Страница 2 из 20
– Игорь Семенович, но я-то здесь причем?
Профессор смутился и продолжил несколько смущенным голосом:
– Не знаю… Я просто посмотрел на выражение вашего лица, и мне показалось, что… Я только хотел спросить, не ощущаете ли вы особое напряжение, разлитое в воздухе? Мне, например, просто не по себе!
Вритрин улыбнулся, хищно оскалив зубы, и мне тоже стало не по себе. «Все-таки пьян», – решил я и скорчил серьёзную мину, сдерживая улыбку.
– По-моему, все нормально, – ответил я.
Казалось, профессор сомневается. Он некоторое время изучал меня взглядом, который, если мне не померещилось, стал мерцать, будто кошачий в темноте, а затем вздохнул и отвернулся.
– Жаль, – проронил он. – Тогда извините, что задержал.
Вздохнув не менее горько, чем Вритрин, я стал собирать вещи, прислушиваясь одновременно к тому, что он, почесывая бороду, мычал почти про себя о циклической природе времени, культе предков и ритуале возвращения космоса в изначальное состояние. А когда я выходил, он стрельнул в меня пугающим звериным взглядом и сделал жест, как будто бы хотел избавиться от назойливого насекомого, обитающего под одеждой.
Узрев такое, я скоренько хлопнул дверью и заспешил прочь. «Плохи дела, – подумал я. – Как бы наш философ не чокнулся. С ними такое, говорят, бывает».
Завтра – экзамен, но ни о какой подготовке думать не хотелось. Большинство людей стараются прогнать тоску любыми доступными способами, а вот я, когда в груди ноет, испытываю даже некое вдохновение. Но на сей раз муки мои были чересчур уж велики, и я решил прибегнуть к испытанному способу снятия стрессов: поесть.
Кафе находилось на первом этаже в здании факультета, но изнутри в него попасть было нельзя. По моей гипотезе, закрыть вход распорядился декан, дабы морально слабые студенты меньше подвергались искушению выпить пива. Но если это соответствовало истине, то он просчитался. Жаждущие находили в себе силы спуститься по лестнице и проникнуть в искомое заведение снаружи.
Указанный путь проделал и я. В полутемном коридорчике у самой двери я неожиданно наткнулся на Таню. Я остановился, она тоже, но недостаточно проворно, в результате чего прядь ее густых светлых волос на миг коснулась моего лица. Мы обескуражено глядели друг на друга, не пытаясь отстраниться. Чего только не читалось в её глазах… Секунды текли, а я молчал. Не подумайте ничего плохого: не из-за гордыни. Я просто любовался ее красотой. Наверное, в подсознании каждого самца есть свой собственный архетип желанной самки, к которому он безотчетно стремится всю жизнь. Так вот, мой архетип стоял передо мною во плоти, так близко, что я мог чувствовать её дыхание, и Танины феромоны через беззащитные рецепторы лупили прямо в мой воспалённый мозг.
Если бы я в этот миг меньше рефлексировал, а просто схватил её в охапку, впился в губы и наговорил бы ей разных приятностей, всего, что последовало дальше, могло и не быть. Но судьба распорядилась иначе. На лестнице внизу послышались чьи-то шаги. Мигом позже в дверях появился Саня Юдин, с интересом окинул нас взглядом, отпустил в наш адрес не очень корректную шутку, азартно хохотнул и попробовал протиснуться в кафе. Зрачки Татьяны блеснули, она парировала его фразу собственной едкой тирадой и с надменным видом скрылась внизу как раз тогда, когда я был готов осуществить свой план. Проклятье!
Если раньше у меня было просто скверное настроение, то теперь оно завалилось куда-то в Марианский жёлоб. Внутренний голос изощрялся в самокритике, распиная и анафематствуя меня на все лады.
Момент упущен. Догонять ее теперь было глупо. Я прошаркал внутрь; нащупав в полутемном зале Шурика, уже пожирающего обед, присоединился к нему. Он как раз разделывался с одним из пирожков, количество которых у него на тарелке могло шокировать неподготовленного наблюдателя. Кроме того, на столе красовалась початая бутылка пива. Подходит. Я решил, что Саня не обидится, если я его немного ограблю.
Он не протестовал, когда я вяло похитил один пирожок, так что я принялся сосредоточенно жевать, изредка отбирая у него бутылку, чтобы отхлебнуть.
– Ты что, разбогател? – спросил я, намекая на обильную снедь.
