Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 8

Но треугольник лежит в основе всякой многоугольной фигуры. Как говорит Кузанец, «всякая многоугольная фигура своим простейшим первоэлементом имеет треугольник, то есть минимальную многоугольную фигуру, меньше которой не может быть» [81]. А это значит, что не только многоугольники, но и вообще любая сложная геометрическая фигура, включая и круг, и шар, которые образуются посредством многократного удвоения сторон правильного многоугольника, тоже имеют в своей основе треугольник. Иначе говоря, в основе как бесконечного круга, так и бесконечного шара лежит бесконечный треугольник, который есть ничто иное, как прямая линия.

Эта прямая линия есть одновременно и окружность, и шар, поскольку бесконечная окружность, как и поверхность бесконечного шара, имеют кривизну равную нулю. И поскольку первоначальной основой этих фигур является треугольник, в целом максимум представляет собой пребывающую в единстве троицу.

Таким образом, в максимальном своем значении геометрические фигуры сливаются в неразличимое единое, которое содержит в себе все существующие формы в свернутом виде: любая прямая есть одновременно и треугольник, и круг, и шар.

Более того, поскольку максимум есть то, больше чего ничто не может быть, а значит, многих максимумов быть не может, все максимальные фигуры суть одна фигура. В самом деле, поскольку в максимальном круге и диаметр, и окружность максимальны, а многих максимумов быть не может, диаметр этого круга одновременно есть и его окружность. А поскольку у бесконечной окружности бесконечен и центр, то окружностью является также и центр [83]. Таким образом, окружность совпадает с точкой, максимум с минимумом. Иначе говоря, максимум свернуто содержит в себе основания всех вещей, которые разворачиваются в присущую им форму между максимумом и минимумом и различаются друг от друга благодаря числу.

Из этого следует, что основанием любой конечной фигуры является фигура бесконечная, а основанием всех вещей является максимум. «По этой причине, ввиду бесконечного единства максимума, все ему присущее есть он сам без внутренних различий и инаковости: так, премудрость не есть в нем что-то другое по сравнению с его добром, а то же самое. А его совершенно единая длительность такова, что прошедшее в ней не иное для будущего, а будущее не иное для настоящего, но все суть нераздельнейше единая длительность, или вечность, без начала и конца, потому что начало в нем так велико, что и конец в нем – начало. Все это являет собой бесконечный круг, вечный без начала и конца, нераздельно единый и всеобъемлющий» [86].

4

На первый взгляд, кажется, что все вышеизложенное – не более чем упражнение праздного ума, пустая абстракция, за которой нет никакой реальности. Но это не так. Мысль Кузанца о том, что началом всего является некая единица, которая свернуто содержит в себе основания всех вещей и в которой все фигуры суть одна фигура, находит поразительные аналогии в субатомном мире.

Одна и та же субстанция предстает перед нами то в виде вещества, то в виде энергии, то в виде частиц, то в виде волн. Все зависит от того, что мы хотим в ней увидеть. По выражению Гейзенберга, «то, что мы наблюдаем, – не сама природа, но природа, открывающаяся нашему способу задавать вопросы». Если в ходе эксперимента мы хотим определить свойства той или иной частицы, надо просто соответствующим образом построить эксперимент. Если же в подготовку эксперимента мы захотим внести изменения, свойства будут совсем другие. Иначе говоря, в субатомном мире, как и в максимуме Николая Кузанского, частица одновременно является волной, энергия – материей, движение – покоем, существование – несуществованием.

То же касается и выводов Кузанца относительно природы времени, согласно которым «прошедшее… не иное для будущего, а будущее не иное для настоящего, но все суть нераздельнейше единая длительность, или вечность». Как известно, в субатомном мире, где скорости движения частиц близки к скорости света, все процессы протекают не в пространстве и не во времени, а в четырехмерном пространстве-времени. Поэтому, как заметил по этому поводу Луи де Бройль, «все то, что каждый из нас воспринимает как прошлое, настоящее и будущее, в пространстве-времени оказывается слитым воедино».





Так Николай Кузанский, мыслитель и богослов, путем простого размышления сумел найти тот общий принцип формирования архитектуры Вселенной, который наука, спустя без малого полтысячелетия, только-только начинает нащупывать при помощи ускорителей, пузырьковых камер и других технических сооружений.

О происхождении жизни

Как известно, в современной науке попытка решения проблемы происхождения жизни опирается на убеждение, что жизнь во вселенной возникла из неживой материи. Поэтому задача, которую ставят перед собой исследователи данной проблемы, заключается в поисках механизма, который показывал бы, как происходит качественный скачок из неживого состояния материи в живое. Для этого надо построить такую модель, из которой стало бы ясно, как сложнейшая машина ДНК (своего рода фабрика-автомат) возникает из массы находящихся в хаотическом состоянии многоатомных молекул.

Поскольку вариант внешнего воздействия на положение молекул наукой не рассматривается в принципе, считается само собой разумеющимся, что жизнь во вселенной зародилась случайно, в результате беспорядочных, длящихся миллионы лет, химических взаимодействий. Отсюда следует, что и процесс образования ДНК произошел в результате простого перетряхивания отдельных многоатомных блоков. Однако, по признанию большинства ученых, вероятность такого результата равнозначна тому, что некая мартышка могла бы напечатать 66-й сонет Шекспира, просто беспорядочно барабаня по клавишам пишущей машинки. Как выразился на Бюроканском симпозиуме в 1971 году один из основоположников современной молекулярной биологии профессор Крик, «мы не видим пути от первичного бульона до естественного отбора. Можно прийти к выводу, что происхождение жизни – чудо. Но это свидетельствует только о нашем незнании».

Думаю все же, что дело здесь не в незнании. Похоже, механизм перехода к живой материи от материи мертвой вообще не существует, и наука ищет в темной комнате черную кошку, которой там никогда не было. Как свидетельствует В.И.Вернадский, «в течение всех геологических периодов не было и нет никаких следов абиогенеза (то есть непосредственного создания живого организма из мертвой материи)… Живое происходит только от живого, организм родится от организма» [«Ноосфера», I, 12]. То есть костная материя и живая материя – это две разные субстанции, противоположные друг другу. С одной стороны, это заполнившие вселенную огромные массы мертвого вещества, с другой – полный движения мир живой материи.

Нельзя, однако, не заметить, что связь между костной материей и жизнью все-таки имеется: во-первых, жизнь нуждается в среде обитания, без которой она существовать не может, и костная материя как раз является такой средой. А во-вторых, живая материя, погибая, превращается в материю костную. То есть, с одной стороны, происхождение живой материи из костного вещества невозможно, но с другой – живая материя и костное вещество представляют собой единство. Значит, они как-то зависят друг от друга и чем-то взаимосвязаны. Можно ли представить такое устройство вселенной, в которой обеспечивалось бы сочетание костного вещества и живой материи?

Оказывается, есть гипотеза, в которой такое сочетание возможно. Она существует с древнейших времен, хотя и категорически отвергается наукой. Это представление о вселенной как о живом организме. Еще Платон писал, что «наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом» [«Тимий» 30, b]. Сириец Ямвлих полагал, что «мироздание является единым живым существом. Его части разнятся по своему местоположению, но вследствие единой природы стремятся друг к другу» [«О египетских мистериях» IV, 12]. А английский философ Беркли писал, что эти части расположены друг по отношению к другу в виде цепи или лестницы, в которой «каждое низшее существо является как бы вместилищем или объектом для следующего, расположенного над ним, которое помещается и действует в нем» [«Сейрис» 276]. Такой организм вполне может рассматриваться как объект, который содержит костное вещество и живую материю в единстве.