидя за бокалом вина, погружение солнца в свое всегда холодное Северное море.
Эти бытовые пристрастия менялись безболезненно, как-то сами собой, тем более что быт никогда не был тем, что могло бы изменить мою сердцевину. Чего не скажешь о сложившейся системе профессиональных воззрений, которая претерпела за прожитые там годы значительные изменения, часто весьма болезненные.
Я приехала в чужую страну в полной уверенности, что наша система музыкального образования является самой лучшей, в общем-то, практически ничего не зная о том, как обстоят дела у них. Жизнь посылала много сигналов, намекая на то, что не следует быть такой уж категоричной.
Что же это были за сигналы, из-за которых все мои подсистемы: профессионал-любитель, учитель-ученик, исполнитель-слушатель, программы, методики, стратегические цели, продуманные репертуарные тактики, одна за другой стали давать трещины?
Как-то раз мой муж, сотрудник крупной международной организации, сообщил мне, что мы приглашены на концерт его шефа, директора юридического департамента. В программе был объявлен Концерт для валторны с оркестром, сочиненный этим самым шефом. Моей иронии не было предела, но этикет надо было соблюдать. После концерта мне пришлось самой себе признаться, хотя и с большой неохотой, что мне, музыканту-профессионалу, такого концерта не написать, хоть я и нашла некоторые огрехи в форме финала, что совершенно не облегчило досады от этого неожиданного признания. После этого сигналы о необходимости некоторой корректировки моих профессиональных и человеческих воззрений просто посыпались. Знакомый дипломат, советник-посланник австрийского посольства, попросил меня подыграть в его квартете, он готовил программу прощального концерта для друзей и сотрудников по причине своего отъезда. Играл он очень хорошо, как и его коллеги по квартету, сотрудники посольства. Репетировали мы в его доме, в большой комнате, где была представлена его коллекция военных мундиров времен наполеоновских войн. Британский посол, чью дочь я учила играть на скрипке, пригласил меня на свою лекцию по истории английской музыки. Провел он ее с таким блеском, что опять пришлось признаться себе, что мне далеко до такого уровня знания этой значительной части европейской культуры. Когда я решила получить фортепианный диплом, для того чтобы не чувствовать себя самозванкой с многочисленными учениками, пожелавшими учиться у меня играть на двух инструментах, то несколько лет ездила в Манчестер, где каждое лето проводится летняя фортепианная школа. С утра до вечера я находилась на многочисленных занятиях этой школы. В перерывах, в столовой, можно было сидеть по соседству с Питером Донохоу, например, который среди многих других выдающихся пианистов вел мастер-классы и индивидуальные занятия с желающими. Там мне удалось познакомиться и найти общий язык с некоторыми постоянными слушателями этой школы, которые не могли представить себе своего летнего отпуска без поездки в Манчестер. Среди них был один доктор, хирург, который в учебные часы играл Этюды-картины Рахманинова и делал это очень хорошо. Так вот в этой столовой, обменявшись с ним своими соображениями по поводу некоторых фактов из биографии Шуберта, я, слава богу, вовремя замолчала, потому что он знал каждый день, проведенный Шубертом с утра до вечера, каждое слово, сказанное им, и каждую ноту, сочиненную им. Особенно его интересовали вопросы здоровья композитора, что очень понятно, учитывая его профессию.
Таких примеров я могу привести множество. Словом, я открыла для себя аматёров, любителей и знатоков музыки, которые зарабатывают себе на жизнь другими видами профессиональной деятельности, а музыкой они занимаются совершенно бескорыстно, работая докторами, бухгалтерами, пасторами, директорами музеев, дипломатами, инженерами в компании Шелл, да мало ли кем. И надо сказать, что у моих друзей-любителей не было ко мне какого-то особенного по причине моей «профессиональности» отношения. У них не было комплексов несостоявшихся профессионалов. Не было затаенной досады и, может быть, даже зависти, которая, по моему мнению, должна была каким-то образом проявиться: ведь мне удалось стать профессионалом, а им – нет. С их стороны было, скорее, некоторое сочувствие, ведь, по их мнению, у меня не было выбора: я должна была играть то, что мне говорили и так, как мне говорили и учить тех, кого я не хотела учить, для того чтобы зарабатывать деньги. А они любили и изучали музыку только по зову сердца, не привнося никакого денежного интереса в такое высокодуховное занятие. Они даже платили за это.
Надо сказать, что в Нидерландах созданы все условия для тех, кто занимался и занимается музыкой, но не сделал ее своей профессией, для кого выбор пал на медицину, математику, производственный дизайн, юриспруденцию… Кем же созданы эти условия? Да самими любителями музыки. Так повелось издавна: Голландия – страна всевозможных клубов и объединений по интересам. Никто не ждет от государства финансовых вливаний, деньги на аренду помещения и небольшой гонорар дирижеру (при создании любительского оркестра, например) закладываются в сумму взноса членов этого оркестра. В таких оркестрах играют и дети, и взрослые. Оркестры эти могут быть и симфонические, и камерные, и джазовые. По такому же принципу организуются и любительские хоры, коих в Голландии множество. Они могут «поднять» годовые циклы Кантат Баха и исполнить, например, на открытие моста или виадука в своей деревне «Кармину Бурану» Карла Орфа в сопровождении симфонического оркестра из соседней деревни. Существуют общества любителей музыки Баха и Генделя, например, компетенция которых в вопросах жизни, творчества и, особенно, понимания музыки этих композиторов, невероятно высока. Весьма популярны домашние концерты по разным случаям с привлечением в качестве слушателей родственников и соседей. Два раза в год, перед Рождеством и летними каникулы практически все частные преподаватели, а они составляют основной корпус учителей музыки, организуют «отчетные» концерты, и снять помещение церкви или небольшого концертного зала в это время становится сложноватым, но все-таки реальным, потому что и церквей полно и помещений, пригодных для проведения концертов, тоже достаточно. Арендная плата вполне адекватная, но, если вы хотите снять замок, купить небольшой камерный оркестр и, по случаю дня рождения вашего близкого человека не придумаете ничего лучшего, чем «подарить» ему свое исполнение фортепианного Концерта Гайдна, например, то тогда, конечно, придется раскошелиться.
Это открытие огромного количества любителей музыки, которые разбирались в ней не хуже меня, было первым из целой череды сюрпризов, полностью перевернувших мои профессиональные, музыкальные, педагогические и человеческие взгляды.