Эфесская волчица

– Но вонь осталась, – фыркнула Демо.

– Пора облачаться, – Алкиона встала со скамьи.

Рядом несколько рабочих стучали молотками, соединяя декорации, но она не стеснялась, сбросив с себя хитон и оставшись полностью обнажённой. Лента её татуировки охватывала бедро и поднималась на спину, там было представлено несколько сцен, где змеи переплетались друг с другом, и волки преследовали добычу.

– Что скажешь, парень? Хороша? Полезно в нашем деле быть высокой и красивой… Публика любит красивых, – усмехнулась Демо, оглядывая её совсем не с праздным интересом. – Но это и её работа тоже. Каждодневными упражнениями она превратила свою плоть в металл… да, фракийская кровь. В нашем народе родятся сильные женщины, как ни крути. Согласен?

Алкиона закрепила на бёдрах тугую повязку, потом защёлкнула пояс с бронзовыми накладками, натянула на ноги войлочные обмотки, что доходили до середины бедра, и сверху надела поножи, начищенные до золотого блеска. Подруга помогла ей скрыть грудь под ещё одной кожаной повязкой и натянуть на правую руку кольчужную манику, что крепилась ремнями.

– Одним ударом, – шептал Диокл, рассекая воздух её мечом. Женщины невольно улыбались, глядя на него, – он был худощав для своих лет, но довольно высок, его светлые короткие волосы спутались на лбу, а голубые глаза выдавали галльскую кровь. Так или иначе, но он пока не производил впечатления воина.

– Ладно, давай, – Алкиона потрепала его по голове и взяла клинок. Это была сика, иногда называемая греками махайрой, – переломленный под тупым углом короткий меч, что позволял наносить коварные удары, подлезать под щиты и подрезать конечности в самых неожиданных местах. Она положила его на колени и начала работать бруском, время от времени протирая металл тканью. Она всегда делала это сама, чтобы убедиться, что лезвие остро как бритва, и оружие не подведёт в нужный момент.

– Твоя противница довольно знаменита. У неё семь побед и только одно поражение, она почти всегда выступает как мурмиллон, – сказал мальчишка, знавший, как продвигается карьера у многих гладиаторов. – Пирра, родом из Галлии. Сатир говорил, что она не слишком быстрая, но сильная в натиске.

– Я знаю, – кивнула Алкиона. – Мне как-то доводилось тренироваться с ней ещё в старом лудусе.

– Ну, ты готова. Фракиянка в образе фракийского бойца, прямо как и я. Наша игра лучшая на арене, истинно говорят, – одобрительно кивнула Демо.

Алкиона прижала шлем к бедру и спустилась на первый этаж, где кипело ещё большее оживление. Светильники раскачивались в полумраке, отбрасывая извилистые тени, дышать было тяжеловато, ибо стоял густой запах пота, да и жара била в лицо. Циклоп уже вернулся с песка – одноглазый толстяк сидел на скамье, посмеиваясь, а маленький раб обтирал ему кровь, что струилась из-под левой груди. Здесь были и те гладиаторы Красного лудуса, что не сражались сегодня – они пришли поддержать друзей или помочь им в случае необходимости. Мелантий лениво развалился на скамье, делая вид, что его мало что интересует. Деянира держала за руку проигравшую бой Фалестру, которая получила сильный удар в плечо и рваную рану над коленом. Рядом сновала с ведром и окровавленными тряпками Айя, маленькая сирийская рабыня, что была незаменимой помощницей.

– Удачи в бою, – сказала Алкионе какая-то светловолосая девушка в белом хитоне, что, казалось, не знала, куда себя деть.

– Ты кто такая? – спросила та.

– Я новая рабыня… меня купили недавно… Клеопатра… – явно смутилась девушка.

– Да, что-то припоминаю… – женщина не закончила, так как увидела ту, что занимала её мысли в последнее время более всего. В углу комнаты разминалась блестящая от масла истинная воительница, ростом превосходящая даже Алкиону. Её тело удивляло силой и точёностью мышц, волосы цвета тёмного золота были стянуты в хвост. Когда она повернулась, то стали видны и глаза – голубые как лёд. Такими обычно представляли женщин германцев, но лишь немногие были такими на самом деле, и она воплощала свою породу во всей полноте. Леэна – это прозвище ей подходило, ибо она напоминала львицу, едва сдерживающую напряжение перед охотой.

