Страница 27 из 31
Обед уже подходил к концу, когда сквозь плеск волн и скрип деревянных частей бригантины пробилась дробь подкованных копыт. Оборвавшись у борта, цокот сменился топотом ног по палубе, и в каюту вбежал Василий.
– Отец! Как я рад тебя видеть, – воскликнул он, обнимая князя. Потом пожал руки мне, барону и капитану. – Прошу в мой дом, коней слуги сейчас подведут.
– А что я Микулу не вижу? С ним все в порядке?
– Приболел он. У себя в комнате лежит уже четвертый день.
– Что с ним? На что жалуется? – в голосе князя слышалась неподдельная тревога. – Что лекарь говорит?
Василий, тяжело вздохнув, произнес:
– Старость.
Мы ехали по мощеным камнем улицам Буэнос-Айреса. Я вертел головой по сторонам, наблюдая видимую жизнь города и сравнивая ее с жизнью Новороссийска. Пока русский город выглядел как большая деревня. Каменной у нас были только крепость и небольшой по размерам дворец князя. Ему по статусу положено! У остальных наших дворян, включая и меня, дома были сложены из дерева, что, вообще-то, гораздо круче и дороже каменных домов в этой практически безлесой стране. Но так получилось, что плотников среди русских поселенцев было гораздо больше, чем каменщиков. А организовать лесоповал и доставку бревен в Новороссийск мне оказалось легче, чем князю найти в Буэнос-Айресе и нанять достаточное количество каменотесов.
Большинство жителей Новороссийска жили в саманных жилищах, снаружи и изнутри побеленных гашеной известью. Выход известняка был найден рудознатцем Кюгелем на приемлемом расстоянии от города. Добыча, обжиг и транспортировка уже готовой извести получилась дешевой. Потому городок наш беленький, веселенький, звенящий детскими голосами. А вот Буэнос-Айрес, на мой взгляд, даже при наличии у многих домов обширных садов, несколько мрачноват и тяжеловесен. Камень есть камень! И детишек не видно.
Планировка улиц, по крайней мере, в той части, где мы проезжали, прямолинейная. Далеко видно в обе стороны. Улицы ровные, а не кривые, как бывает при хаотичной застройке. Дома в основном одноэтажные, за исключением нескольких частных владений. Василий, зная, что я впервые в городе, стал рассказывать о нем и его знатных и не очень жителях. Коротко пробежавшись по истории, которую я знал лучше его, перешел на настоящее, правда, не слишком углубляясь в подробности. Экскурсия получилась по схеме «посмотрите направо, посмотрите налево, мы проезжаем…». В общем, я узнал, что здесь проживает около десяти тысяч человек – белых, чёрных, метисов и индейцев. Главные, конечно, белые. Те, что знатные, богатые и находятся у руля власти. Они владеют землей, домами и рабами. На ступеньку ниже на социальной лестнице – метисы. Тут тоже разделение по принципу кто есть папа-испанец: богатый и родовитый или бедный простолюдин. Следующие – свободные простолюдины. И опять разделение по имущественному положению и цвету кожи. В самом низу, конечно, рабы. Негры, привезенные из Африки, и захваченные в плен индейцы. И хоть испанский король и запрещает обращать индейцев в рабство, на это запрещение здесь никто не обращает внимания. Даже католическая церковь. Но вот в отношении детей рабов существует нюанс: если папа свободный, а еще лучше – белый, а мама рабыня, то ребенок, рожденный от такого союза, считается свободным. Кастовой системы, как таковой, еще не существует де-юре, но она есть де-факто. Как и во все времена, прошлые и будущие. Только название меняется, но не суть.
Так, слушая пояснения Василия, в каком доме какой дон живет и чем славится, наша небольшая кавалькада въехала на довольно широкую площадь. Главную, как ее назвал княжич. Одну сторону площади образует цитадель, расположившаяся на берегу реки. Я этот водный «поток» не видел, потому о его размерах ничего сказать не могу, да и «гид» упомянул вскользь. В цитадели находится администрация. Оттуда дон Адолфо правит Аргентиной. Противоположная сторона площади занята городской ратушей. Церковь Святой Троицы находится тут же. А площадь не пустует: на ней ежедневно происходит рыночная торговля. Потому-то нам и пришлось объезжать ее по краешку, стараясь никого и ничего конем не задеть. Надо будет мне с Маркелом сюда сходить, посмотреть, чем торгуют, да прицениться. Собственно, особо мне-то праздновать некогда. Надо делом заниматься, осваивать новую профессию – «негоциант». Все в старости кусок хлеба будет! Ха-ха!
