Бес в ребро 1

И он, пытаясь притушить фанатичный блеск своих печальных глаз, сгонял с лица ставшее привычным выражение вечной скорби, изображал подобие улыбки и отвечал какой-нибудь дежурной фразой – лишь бы оставили его в покое.

О нормальном питании говорить не приходилось, и сорокалетний мужчина худел буквально на глазах – стал лёгким, как пушинка. Его импульсивные действия больше не поддавались логическому осмыслению, но были подчинены одному ярко выраженному желанию – встрече с любимой. Однако вся трагедия сложившейся ситуации заключалась в том, что Володя запретил себе даже думать об этом. Единственное, что он мог – это наблюдать издалека за своим идеалом. Причём, он отчётливо понимал, чувствовал сердцем, что без этой последней отдушины жизнь для него теряла всякий смысл.

И вот однажды, опаздывая на электричку, он случайно сел в один вагон с предметом своего фанатичного обожания. Поезд был забит до отказа, Владимир стоял в тамбуре, и вдруг… Он даже не увидел, но буквально почувствовал, что его обожаемый ангел находится где-то здесь, рядом. Возможно, за перегородкой, отделявшей тамбур от переполненного душного вагона. Несчастный смотрел прямо перед собой и как-то совершенно неожиданно разглядел в тёмном стекле закрытой выдвижной двери… себя, своё отражение – убогую карикатуру на то, что он привык видеть в зеркале, что наблюдал совсем недавно – несколько месяцев назад.

Сверкающие с сумасшедшим блеском глаза, казалось, светились в полумраке. Щёки ввалились. Худое и бледное, измождённое хроническим недоеданием лицо, будто мерзкая рожа вурдалака, мерцало в неровном свете заросшего грязью светильника. Глубокие складки вдоль носа, опускаясь вниз, придавали небритой физиономии Владимира выражение дикое и потустороннее, почти неземное. Мурашки пробежали у него по коже, и вдруг ему до ужаса стало жалко себя, свою непутёвую жизнь, детей, Женьку... Слёзы навернулись на глаза, затем потекли по щекам, стали капать на грязный пол. А спустя несколько минут беззвучные рыдания глухо сотрясали его осунувшиеся худые плечи. Несчастный мужчина ладонями прикрывал мокрое от слёз лицо, чтобы кто-нибудь из спрессованной в единое целое толпы пассажиров не заметил его слабость, не осудил и не осмеял эти непонятные для непосвящённых нечеловеческие страдания.

Но вдруг совершенно неожиданно дверь открылась, и – о, ужас – прямо перед его воспалёнными от слёз глазами стояла Женька. Некоторое время она смотрела на него недоумённо, потом протиснулась, взяла за руку, начала успокаивать... Выйдя на платформу, они опять, как когда-то давно, пошли рядом. Но сейчас – Володя чувствовал это почти физически – их разделяла стена отчуждения и непонимания. Евгения говорила, что она уволилась с работы, что больше он её в электричке не увидит, что ему надо отдохнуть, поправиться, что всё будет хорошо. Володя слушал, соглашался, но думал совсем о другом.

– Нет, ты не понимаешь?! – воскликнул он в унисон своим мыслям. – Он хотел мне тебя продать! Он не муж твой, мужья так не поступают. Он… он… твой сутенёр! Подумай! Тебе не место рядом с ним. Ведь люди всё видят. Неужели ты согласна на такой вселенский позор? Опомнись!!!

Услышав это, Женька замедлила шаги, остановилась совсем. Володя тоже. Потом её вдруг передёрнуло, будто током, после чего, ни слова не говоря, она резко повернулась и пошла куда-то в сторону, не разбирая дороги...

7.

И опять одиночество. Страшное, жуткое, беспросветное. К этому моменту жена Володи с помощью своих судейских подруг оформила развод. В суд Владимир не пошёл, чтобы лишний раз не трепать нервы. Но и жить с этой лживой скандальной особой у него не было больше сил. Приходили её родные, знакомые. Пугали, уговаривали, а потом завели на него судебное дело об оскорблении, избиении, ещё о чём-то диком и несуразном. Плохо только, что родни у одинокого мужчины в этом городе не было, другого жилья тоже. Поэтому приходилось терпеть и не обращать внимания на выходки бывшей супруги.

