Страница 21 из 23
Кстати, само название рыцарей на Востоке, так же как и на Западе, было связано с лошадью. Шевалье – во Франции, кабальеро – в Испании, кавалер – в Италии – все эти названия рыцарей в Европе происходили от слова «шеваль» – лошадь, ну а само оно имело латинское происхождение. Арабские лошади назывались «фарь», и точно так же арабоязычным словом «фарис», обозначавшим одновременно и всадника, и рыцаря, называли на Ближнем и Среднем Востоке тех конных воинов, которые несли рыцарскую службу. Ну, а само понятие «рыцарство» называлось по-арабски «фурусийа» – «конное искусство». Цены на хороших боевых лошадей были сопоставимы со стоимостью оружия.
Практически точно такой же «рыцарский замок», что и на Западе, мы можете легко увидеть и на Востоке
Даже за самого обыкновенного коня в Египте XII в. давали трех верблюдов, тогда как за чистокровного арабского скакуна – 200! Весьма дорогой была и богато украшенная конская сбруя, свидетельствовавшая о знатности ее владельца, а также вся прочая военная амуниция, цена которой достигала стоимости годового жалованья простого воина. В то же время не слишком сложные по устройству доспехи – например, простейшая ламеллярная кираса – могли стоить столько же, сколько две осенние овцы.
Много дороже, естественно, стоил панцирь, пластинки которого были украшены золотом. Но ценность доспеха рыцарей-фарис заключалась не только в их отделке, но и в их боевом совершенстве.
Обычно состоятельный восточный воин облачался в кольчугу, которая называлась по-арабски «дир», и в стеганые мягкие доспехи хавтан и джуббах, нередко имевшие кольчужную прокладку. Их утепленной и более тяжелой разновидностью являлся газагханд[2], известный европейцам как джазерант, поверх которого надевался еще и ламеллярный панцирь джавшан. В отличие от арабов, такие панцири имели наибольшее распространение среди персидских или же турецких воинов, а также в Сирии и Египте. Интересно, что, по отзывам современников, металлические пластинки этих панцирей настолько громко клацали друг о друга, что их считали непригодными для разведчиков или ночных нападений. Так, уже упоминавшийся здесь Усама ибн Мункыз в своих воспоминаниях несколько раз писал о том, что воины нередко пренебрегали возможной опасностью и не надевали джавшан только потому, что он очень ограничивал их подвижность. Начиная с VIII в. на Востоке умели делать цельнокованые сфероконические шлемы, называвшиеся «бейдах», тогда как в Европе даже в XI в., если судить по «ковру из Байё», шлемы были сегментными, т. е. собранными из нескольких металлических пластин на заклепках. Восточные шлемы нередко имели полумаску из стали и всегда – кольчужную бармицу, которая закрывала воину не только шею, но очень часто еще и лицо. Подобная защита для воинов-стрелков из лука была просто необходима, но западные рыцари изменили форму своих шлемов только после того, как впервые побывали на Востоке. Да и то этот процесс в Европе занял свыше ста лет. Шлемы воинов на «ковре из Байё» имели большой наносник (а некоторые шлемы викингов снабжались полумаской!), но в целом защита для лица не предусматривалась. Впрочем, сегментные металлические шлемы на Востоке использовались вплоть до X–XI вв., но здесь по такой технологии их выделывали чаще всего из кожи. Важным элементом защиты восточного воина являлся его щит, причем на Ближнем Востоке разновидностей щитов было очень много. Использовались небольшие круглые щиты из кожи – дарагах, а также большие – ламт (изготовленные в Северной Африке) и терс. Плетенные из тростника турецкие щиты, которые обтягивались хлопковой тканью, назывались «калкан». Пехотинцы также использовали и большие щиты на манер генуэзских и потому называвшиеся «джанувиуах». В отдельных местах небольшие круглые щиты, сделанные из дерева, покрывали сегментами из металла, а в центре помещали красиво декорированный умбон. Такой щит мог защитить от любого удара, но он, конечно же, был тяжелее щитов, плетенных из тростника, обтянутых несколькими слоями кожи. Впрочем, исламские воины, судя, например, по изображению на керамической чаше конца XII – начала XIII в., при всем своем типично восточном вооружении, использовали и треугольные щиты, как у рыцарей. Хотя это могли быть и полюбившиеся им трофеи… Из твердой кожи, усиленной стальными бляхами, были и поножи, которые дополняли защитное вооружение кавалериста. Конский панцирь тиджфар, по крайней мере с XIII в., начал использоваться достаточно широко и был кольчужным либо чешуйчатым, имевшим основу из мягкой кожи, толстой ткани или же войлока. У европейских рыцарей, которым жаркое солнце Ближнего Востока доставляло немало неприятностей, были свои конские попоны, но применяли они их в основном для защиты от зноя. Будучи «универсальными» воинами, они сначала старались избегать всякой лишней нагрузки, пусть даже и полезной. Рыцарю приходилось быть «мастером на все руки», тогда как на Востоке полноценными бойцами являлись тяжеловооруженные всадники и легкие конные лучники, которые среди европейских воинов практически отсутствовали. Поэтому нет ничего удивительного в том, что доспехи восточных воинов были намного тяжелее, чем западноевропейские.
