Страница 10 из 15
Религиозно-суфийские мотивы покорности судьбе, мусульманское понятие сабр (терпение) в татарской литературе XVII–XIX вв. помогли населению выстоять трудные этапы христианизации и русификации. Даже в таких условиях не политическая, а религиозная тематика была преобладающей в письменной литературе (в отличие от устного народного творчества, где отдельные события тех суровых дней нашли отражение в баитах и других жанрах фольклора). Даже такие поэты XVIII века, как Габди и Габдессалям, осуждавшие выносимые властями суровые приговоры участникам крестьянских восстаний под предводительством С. Разина и Е. Пугачева (они были подвергнуты жестоким наказаниям в виде сечения уха и вырывания ноздрей), писали в духе терпения, смирения, нежели призыва к неповиновению.
В условиях лишения политической свободы татары не впали в отчаяние и сумели переключить все свое внимание на культурные и просветительские сферы жизни. Ислам учил не вмешиваться в политику властей. Сохранились исторические свидетельства о том, как татары со словами «Иман, патша ва ватан очен!» («За веру, царя и отечество!») выступали на полях сражений за Россию и показали себя искренними верноподданными и патриотами. Несмотря на то, что государство относилось к ним как к «второсортной» части населения, татары в сложные периоды истории неизменно демонстрировали осознание своей принадлежности к гражданам России, принимали на себя ответственность за сохранение общего государства. В народных песнях чувствуется гордость за то, что сам царь высоко ценит мужество и храбрость татарских джигитов:
Художественные образы русского царя и царствующих особ в тюрко-татарской литературе появляются в XVII–XVIII вв. Еще в начале XVII в. Кадир Галибек в своем «Джамиг аттаварих» («Сборник историй») в несвойственной летописному стилю экспрессивно-эмоциональной манере (возможно, по велению касимовского хана Ураз Мухаммада) восхваляет правление Бориса Годунова, который по-отечески, «орошая заботой, как благодатный дождь», служит народам своего государства. В первой половине XIX в. Гумар Мухаммад оглу написал поэму-оду «Путешествие принца Александра» («Сәфәрнамәи шаһзадә Александр», 1837), посвященную визиту наследника российского престола в г. Оренбург в 1837 г.
Мухаммадсадыйк Иманкулый (1870–1932) посвятил целый поэтический сборник русским царям, куда включил элегию на смерть Александра III и оду Николаю II по случаю восхождения на престол[71]. Эта книга, опубликованная в 1901 г. в Казани, интересна тем, что содержит классические формы арабо-мусульманской поэзии: марсию и мадхию.
Отклик на смерть Александра III написан им по канонам восточного панегирика – рисы. Автор воспроизводит состояние всеобщего горя и печали, охватившее население страны в связи с кончиной «императора всех времен»: «Әһле Русийә тәмамы әйләсүн аһ фиган, Хәсрәт илә җөмлә күздән йәш улсун рәван», «Йагни ул галиҗәнаб император заман, Тәхет, таҗын калдырып гакыйбайа тәслим итде җан». В соответствии с традицией жанра доминирует торжественно-панегирический тон и гиперболизация добродетелей ушедшего из жизни человека: редко найдется во вселенной такой милостивый шах, как он («Надир иде галәм эчрә бөйлә бер шәфкатьле шаһ»); как защитник государства он привел страну в состояние благоденствия (Мәмләкәтне шөйлә абад итде ул дәүләт пенаһ), народу дал спокойствие и устроил общественный порядок, убрав с его пути силы зла (Халка асаиш кәтерде, кыйлды зөлем әһлен тәнаһ). По мнению автора, мусульмане особенно должны быть опечалены смертью, так как от данного «шаха» они получали разные блага (Әһле ислама бу эшдер мөҗиб аһ хөзен аләм, Чөнки анлар ушбу шаһдан күрделәр дөрлү кәрам).
Далее поэт плавно переключается от марсии к мадхии, делает красивый переход от печали к радости: ушла луна (Александр III) – все загрустили, но вышло солнце (Николай II) – все обрадовались (Маһ китте, әйләдек аһ, шәмс килде, әйләдек гаян). Кульминацией оды являются слова: Шах – наш шах, султан – наш султан! (Шаһ – безнең шаһыбыз, солтан – безнең солтаныбыз!). Две жанровые стратегии – марсии и мадхии – объединяют разнообразные художественно освоенные идеи и понятия в динамичную и гибкую систему нравственных оценок, выражаемых в основных лирических мотивах произведения.
Примечательно свободное употребление татарскими авторами различных «экзотичных» восточных титулов по отношению к русскому царю: персидских (шах, шахиншах, падишах), тюрко-монгольских (хан, хакан), тюркских (султан), арабских (малик). Использование в татарском языке наравне с европейским титулом император «азиатских» санов навеяно неким «евразийским» духом. Все это еще раз подтверждает народную пословицу: «татарину толмач не нужен», – татары прекрасно знали как восточные, так и европейские монархические титулы[72]. Приведенные примеры позволяют утверждать, что такая пестрая титулатура по отношению к российскому монарху употреблялась не только в официально-дипломатической документации, но и в письменной поэзии, как это наглядно демонстрирует М. Иманкулый:
Все это показывает, что юбилейные панегирики 1913 г. были не первыми или случайными сочинениями о русских монархах. Основу социально-идеологической концепции этих произведений составляет имперская идентичность – принадлежность к державе. При этом отчетливо видно, что татары идентифицировали свою национальную принадлежность как религиозную – «мусульмане»:
Таким образом, поэты ставят знак равенства между разными параметрами идентичности – этнической принадлежностью и религиозной: Мусульмане наравне с русскими трудились во благо Отчизны (Бар мөселман, бер тигез руслар берлән бирде көчен). То обстоятельство, что различия между понятиями «национальная принадлежность» и «религиозная принадлежность» в сознании татар были стерты, а светский правитель выполнял одновременно и обязанности главы религиозной общины, поставило перед частью мусульманского населения сложный вопрос: кто же является для них истинным духовным лидером? Через многие произведения средневековой тюркской поэзии рефреном проходит мысль о том, что тот правитель, который воплощает в себе качества «тени Аллаха на земле», будет восприниматься подданными как идеальный.
71
Касаиде ләтыйфә. Мәрсийәэ император малике Русийә Александр әс-салис вә тәһнийәэ император әкрәм Николай әс-сани ибн Александр. Җөдам әл-голүм Мөхәммәд Садыйк бине мелла шаһ Әхмәд әл-Иманколый әл-Казаниның асаре фәһем гаҗизанә вә нәтиҗәи табг шагыйранәләрендән бер мөкавәләтдер. Казан университеты табгханәсе, 1901.
72
В России имелась отдельная прослойка «служилых татар», которые являлись переводчиками (толмачами), писцами, послами в торгово-экономических связях империи с восточными странами. Известны случаи, когда славянские титулы «царь» и «князь», татарские писцы использовали в адрес турецкого султана: См.: Фаизов С.Ф. Статус царя в письмах переводчика османских падишахов Зульфикара-аги, адресованных царям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу. Режим доступа: http://www.idmedina.ru/books/materials/ rmforum/2/hist_faizov.htm? См. также: Зайцев И.В. Цари и падишахи // Родина. 2006. № 12. С. 56–57.