Страница 8 из 9
В это время занавес поднялся, и на сцену вышел Убальдо; он широко улыбнулся и напомнил публике, какое великое событие сегодня выпало всемирно известной Опера Популер. Его речь длилась несколько минут, и Эрик, наблюдавший за этим, потихоньку начинал терять терпение. К счастью, его слова наконец потонули в громе аплодисментов, и когда они стихли, на сцену вышел он.
Возможно, немного нерешительно, но вряд ли это кто заметил, кроме Кевина, который тоже притаился рядом со сценой, затаив дыхание. Он мало что знал наверняка, ему помогала его детская интуиция. И Маккаллистер понял, что все окружающие люди боялись Эрика, поэтому он не мог выйти к ним под своим именем. В чем была причина? Вероятно, в маске. Но это непонятно – что с того, что человек носит маску? Разве от этого он перестает быть тем, кем является? Мальчишка и сам чувствовал назойливое любопытство, но подавлял его, потому что знал – да, каким-то непостижимым образом знал – это разрушит их узы дружбы и доверия. Если мистер Эрик считает, что всем не нужно видеть его лицо… стоит уважать это мнение.
Мужчина бросил всего один взгляд на зал, и смычок коснулся струн. Сначала нежно, потом все увереннее и увереннее; скрипка оживала под его руками. Кажется, она пела историю этого человека, всю его судьбу. Меняясь, мелодия заставляла прочувствовать то, что нельзя выразить словами – боль отчаянья и неожиданный лучик надежды, который все равно находит себе путь в нашей судьбе.
Это был не «Торжествующий Дон Жуан», нет; это звучала музыка, рассказывающая о Призраке Оперы, причем им самим. И впервые – да, Эрик мог поклясться – впервые конец у этой истории был счастливым.
Когда последняя нота растворилась где-то в воздухе и мужчина поднял смычок, решившись снова взглянуть в зал, повисла тишина. Она продолжалась всего несколько мгновений, чтобы исчезнуть от таких оглушительных аплодисментов, каких Эрик никогда не слышал. Наверное, от того, что никогда не стоял на этой сцене перед людьми. Да, он и представить себе такого не мог… Даже оба директора встали со своих мест, восхищаясь талантом скрипача. Их примеру последовал весь зал, и весь свет Парижа рукоплескал загадочному Призраку Оперы, который стоял прямо перед ними и не верил, что все это действительно реальность.
И вдруг, словно очнувшись, Эрик едва заметно поклонился и мгновенно скрылся со сцены. Он не вышел на поклон, несмотря на оглушительные аплодисменты; мужчина взял за руку Кевина, и они оба направились в комнату, чтобы вернуть скрипку и освободить связанного там пленника.
- Вам понравилось играть на ней? – тихо спросил Маккаллистер, когда мужчина бережно укладывал Страдивари обратно на ее законное место. Мужчина повернулся и как-то задумчиво произнес:
- Несомненно, ее работа восхитительна. Ты и сам слышал, какие звуки она дает при игре… Но сейчас я без сожаления возвращаю ее. Все-таки моя скрипка хоть и другая, она ближе. Ведь на ней подыскивались нужные ноты, и она первой воспроизводила ту музыку, которую я хотел. Понимаешь… ты бы ведь не хотел поменять своих родителей на других? Какими бы хорошими, какими бы богатыми они не оказались, ты всегда будешь любить только свою семью. Это примерно то, что я хочу тебе объяснить… А теперь, - Призрак повернулся к молодому человеку, - освободим этого милого музыканта.
Эрик с легкой насмешкой наблюдал, как тот, едва помня себя от страха, сорвался с места, по пути упав – все-таки ноги затекли после нескольких часов без движения. Когда он скрылся, Кевин повернулся к мужчине с немым вопросом в глазах – мол, что дальше? И тут же понял, когда стена снова отъехала; двое друзей в очередной раз шагнули в темноту, и Маккаллистер догадался, куда они идут, - к кабинету директоров.
Их повышенные голоса отчетливо слышались здесь, по ту сторону стены.
- Мсье, вы начальник полиции! Будьте же добры объяснить мне, что происходит в моей опере этим вечером?!
- Можно еще раз просмотреть письмо?