Бочком миновав площадь и проехав еще с сотню метров, ведомые Василием мы завернули в распахнутые двумя привратниками кованые ворота. По аллее, обсаженной цветущими деревьями, добрались до широких каменных ступеней дворца губернатора (или генерал-капитана?) дона Адолфо Керро Санчес Гомес де Агилар, гранда. Спешились. Конюхи быстро увели скакунов. Да, это не Русь, где заехать на коне во двор любого боярина считалось страшным оскорблением его чести! А у испанцев это принято. Хозяин на крыльцо вышел и по ступенькам спускается, честь гостям оказывает, вернее, одному – князю. А остальным так, за компанию, если уж с уважаемым человеком рядом оказались.
Пока князь с грандом обменивались приветствиями, я рассматривал дона Адолфо. Время не пощадило некогда благородное лицо, оставив на нем глубокую сетку морщин. Лысая голова с остатками жидкой шевелюры пегого цвета, торчащей редкими пучками из-за ушей. Ввалившиеся глаза, впалые щеки, покрытые некогда роскошной и ухоженной бородкой-эспаньолкой, сейчас тоже реденькой и густо седой. Тонкий сухой нос и растянутые в улыбке губы дополняли его портрет. Одет в украшенный золотым шитьем колет, на шее кружевной воротник-жабо. Короткие штаны. Кривые ноги кавалериста одеты в белые чулки с розовыми бантиками и кожаные башмаки с золотыми пряжками. На плечи накинут короткий плащ, подбитый мехом. Да, гранд действительно долго не протянет, явно болен. А нам его смерть очень не выгодна. Значит, мне надо вмешаться.
– Дорогой герцог! – скрипучий голос гранда отвлек меня от созерцания пока еще живых мощей. – Прошу в мой дом! Благородный дон Илья, я много о тебе слышал от герцога, прошу, проходи!
Я коротко поклонился и шагнул следом за князем в зал. Что ожидал увидеть, то и увидел. Итак: просторный зал с мозаичным каменным полом и колоннами вдоль стен заканчивается широкой каменной лестницей с площадкой, от которой вправо и влево отходят полукруглые лестничные марши, превращающиеся на втором этаже в замкнутую по периметру галерею – балкон. Над лестничной площадкой на стене закреплено большое черное распятие с вырезанным из какого-то белого материала Христом. Солнечный свет проникал через широкое витражное окно в фасадной стене галереи и, падая на распятие, своими цветными пятнами создавая красочный ореол вокруг фигуры Спасителя. С потолка на массивной цепи свешивается громадная люстра со свечами.
По лестнице мы не пошли, а свернули направо и через распахнутые слугами двери попали в кабинет гранда. Посередине его стоял массивный стол в окружении деревянных стульев с высокими спинками. С торцов стола величественно возвышались два резных кресла на гнутых ножках в виде львиных лап. На сиденьях кресел и стульев лежали бархатные подушки. Князь и гранд расположились в креслах. Василий сел справа от князя, я – слева. Маркел остался за дверью кабинета. Холоп, что поделаешь. Его место со слугами. Гранд приказал подать вина. Дальше последовал ничего не значащий треп о здоровье родных, о погоде, текущих делах (без углубленного рассмотрения вопроса) и тому подобное. Наконец князь решил перейти к главному вопросу. Василий тут же поднялся и попросил позволения удалиться. Его присутствие на данном этапе переговоров не обязательно: старшие решают, а младшие подчиняются! Я тоже воспользовался возможностью улизнуть. Поклонившись, мы удалились.
Вышли в парк, окунувшись в парфюмерный воздух зацветающей флоры. В ветвях деревьев шебуршились птицы, обустраивая жилплощадь для вывода детишек. Квартирный вопрос и для птиц весьма актуален – время от времени мирное строительство прерывалось шумом схваток, хлопаньем крыльев и громкими птичьими голосами. Но княжич, со счастливой улыбкой на лице, не обращал на птичьи свары никакого внимания. Он говорил о своей невесте! Что поделаешь, он нашел свободные уши и принялся щедро делиться своим счастьем. Я узнал, что его любовь зовут Каталина де Гомес-и-Гонсалес, она единственная дочь погибшего в прошлом году дона Дэзи де Гомеса-и-Ортега, командира конных кирасир, должность которого теперь занимает он, Василий. В Каталину, Катеньку, он влюбился давно, когда та была еще угловатым ребенком. Она его тоже полюбила, и вот теперь, когда срок траура закончился, они решили пожениться. Семья де Гомес небогата, но не в этом счастье… И так далее.