Турецкие луки (Музей Топкапы, Стамбул)
Усама, например, имел газагханд, состоявший сразу из двух кольчужных доспехов: более длинного – европейского происхождения и короткого – восточной работы, между которыми находилась еще и стеганая прокладка. Поскольку снаружи кольчугу покрывала яркая восточная ткань, то догадаться о защитном предназначении подобного кафтана было не так-то просто. И получалось, что визуально мусульманские воины смотрелись как исключительно легковооруженные. Только ламеллярный панцирь, надетый поверх такого кафтана, да еще шлем (хотя его тоже часто обтягивали тканью либо наматывали вокруг него тюрбан) могли помимо оружия служить указанием, что этот человек снаряжен для боя, но и тогда о тяжести его доспехов судить было довольно трудно. Важным достоинством такого защитного вооружения было то, что восточный воин, даже если он сидел на скачущей лошади, мог надеть его и снять не только днем, но и ночью, без всякой помощи слуг и оруженосцев. Что же касается боевого оружия, то оно соответствовало тогдашней манере ведения боя. В XI–XII вв. столкновения тяжеловооруженных всадников окончательно приобрели характер стремительной сшибки, в связи с чем значение копий, как эффективного оружия первого удара, значительно возросло. Кстати, все тот же Усама ибн Мункыз отмечал, что в его время «появился обычай носить составные копья, прикрепляя одно к другому», причем длина их доходила до 6–8 м!
Вначале противники мчались друг на друга с копьями наперевес. Если копья в схватке ломались, то всадники брались за меч, а затем за булаву. Понятно, что очень длинным и тяжелым копьем было труднее манипулировать, поэтому на Востоке их древки чаще всего выделывали из бамбука, а если они были из дерева, то их старательно высверливали изнутри. Поскольку служили они для таранного удара, то у них были вытянутые граненые наконечники, способные пробивать даже самые многослойные виды панцирей.
Легкая конница и пехота использовали для метания дротики нескольких видов. Меч был наиболее богато отделанным и престижным видом оружия. В пехоте вплоть до XIV в. таким мечом являлся арабский зейф, имевший своим предшественником римский гладиус. В коннице мечи были длиннее и тоньше.
В конце VIII – начале IX в. среди мусульманских воинов Ближнего Востока постепенно стала распространяться изогнутая сабля, проникшая сюда из Центральной Азии. Но это оружие было наиболее характерно для турецких воинов, в то время как персы, армяне, арабы и курды еще долгое время предпочитали прямые мечи. Об их качестве можно судить на основании слов все того же Усамы ибн Мункыза, который в бою с исмаилитом ударом меча перерубил ему не только клинок, но и предплечье. На лезвии меча Усамы при этом осталась только царапина, и хотя местный кузнец пообещал ее заделать, Усама отказался, посчитав след от этого удара лучшим свидетельством высокого качества своего клинка.
2
От терминов «хавтан» и «газагханд» происходят русские слова «кафтан» и «казакин».