Страница 5 из 16
Люди тем временем пробегают уже мимо нас, и я решаю выждать ещё немного в надежде, что мы останемся с тигром наедине, без лишних глаз. Но схлынувший поток людей оставляет за собой долговязого парня, стоящего, словно зачарованный, прямо на пути зверя. Понимая, что больше времени нет, я готов уже крикнуть Хэнку, который успел почти пробраться к нам сквозь толпу и ждёт только моей команды, чтобы рывком преодолеть оставшееся расстояние. Но тут Дэвид хватает меня за плечо, останавливая, и резко вытягивает другую руку, преграждая путь Хэнку. Мы оба замираем скорее от неожиданности, чем сознательно.
Тем временем долговязый парень начинает медленно, без резких движений, опускаться перед тигром на корточки. Тот смотрит без злобы, не спеша двигаться вперёд. Чуть щурит глаза, потом встряхивает головой. Ещё раз. Лениво зевает. Парень осторожно касается ладонями земли, тигр неторопливо ложится, по одной вытягивая лапы.
Я очень осторожно, боясь сбить его с концентрации, касаюсь сознания парня. Так и есть, мутант. Его контакт с тигром неуловимо напоминает мою телепатию, но даже если бы я мог настроить связь с животным, мне этого не повторить. Это как совсем другой язык.
Тем временем подоспевают работники зоопарка, негромко хлопает выстрел, парень вздрагивает и, убедившись, что глаза тигра закрываются уже под действием дротика со снотворным, а не его влиянием, торопливо встаёт и спешит скрыться. Я оставляю детей под присмотром Дэвида и Хэнка и следую за ним.
Он обнаруживается на склоне у пруда, задумчиво глядящий на воду и приводящий в порядок мысли. Я съезжаю с тропинки, но выезжать на склон не рискую, чтобы не скатиться ненароком в воду. Останавливаюсь в паре метров позади него — не лучшая позиция для разговора, но что поделать.
— Ты неплохо справился, — двусмысленно начинаю я. Он немного напрягается, но не подаёт виду и не спешит оглядываться.
— Сначала не понял, что к чему, почему все бегут, а потом оказалось поздно, и я решил, что драпать из-под самого носа тигрицы будет плохой идеей. Да и испугался. Хорошо, служащие подоспели быстро.
— Наверное, ты неплохо управляешься с животными, — продолжаю я, словно не заметив его слов. Напряжение уже откровенно сквозит в его эмоциях, но голос остается ровным. Молодец парень.
— Я разве что со своим псом хорошо управляюсь, да и то не всегда. Мне чертовски повезло.
— Ты можешь контролировать их или только успокоить, как сейчас?
Вспышка раздражения хлещет меня по нервам, и он резко оборачивается, чтобы отвадить назойливого незнакомца. Но сбивается с мысли при виде кресла. Ненавижу использовать его как орудие в споре, но сейчас вышло неплохо. Пока он снова подбирает слова, я, стараясь не улыбаться совсем уж по-хулигански — давно не получал такого удовольствия от знакомства с новым мутантом — демонстративно подношу пальцы к виску.
~ У меня нет причин выдавать чужие секреты. Зато могу поделиться своим. Не у тебя одного есть необычные способности.
В его мыслях смятение, а слова застыли на губах. Я позволяю себе беззлобно рассмеяться и протягиваю руку:
— Чарльз Ксавье, — и, когда он автоматически пожимает её, весомо добавляю: — Телепат.
— Томас Форстоун. С… студент.
Я открыто забавляюсь его растерянностью, но за ней нет злости, и вскоре мы открыто болтаем с ним, прогуливаясь по тропинкам. Я рассказываю ему о школе и её учениках. Вижу, как загораются его глаза. Приглашаю заглянуть как-нибудь, намекая, что он мог бы остаться и надолго. В его эмоциях последовательно вспыхивают радость, потом смущение, неуверенность, я чувствую, что он уже готов отказаться, но не тороплю, ожидая, что он сам объяснит мне причины.