Она была лучшей женщиной-бойцом в Красном лудусе, одержала восемнадцать побед без единого поражения, многие считали её первой и во всей провинции. Эфес любил её – на тех плакатах, что вешали перед боями по городу, часто можно было увидеть её фигуру, то тут, то там на стенах встречалось её нацарапанное изображение. В своём старом лудусе Алкиона тоже была первой, она тоже не потерпела поражений, и теперь они встретились под одной крышей, словно им суждено было померяться умениями и упорством. Леэна, конечно, имела куда большую славу, однако Алкиона не собиралась уступать, по крайней мере, пока их возможный поединок не выявит истину. Отношения между ними и сейчас были весьма натянутыми – они слишком явно видели друг в друге соперниц.

– Развлеки их передо мной, – сказала Леэна, бросив на неё короткий взгляд.

– Удачи и тебе тоже, – с лёгкой иронией ответила женщина.

– Она всегда со мной…

В этот момент в дверях появился человек среднего роста, обёрнутый в белоснежную тогу, его тёмные, короткие волосы были украшены венком сельдерея, лицо обрамляла борода по эллинской моде, щёки казались впалыми, скулы и нос были вырезаны словно острым резцом, взгляд источал уверенность и какое-то спокойствие. Голоса в помещении сразу притихли, и все почтительно обернулись к нему. Это был Сатир, хозяин Красного лудуса и ланиста, что заработал свою славу как воспитатель лучших бойцов.

– Алкиона, подойди, – он позвал её в небольшую соседнюю комнату. Там не было никого, в углу лежали лишь два покрытых тканью тела – павшие на арене ждали начала своего последнего пути. Сатир быстро оглядел её с головы до ног и удовлетворённо кивнул, его правая рука с дорогим перстнем крепче сжала тогу на груди.

– Я готова. Будьте уверены, что заключили договор с приносящей победу, – сказала женщина. – Для меня ваш лудус стал новой семьёй.

– Да, я сделал хороший выбор, – улыбнулся он. – Ты знаешь суть нашей Игры, ты можешь достичь очень многого. Выйди к ним и покажи им чистую победу.

«Верит ли он, что я когда-нибудь смогу одолеть Леэну? – подумала она. – Он не из тех, кто занимается своим ремеслом лишь ради денег, нет, он понимает Игру. Я покажу ему, что смогу. Он выбрал меня не просто так».

Во время их первой встречи в лудусе, её представления остальным бойцам, он сказал, возвышаясь над людьми, когда они замерли рядами на песке:

– Наша школа известна своими амазонками. Одни думают, что лучшие женщины-бойцы в Британии, другие возражают, что в Галлии или же в Африке, но я уверен, что здесь, на земле амазонок, в городе, основанном амазонками, сражаются лучшие из женщин. Докажите им, что вы не случайно оказались на арене, и что доблесть ваша не хуже мужской.

Трубы за стенами взревели, и Алкиона поспешила к проходу, встреченная на пути рабом, что отвечал за организацию представления. Он проводил её к нужной двери и подтолкнул в спину, когда миг настал. Лебёдка подняла деревянный заслон, и в полумрак сцены хлынул свет внешнего мира. Там гул уже набирал силу как молодой ураган.

Алкиона выбежала на песок, она лишь раз окинула взглядом зрительские ряды и больше туда не смотрела, сосредоточившись на замкнутом круге перед собой. Соперница также вышла, сразу вперившись глазами в неё. Пирра предстала в образе мурмиллона – у неё также был широкий пояс и маника на правой руке, но щит её, прямоугольный скутум, был намного больше, а поножа прикрывала лишь левую ногу. Волосы её были рыжими, что объясняло прозвище, лицо же портил сломанный нос, сросшийся не лучшим образом.

Согласно традиции, они встали по разные стороны от судьи и дали себя как следует рассмотреть, пока не надевая шлемов. Человек в большой театральной маске представлял их зрителям, не забыв напомнить о прошлых победах.

– Одержавшая одиннадцать побед, Алкиона, одна из амазонок Эфеса! – когда прозвучали эти слова, трибуны приветствовали её весёлым рёвом. Публика помнила её по прошлым выступлениям и считала своей, особенно против милетской гостьи.