- Да провалитесь вы со своим письмом! – вслед за рассерженным восклицанием последовал едва различимый шорох бумаги, и другой, более спокойный голос его негромко зачитал:
- Приветствую двух господ, именующих себя директорами оперы, и делаю им подарок в честь прекрасного вечера, на котором они, безусловно, присутствовали. Однако да будет им известно, что все четверо мужчин, которых вы имеете удовольствие видеть, намеревались украсть великую скрипку Страдивари. Зная, что вы скорее послушаете кукушку в лесу, чем меня – настоящего владельца оперы – представляю вам перечень доказательств. Первое из них – я пишу фамилию, инициалы и адрес заказчика этого гнусного преступления (все это вы найдете в конце письма). Второе – полиция вам легко докажет связь упомянутого мною лица со всеми четырьмя здесь присутствующими. И третье – даже если эти господа не решатся упомянуть о Призраке оперы и его юном помощнике, то разуйте свои глаза – почтенные джентльмены вряд ли могут быть в таком плачевном состоянии. И напоминаю, что в таком состоянии будет каждый, кто решится бродить по моим подземельям.
Желаю удачи в скорейшем завершении вашего расследования!
Ваш покорный слуга,
П.О.
- Ну, и что вы на это скажете? – недовольный голос Полиньи прозвучал сразу, когда начальник полиции дочитал.
- Скажу, что вам несказанно повезло, - все так же спокойно продолжал собеседник. – Опера избежала большого скандала, да и скрипка на месте. А преступников сейчас же доставят в участок… Все, господа директора, теперь проверять справедливость всего написанного будет полиция.
Послышалось недовольное бурчание, шарканье ног и хлопанье двери, и откуда-то уже из коридора долетело:
- Идем, Дебьен, нас ждут. Бал не должен срываться…
Мальчик и мужчина, стоявшие в потайном проходе, взглянули друг на друга; хотя, конечно, только Призрак мог видеть в темноте лицо Кевина, который улыбнулся ему. Но Эрик был уверен, что мальчишка почувствовал его ответную улыбку.
- Мы справились, у нас получилось, - радостно прошептал Кевин и вдруг принялся прыгать, хохоча, чем на секунду ошарашил не привыкшего к шуму Призрака.
Эрик не был уверен, стоит ли ему повторять такие действия, но в конце концов издал практически счастливый смешок и проговорил:
- Ну, хватит уже. Пойдем лучше прогуляемся, мы заслужили.
Мальчишка обрадовался такой идее, поскольку эмоции уже переливались через край, и им нужен был выход.
- Куда мы идем, мистер Эрик? - спросил Кевин, заметив, что они поднимаются.
- Мы идем на крышу. Оттуда прекрасный вид.
Кевин почти бегом следовал за широкими уверенными шагами своего старшего друга, но, кажется, совсем не вымотался, пока передвигался таким образом.
Наконец Эрик толкнул рукой низенькую дверь, и на друзей тотчас же пахнуло свежестью вечера. Кевин нырнул в проем первым и тут же подлетел к краю крыши, защищенному массивным каменным ограждением со статуями. Несколько минут он созерцал сдвоенные цепочки газовых фонарей, людей и экипажи, что казались муравьями с такой высоты, здания, крыши которых медленно покрывались падающим снегом.
- Красота, мистер Эрик, - выдохнул он восхищенно, осторожно перевешиваясь через ограждение и загребая в руку снег. - Я примерно то же представлял, когда вы играли сегодня… Волшебство, вот как это называется.
Призрак, неслышно подошедший сзади, издал польщенный смешок:
- Ну, спасибо, мой юный друг.
Мальчик стоял спиной к нему, и сейчас, рассеянно глядя на хрупкую детскую фигурку, он вдруг подумал: а что если сегодняшний вечер и был целью, ради которой Кевина забросило в его время?.. Значит ли это, что сегодня же он исчезнет? Просто исчезнет, и все…
Эрик с тоской подумал, что так случалось всегда: стоит ему к чему-то или к кому-то привязаться - и это сразу же исчезает из его жизни. А к Маккаллистеру, видит Бог, он все-таки привязался…
- Насмотрелся? - спросил Призрак, когда Кевин повернулся к нему, чтобы идти. - Пойдем домой, только через другой вход.