Эфесская волчица

Клеопатра закрыла глаза, думая о синей полосе залива, что так манила на горизонте. Как бы ей хотелось сейчас сесть на корабль и сбежать домой, словно и не было ничего. Она вспомнила, как «Лебедь» удалялся от берега, и очертания Херсонеса таяли вдали, а отец привычно стоял на корме, принимая лицом свежий ветерок. Все звуки отступили, она слышала лишь плеск волн и поскрипывание дерева, изредка нарушаемые криками чаек. Ей вспомнились дельфины, что сопровождали судно, и тени гор на горизонте.

– Идём, говорю, – Айя подтолкнула её в бок.

– Что? – вздрогнула девушка, вернувшись разумом на трибуны.

– Идём за сцену. Сейчас наши будут выходить биться – могут появиться раненые, нужна будет помощь, – сказала сирийка. – Тебе пора учиться нашей работе.

– А посмотреть отсюда нельзя?

– Можно. Однако тебе лучше произвести хорошее впечатление на господина. Покажи ему, что ты готова трудиться.

– Хорошо. Веди.

Закулисная суета поначалу смутила Клеопатру. Она не знала, что делать, поэтому тихо приткнулась в углу и стала просто наблюдать. Айе пришлось быстро оставить её, ибо раненой Фалестре потребовалась помощь, и сирийка с головой ушла в работу. От убитых быков на полу остался кровавый след, их туши разделывали в одном из боковых помещений, откуда периодически выходил раб в замазанном кровью фартуке. Потом принесли и тело павшего на арене. Клеопатра заметила, что с ним обращаются весьма почтительно – вовсе не так, как с рабами или преступниками.

Бойцы выходили через двери первого этажа и потом возвращались, хотя иногда возвращался только один, а второго вносили на руках, и у служащих арены прибавлялось работы. Здесь был собственный врач – гладковыбритый мужчина лет пятидесяти с тёмными, кудрявыми волосами, но Красный лудус предпочитал отправлять за сцену и людей ему в помощь, дабы гладиаторы ни в чём не нуждались. То и дело победитель удостаивался оваций, некоторые сразу выпивали вина, хотя это и не приветствовалось.

На глаза девушке попался какой-то мальчишка, что нёс на плече меч. Она решила проявить бдительность и схватила его за руку, сказав:

– Ты куда это идёшь? Откуда ты здесь вообще взялся? Хочешь стащить меч?

– Стащить? Да я работаю в лудусе, – набычился парень. – Я – Диокл, и Красный лудус – это мой дом. Тебя я видел – ты новая рабыня. Ещё не знаешь тут ничего. Это ты должна у меня учиться.

– Извини, – она отпустила руку. – Я хочу быть полезной.

– Смотри-ка, Леэна выходит, – Диокл мотнул головой в сторону двери. – Никогда себе не прощу, если не увижу её бой. Пойдём на третий этаж, там можно будет посмотреть из окошка.

– Уверен? Нас не накажут?

– Не бойся. Все так делают. Как можно пропустить такой бой?

Клеопатра не стала спорить, и они взобрались по деревянной лестнице туда, где не было никого, только декорации высились грудами, да пылились под покрывалами причудливые лебёдки. Мальчишка, похоже, хорошо знал все закоулки сцены, он быстро прокрался к среднему дверному проёму и отодвинул заслонку, открыв удобное смотровое окошко. Девушка присоединилась к нему, присев на какую-то старую декорацию.

– Да, сегодня Леэна покажет нечто удивительное, – прошептал Диокл. – Увидишь, что не зря её прозвали львицей.

Первой на арену легко выбежала её противница – Агава, совсем молодая женщина из лудуса Сильвана, она предстала перед зрителями в образе ретиария. Не имея шлема, она повязала голову тёмным платком, единственную её защиту составляла маника на правой руке, соединённая с крупным наплечником. Сеть она держала сложенной на сгибе локтя, а трезубец воткнула в песок. Помимо этого, у неё имелся и кинжал – на случай, если бой пойдёт вплотную.

