Страница 12 из 15
Наконец, показалось приметное водяное колесо, и караван причалил к берегу. К удивлению Павла, назад добрались даже чуть быстрее, несмотря на течение. Возможно, потому что вниз Моторин плыл, почти не помогая реке винтом, а на обратном пути юный индеец старался развить высокую скорость.
С момента выхода на сушу рот у детей почти не закрывался. Сначала они долго и с удивлением осматривали самостоятельно вращающееся дубовое колесо, совали пальцы куда можно и нельзя, пытались остановить руками главную шестерню, конечно же, неудачно.
Затем произошло торжественное открытие контейнера. Можно представить удивление этих неиспорченных цивилизацией детей, когда они увидели огромный ящик, сделанный, подумать только, из самого настоящего железа. Да ещё и закрытый на непонятный замок.
Тане стоило огромных усилий удержать младших братьев от углубленного исследования всего, что они видят. Выручили лишь наловленная рыба и скрывшееся за вершинами предгорий солнце.
Так или иначе, но детей, основательно вымыв с мылом в ручье, уложили на надувной матрас, а для себя Моторин быстренько соорудил шалаш. После чего вымылся сам, сменил повязки на руке и ноге, сел на прибрежный камень и задумался.
Теперь придётся строить дом, хочет он этого или нет, причём, в срочном порядке. А срочность постройки сильно сужает варианты. Кирпичный сложить они до зимы не успевают. Ведь сначала нужно найти глину, налепить из неё заготовок, обжечь их, причём не конвейерным способом, а партиями, что тем более замедляет работу. На дом для пятерых понадобится не меньше пяти тысяч кирпичей. Затем хорошо бы найти известь, если она вообще есть где-нибудь рядом, чтобы не скреплять кладку мокнущей под дождём глиной. И только потом уже класть сами стены. А ведь ещё есть полы, какая-никакая столярка, крыша…
Сруб тоже не возведёшь. Во-первых, спиленные брёвна нужно долго сушить, а во-вторых, не дело это, заставлять малолетних пацанов таскать неподъёмные лесины.
Остаётся рыть землянку. Придя к такому выводу, Павел отправился спать. К его удивлению шалаш оказался занят, там, накрывшись волчьей шкурой, лежала Таня. Молодой человек хотел уже пристроиться в каком-нибудь другом уголке, но девушка призывно похлопала по расстеленному меху рядом с собой и позвала:
– Паша. Паша.
Моторин секунду подумал, потом махнул рукой и пристроился рядом, повернувшись к индианке на всякий случай спиной. Но всё напрасно. Девушка плотно прижалась к нему и начала гладить по голове, в чём-то его при этом убеждая. Такая непритязательная ласка напомнила Моторину детство, глаза стали слипаться, и он совсем было провалился в сон, когда вдруг…
– Паша, Таня…
В шалаш, пиная взрослых под рёбра и шелестя ветками, пробралась маленькая Даша. Она по-хозяйски ввинтилась между молодыми людьми, буркнула что-то невнятное, и через минуту уже залихватски сопела в две дырочки. Моторин не выдержал и рассмеялся. И с радостью услышал, как за спиной еле слышно ему подхихикивает Таня.
Следующая неделя прошла под знаком лопаты. Землю копали все. Пашка разметил квадрат пять на пять, одной стороной упирающийся в холм. Там и решил строить землянку. Лопата нашлась только одна, но шустрый Марат за час, напропалую используя Пашкин нож, смастерил пять деревянных заступов. Это он ещё топор не видел, восхищённо подумал Моторин.
От стройки никто не отлынивал, даже Даша старалась помогать в меру сил, поэтому с обедом в этот день как-то не удалось. Никому не пришло в голову прекратить работу и пойти готовить. Да и на охоту тоже никто не выбрался. Пришлось кормить личный состав гречневой кашей с тушёнкой. Надо ли говорить, что дети были довольны.
Следующим утром Моторин к рассвету уже стоял на реке со спиннингом. Клевало, как всегда, хорошо, и за десять минут он вытащил трёх здоровенных жерехов. В общем-то можно было бы и сворачиваться. Если бы не Антон. Мальчишка ни свет, ни заря выскочил на берег и, как заворожённый, смотрел на невиданный ранее способ лова.