Он отмахнулся и промычал что-то с набитым ртом, затем вытер жирные пальцы, залез в карман и потряс находившимися там монетами.
– Звенит?
– Звенит.
– Вот именно. А должно хрустеть и шелестеть. Тогда я б согласился с тем, что разбогател. Однако, хоть и мелочь… а все равно приятно!
Я не разделил его веселья по поводу каламбура и с траурным видом принялся за второй пирожок. Саша хотел, очевидно, выдать по этому поводу какую-то реплику, но не стал отрываться от своего занятия и передумал. Наверное, все мое существо излучало волны энтропии, так как он, бедняга, постепенно менялся в лице, словно рядом с ним покоился усопший. Постепенно я совсем сник и потерял к еде интерес. Вокруг стола весело резвилась парочка мух. Кроме нас, посетителей не было. За стойкой тоже никого не наблюдалось.
Александр доел остатки, использовал еще одну салфетку и пожал мне руку.
– Теперь привет, – сказал он. – Ты выглядишь, словно сама смерть. У тебя что-то болит?
Я кивнул.
– Угу. Душа.
Саня мой ответ не оценил.
– Душа – это несерьезно, – фыркнул он. – Не забивай себе голову… мозгами, и все будет о’кей. Тебе повезло, что рядом есть такой крутой психолог, как я. Выкладывай, что у тебя за беда.
– Когда в следующий раз со мной захочет познакомиться девушка, – процедил я, скорчив скорбно-презрительную мину, – я уже не буду столь наивен. Я сразу же скажу ей: леди, не теряйте время зря. Мир в достаточной степени познан нами обоими, чтобы понимать, кто и чего, в конечном счете, ищет. Вам, женщинам, нужны от мужчин деньги, мужчинам от вас – плоть. Но я – предупреждаю сразу – опасный философ. Мне эти правила не по душе, мне нужно либо больше этого, либо не нужно вообще ничего. Так что лучше сразу же прекратить всякие поползновения в сторону установления каких-либо отношений. Одиночество и воздержание – первые в ряду добродетелей.
Саня удивленно почесал затылок, и это вызвало у него всплеск мозговой активности.
– А, понятно, – заговорщицки подмигнул он. – Любовь. Как бишь ее? Энигма. Опять тебя баба бросила. Ещё бы, как только можно встречаться с таким занудой.
Надо пояснить, что Энигмой, то есть в переводе Загадкой, прозвали Татьяну, за ее непостижимый нрав. Парней она бесила, так как за исключением Шурика, наверное каждый пытался ухаживать за ней и был отвергнут. Саня любил цитировать Ницше, утверждавшего, что вся загадочность женщин исчезает вместе с беременностью. Поэтому его амурная деятельность целиком была направлена на сферу, в которой загадки не приветствовались.
– Отстань, – буркнул я, наблюдая за активностью мух.
– Тебе наверное нравится над собой измываться. Либо уж вправь ей мозги, либо забудь. Это, конечно, твое дело, но ты должен брать в расчет то, что окружающим противно глядеть на твою кислую физиономию. Короче, завязывай со своими гормональными переживаниями, давай займемся чем-нибудь стоящим.
Он поднялся со стула, я вслед за ним. Когда мы вышли наружу, я встряхнул головой, расправил плечи и решил следовать рекомендациям Шурика. Действительно, нужно взять себя в руки.
– Чего там на консультации было?
– Ты думаешь, я помню? Мне так худо было, что я ничего даже не записывал. Профессор кажись умом тронулся. Вопросы вообще не по программе давал. В основном по мифологии. Кстати, он о тебе спрашивал. Почему, мол, Юдин занятия пропускает. А я и не в курсе. Сам тебя уже двое суток не видел.
– Относительно экзамена: ночь впереди, учебники есть. Относительно того, где я был: о, это было чудесно! Вчера ж был день рождения у Женьки. Ну, ты же знаешь наш актив, после таких мероприятий выживших не бывает. Я тоже хорошенько причастился, но, по крайней мере, все соображал и мог нормально передвигаться.
Все эти праздники я никогда не приветствовал, но как и со всем остальным в жизни, приходилось с ними мириться. У Юдина на этот счет было свое мнение. Он пропадал часто, надолго, и его истории, рассказываемые по возвращению, были полны различных леденящих душу, веселящих или просто любопытных подробностей. И хотя все его приключения заканчивались хорошо, меня всегда беспокоил вопрос: а где, собственно говоря, Санек в данный момент обретается?