Леэна вышла с правой стороны, и образ её сразу поразил Клеопатру, так как раньше она ничего подобного не видела. Она была облачена в кольчугу, что сияла как серебряная чешуя, на голове же имела железный шлем, в котором были только два круглых смотровых отверстия. Эта маска производила жуткое впечатление, ибо человек полностью исчезал за ней, превращаясь в безжалостного бога смерти. Оружие воительницы тоже было удивительным – в правой руке она держала короткий меч, левая же была покрыта кольчужной маникой, что переходила в лезвие, имевшее форму полумесяца. Бронзовые поножи на её ногах обеспечивали защиту до колен.

– Что это за облачение? От неё словно веет ужасом, – прошептала Клеопатра. – Я думала, что ретиарий должен биться с секутором.

– Так обычно и бывает, но иногда против ретиария выходит арбелас. У него нет щита, как видишь, но оружие в обеих руках, – пояснил Диокл.

– Я даже не знала, что такой есть.

– В малых городах не увидишь всего богатства игр, но у нас, как и в Риме, есть все типы бойцов, – сказал парень. – Арбеласы встречаются не часто, ибо сложно обучить гладиатора сражаться обеими руками. Леэна это умеет. Смотри, у неё шлем как у секутора, а лезвием она может распороть сеть, если та обрушится ей на голову.

Клеопатра быстро поняла, что для этого мальчишки игры составляют всю его жизнь. Он многое о них знает и отчаянно жаждет выплеснуть на кого-нибудь эти знания. Девушка была не против стать таким благодарным слушателем, так как теперь и ей это пошло бы на пользу. Нужно знать тех, с кем придётся делить новый дом, пусть она и надеялась покинуть его как можно быстрее.

Вечер уже сгустился над театром, и горизонт окрасился заходящим солнцем в алые тона, а на арене зажгли большие масляные лампы, что были закреплены на столбах. Вечерние бои имели особую атмосферу, ибо арена, озарённая искусственным светом, остро выделялась из полутьмы окружающего мира, а тени метались по декорациям и стенам как фигуры богов. Леэна не снимала шлема даже для приветствия зрителей, она отыгрывала свою роль до конца, и люди принимали её игру. Клеопатра уже успела посмотреть несколько боёв, однако ни разу публика не реагировала на бойца так бурно – тысячи эфесцев отбивали единый ритм, ударяя руками по каменным сидениям.

– Самые любимые бойцы города, – весело сказал Диокл. – Они завершают всю программу сегодняшних игр. Сейчас Леэна, а потом Арес.

Гладиаторы разошлись, и судья приготовился опустить свою палку на песок. Девушка вгляделась в лицо соперницы львицы и не увидела там ничего, кроме страха. То, что произошло дальше, запомнилось Клеопатре надолго.

Одновременно с ударом палки Леэна сорвалась с места, подняв волну песка, и бросилась на противницу, словно олимпийский бегун на дорожке стадиона. У той было лишь несколько мгновений, чтобы среагировать, – она отпрянула и бросила сеть почти наугад. Свинцовые грузики заставили эту огромную паутину мягко раскрыться, но львица уклонилась чуть вправо и нырнула под сеть, сев на бедро. Инерция заставила её проскользить по песку добрых десять футов, и она молниеносно вскочила, оказавшись очень близко от соперницы. Трезубец ретиария встретил её, заблокировав между зубцов короткий меч, но лезвие на левой руке было уже нечем остановить, и оно вспороло плоть от плеча до ключицы.

Агава провернулась волчком, а Леэна рванула её трезубец вниз, наступила ногой и выбила из пальцев, отшвырнув подальше. У воспитанницы Сильвана остался лишь кинжал, который она выставила вперёд в левой руке. Из раны обильно хлестала кровь, окрашивая тело ярко алой краской. Львица накинулась на неё, обрушив удары с обеих рук – кривое лезвие прошлось по голове, возвратным движением рассекло бок и перерезало кожаную повязку, что скрывала грудь, меч же входил сквозь рёбра снова и снова. Агава ещё стояла на ногах, но была уже вся красной от собственной крови, она попыталась было поднять руку с двумя вытянутыми пальцами, но зашаталась и повалилась на колени. Судья подступил, чтобы остановить поединок, однако Леэна упредила его, быстро перерезав сопернице шею. Она сама решала, когда завершать схватку, и зрители ревели от восхищения. Она всё ещё не снимала шлема, повернувшись к трибунам и показывая им обагренные кровью руки, – воплощённое божество смерти. Могучий гул толпы поднимал её на крыльях урагана.