– Ты с ней поосторожнее, – учил его знающий товарищ. – На зоне половина мужиков из-за баб сидят! Большую волю дали нынче женскому полу.

Володя внял этому совету: поставил замок на дверь в свою комнату и сузил общение с теперь уже бывшей семьёй до минимума. К нему приходили милицейские чины, вызывали для бесед, он вынужден был собирать множество справок, характеристик и прочая, и прочая, и прочая... Можно было бросить всё к чёртовой матери и уехать – куда глаза глядят, но сыну было всего двенадцать лет, и он не мог оставить ребёнка на произвол судьбы, совесть не позволяла.

Говорят, что время лечит любые душевные раны. Может быть и так, только ведь эффективность любого лекарства во многом зависит от дозы. И никто не знает, сколько недель, месяцев или даже лет надо ждать и терпеть, чтобы стало хоть немного легче. Потянулись выматывающие душу серые будни. На дворе стояла чёрная осень. Снег ещё не выпал, было холодно, сыро, тоскливо. Постепенно Володя начал привыкать к этой беспросветной серости, и ему казалось, что так будет всегда. Но вот с неба полетели белые мухи, и стало чуточку светлее.

К концу декабря выдалось несколько солнечных денёчков. Белый ковёр на улице блестел и искрился, на окнах появились замысловатые зимние узоры, а до Нового Года оставалось совсем немного. Владимир был на работе, когда его вызвали по телефону к проходной. Выйдя на улицу, он не сразу поверил своим глазам. У вахты стояла, улыбаясь, будто ясное солнышко… она, Женька! И тут же, будто по волшебству, канули в никуда все его мучения, терзания, чёрные мысли. Он снова держал её за руку, и они говорили, говорили, говорили…

Оказалось, что Славку в очередной раз забрали в милицию, Евгения несколько раз носила ему передачи, а Володю она хотела познакомить с хорошей женщиной, своей подругой. Этим же вечером они договорились идти к ней.

– Только надо будет что-то купить, – заметила Женька, – Ну, и бутылку обязательно для знакомства.

Вечером друзья-любовники сидели за столом в доме Валентины, родной сестры Славки – того самого. Если бы Володя заранее знал об этом, он бы не пошёл сюда никогда. Но случилось то, что случилось. Тем более, для него всё это было не так важно. Главное – он находился рядом со своей ненаглядной, смотрел в её светлые очи, болтал с ней, о чём придётся.

Валя жила в своём доме с семилетним сыном. Муж, по её словам, не так давно погиб в автокатастрофе. О том, что он действительно был у неё когда-то, напоминали огромные сапоги в прихожей. Кроме того, дом, сад и огород находились в идеальном состоянии. Предыдущего жениха Валентина выгнала за рукоприкладство и теперь искала нового.

Пришёл кто-то из соседей. Сели, выпили, закусили.

– У меня не сорок пятый размер обуви, – балагурил Володя, – я тебе не подойду.

– Да ну, может, и подойдёшь, – в тон ему отвечала Валентина. – Просто ты не знаешь, что я ясновидящая. Мысли у мужиков только так угадываю! Насквозь вашего брата вижу, и тебя могу просветить, если попросишь. У меня в левом глазу рентгеновский аппарат встроен, а в правом – УЗИ!

– Ты не из цыган, случайно? – улыбнулся Володя.

– Нет, но ручку можешь позолотить, – расхохоталась разбитная хозяйка, глядя на гостя оценивающе. – Таак, значит, вижу, вижу, вижу. Это о тебе поговорка: «Седина в бороду, а бес в ребро». Знавала я таких. Свёкор мой покойный в сорок лет, помнится, похлеще твоего куролесил! Такие, блин, кульбиты выделывал, рассказывать стыдно. Вот и тебя тоже бес в ребро тычет!

Для убедительности она ткнула гостя в бок своим маленьким пухлым пальчиком, и вся компания весело захохотала. А Володя подумал, что, в сущности, Валентина права. Жил он себе спокойно, ни о чём таком не думал, но вот пришло время – кризис сорокалетних – и понесло его, будто соломинку бурным потоком, затянуло в первый подвернувшийся водоворот. И что теперь делать, куда плыть дальше? Сие не ведомо никому.