Ну а потом попросил спиннинг и попробовал сам. Получилось с третьего раза, а клюнуло уже с четвёртого, так что Моторину пришлось повозиться, отбирая у мальца удочку. Но с этого дня бессменным ответственным за рыбное меню стал девятилетний Антон.
Марат же возложил на себя добычу мяса. Нож он неоднократно пытался узурпировать, так что Пашка скрепя сердце отдал ему другой, складной, которым там, в будущем, зачищал провода, точил карандаши, и вообще, использовал для бытовых нужд. Мальчуган был рад. Он тут же выстругал себе ивовое копьецо, насадил на него наконечник из расщепленной оленьей бедренной кости, и, надо сказать, очень неплохо с ним управлялся. Во всяком случае, Пашке такой ловкости достичь никогда не удавалось.
Когда бытовые и строительные процессы были налажены, Моторин занялся сталеварением. К этому хронопутешственника подвигли две причины. В меньшей степени нежелание разбазаривать содержимое контейнера, а в большей – забота о детях. Ведь вернётся он в своё время, и с чем они останутся? Молодые, беззащитные, ни племени, ни родни. А если их научить выплавлять железо, пусть даже самое простое, кричное, да ковать из него самые примитивные изделия, вроде ножей и наконечников для копий, то это как раз и будет лучшей защитой. Любое племя с удовольствием примет молодых мастеров, а подрастут, так и самые красивые девушки с радостью пойдут за них замуж.
Окончательно он решился, когда при рытье землянки на глубине полметра обнаружил слой великолепной глины. Из такой можно и домну сложить, а если очистить, то и посуду лепить. Гончар ведь, как он думал, никак не менее уважаемый человек, чем кузнец.
Так что к началу августа, когда землянка приобрела почти законченный вид, не было только полов и дверей, на ручье стояли уже три водяных колеса. Последнее было полностью изготовлено силами Марата и Антона.
Работа спорилась, все были при деле, и уже к середине лета Моторин обнаружил, что начал неплохо понимать своих внезапных родственников. Если Таня в беседах с ним специально старалась говорить максимально доходчиво, подыскивая нужные слова, то детишки даже между собой изъяснялись почти полностью по-русски. Этому в большой степени способствовал тот факт, что в их языке не было многих понятий. Даже само слово «колесо» оказалось для индейцев незнакомо.
Раз в неделю они с Таней ходили на лодке «на дачу», как говорил Моторин. Кукурузу, картофель и прочее нужно было поливать. К тому же, заканчивалась соль, поэтому Павел вовсю использовал опыт главы семейства Сапа. Индианка, пока он выпаривал воду, ухаживала за посадками, а потом бегала в лес. В лесу росло большое дерево гинкго, исправно снабжавшее семейство настолько ровными и круглыми орехами, что Пашка даже использовал их в качестве шариков для подшипников, конечно же там, где не было сильных скоростей и нагрузок.
А такие конструкции худо-бедно, но появлялись. Первой ласточкой было гончарное колесо с водяным приводом, затем лесопилка. Ореховые подшипники на удивление хорошо держали обороты, правда шарики приходилось раз в две недели менять. Изготовление посуды очень понравилось Тане. Она с удовольствием лепила тарелки, горшки, кувшины в таком количестве, будто на ручье жило не пятеро человек, а как минимум целое племя. Куда девать всю эту расписную красоту, Моторин пока не знал. Один горшок, тарелку и кружку он припрятал в контейнере, чтобы забрать домой, а с остальными нужно было что-то придумывать. Пока выход виделся один – продать посуду в Чаттануге. Но добираться туда два дня, да сколько времени он проведёт в самом городе. Так что оставлять детей без присмотра на неопределённое время путешественник не спешил. Пусть сначала обживутся.
Впрочем, вопрос с лишней посудой решился сам собой. Однажды утром Моторина разбудил Антон.
– Паша! Люди. Там люди. Много дом. – возбуждённо кричал он, почти не перемежая свою речь словами на родном языке.
Глава 8. Двигатель прогресса
Сначала Моторин увидел дымы. Много, не меньше двух десятков. Они столбами стояли в лучах восходящего солнца, и на первый взгляд казались застывшими. Между струями дыма по-хозяйски расположились вигвамы. В новоявленном посёлке царила деловая суета, бегали дети, горели костры, и женщины занимались своими нескончаемыми домашними делами. Если не знать, что ещё вчера на противоположном берегу никого не было, можно было подумать, что племя располагалось здесь всегда.