— Вы понимаете... — мнётся он. — Я знаю, что это звучит нелепо, но у меня есть пёс, и мне не хотелось бы оставлять его надолго. Мы вроде как… он почти как часть меня. А если речь идёт об общежитии при школе, это не лучшее место…
По его эмоциям я понимаю, что это действительно очень важная для него причина, и пожимаю плечами:
— Знаешь, у одной из учениц настолько тонкий слух, что в её комнату пришлось поставить многослойную звукоизоляцию, чтобы она могла спокойно спать. Другой ученик периодически бьёт стекла, особенно когда нервничает, а мой главный помощник иногда обрастает синей шерстью. У обитателей особняка много довольно специфических потребностей, думаю, твоя ещё нормально сморится на их фоне. Как его зовут?
Парень мило краснеет, отводя глаза, и говорит:
— Чарли.
Я в голос смеюсь, хотя мы уже выходим на полянку, где меня ждёт автобус с детьми, и мне стоило бы принять более подобающий вид.
— Думаю, — я заговорщицки подмигиваю ему, — для моего тёзки мы найдём местечко.
Так в особняке появляется рыжая молния, всеобщий любимец и объект для бесконечных шуточек на тему клички. Я стоически терплю, тайком посмеиваясь над особо удачными.
Томас не преувеличивал, говоря о важности для него пса. Если на поведение других животных он может осторожно влиять, склоняя к тем или иным действиям (хотя он мне признался, что до дня нашей встречи объектами его опытов становились больше кошки и собаки, с таким опасным и полудиким зверем ему пришлось столкнуться впервые), то его контакт с Чарли был постоянен и невероятно глубок. Пёс фактически ощущался как продолжение его пальцев, повинуясь не то что мыслям — казалось, даже рефлексам. Это не требовало от Тома ни контроля, ни никаких-либо усилий. Причём, если бы мне вздумалось повторить подобное при помощи телепатии с человеком, это было бы чистой воды насилием. А Чарли был, кажется, безгранично счастлив, что может понимать желания своего хозяина безо всяких команд и прочей ненужной мишуры.
Но основной проблемой с Томом стало вовсе не присутствие Чарли в школе, о чём он подумал в первую очередь. Меня же заботило другое: Томас не был школьником, я не мог просто так перевести его к себе. Но и до учителя он не дотягивал — вскоре у него должны были начаться занятия на последнем курсе университета. И ему нужно было учиться, я не собирался заставлять его отвернуться от учёбы только ради его присутствия в особняке. К тому же Томасу нравилась его специальность — он занимался зоологией, и в зоопарк в тот день его привели поиски возможностей для научной работы. Там, в общем-то, согласны были дать ему место, но только на условиях постоянной работы в качестве сотрудника и с проживанием на территории, что не вязалось ни с участием в жизни нашей школы, ни с Чарли, а значит, отпадало.
В один из вечеров, которые мы провели за обсуждением этой проблемы, Томас высказал идею, что оптимальным вариантом для него было бы найти научного руководителя, согласного работать с ним на расстоянии, по переписке. Он мог бы вести свою работу почти самостоятельно, главное, чтобы был официальный, признанный руководитель. В университете можно было бы появляться и не так часто, на последнем курсе больше внимания уделяется научной работе, а не посещению лекций. А лаборатории особняка и помощь Хэнка (с которым они быстро нашли общий язык) давали и так немалые возможности.
Я задумался, перебирая в памяти старые связи, но ничего подходящего на ум не приходило. Хотя…
— Том, а ты не думал о том, чтобы немного сместить направление твоих работ в какую-нибудь смежную область, ну например, с генетикой?
Он раздражённо взмахивает руками:
— Можно подумать, что найти профессора генетики, согласного меня принять, легче, чем какого-либо ещё!
Я, озорно сверкая глазами, наклоняюсь к нему и сообщаю:
— Кажется, я знаю одного.
Так у меня появляется первый настоящий студент, и это оказывается не таким уж страшным, как мне когда-то казалось. Я даже не начинаю чувствовать себя старым.
И хотел бы я сказать, что это были дни светлого и безоблачного счастья. Но это означало бы покривить душой. Я понимал, что со всеми заботами — об учениках и учителях, тренировках и занятиях — лишь бегу от воспоминаний, способный спрятать их поглубже, но не справиться с ними. Воспоминания молчат и вроде не тревожат меня даже во снах, как это бывало первое время. Но они продолжают влиять на меня.