Штурмовики

– Сколько было часов налёта на «По-2»?

– Часов налёта? Сейчас трудно мне сказать. Там не вёлся учёт налёта. У нас лётной книжки не было. Это в армии уже была лётная книжка. А в аэроклубе – сперва с инструктором летали. Он учил сперва теории, конечно, а потом практике полёта. Вот на Кузьминской площадке… сейчас там всё застроено… летали мы там с инструктором. Он делал провозные, показывал, как посадку, взлёт делать, потом фигуры пилотажа, штопор, мёртвые петли там, переворот через крыло… И мы вот так учились практике. Ну, это примерно часов 30, наверное. Не меньше.

– Когда вы окончили аэроклуб?

– В Москве мы его не успели закончить. Начались бомбёжки. Мы уже были на казарменном положении. В Кузьминском парке, прямо около этого аэродрома, у нас стояли палатки – в них мы и жили. Там же питались, рядом в академии ресторан был ветеринарный [так у автора. – Прим. ред.]. Нам давали талоны и платили даже деньги – 100 рублей в месяц. А талоны: 3 с полтиной – завтрак, 5 рублей – обед и 2 с полтиной – ужин. Мы ездили летать только по воскресеньям – а талоны нам давали на всю неделю. Поэтому всю неделю мы могли себе такие обеды там заказывать! Академики, которые там учились, на нас с завистью смотрели. Ну, в ресторане – представляете? Сразу – берёшь – и вот так кругом: мороженое, отбивные всякие. Ну, самое лучшее. А в то время это большие деньги были. Потому что зарплата была у инженера даже – рублей 200–250. Представляете?! Государство нам платило!

Жили мы на казарменном, но форму – не давали, присягу – не принимали, хотя мы уже были, как говорится, мобилизованные. Потому что мы все, как только началась война, написали заявление с просьбой направить нас на фронт добровольцами.

– Вы сказали, что в Москве не успели закончить подготовку. Аэроклуб был эвакуирован. А когда и куда?

– Прямо из Кузьминок – есть такая в Подмосковье возле Люберец станция Мальчики – вот туда дали нам эшелон с платформами, с вагонами. И туда мы всё оборудование аэродрома погрузили. И в ночь числа 25 июля из Мальчиков мы тронулись через Рязань в Сасово. Не доезжая Сасово был такой поселок Чучково. Там нас на обочину сгрузили, состав отослали – и мы в чистом поле остались с техникой… Больше у нас ничего не было.

– Свои самолёты вы тоже туда перевезли?

– Да. Самолёты – перелетели, которые были. А вот оборудование всё вместе с нами на платформах, и мы в вагонах – приехали в поле. Километра 3 от Чучково. Совхоз там был. Пить нечего: ни колодцев, ничего нет. Пошли искать воду. Нашли винзавод. Двери нараспашку. Рядом – плантации чёрной и красной смородины, с которой (с чёрной) вино делали хорошее. Никаких сторожей. Огромные бочки с вином стоят. На столе – медный таз… такой, знаете, как варенье варят? И – кран. Подходишь, кран открываешь… Вместо воды мы нашли вино. Ну, вместо воды мы и стали это вино пить. И налакались, что еле дошли. Бутылки, которые под воду взяли с собой, – раздали всем, и все попёрлись на этот винзавод пить…

– Руководство не наказало за это никак?

– Они куда-то уехали. Наверное, комнату сняли где-то. Ну, руководство есть руководство. А мы вот так остались одни. Потом начальство приезжает, построение делает – а мы уже в стельку. Я в первый раз в жизни вино попробовал. У меня всё идёт кругом. Ну, всю перекличку сделали, они уехали – а мы заснули прям на насыпи все: 100 человек с чем-то.

– Вас выслали в чистое поле. А когда и как вы оборудовали жильё?

– Говорю же – это первая ночь. В следующую – привели на поле, поставили палатки – такие, как стояли в Кузьминском парке. Никакого жилья. Только палатки. Самолёты и палатки – всё.

– И там вы продолжили обучение?

– Этот аэродром потом стал военным уже во время войны: Чучковский. И там уже были боевые самолёты, истребительный полк стоял. А мой друг, с которым мы потом работали, был командиром этого полка уже после войны. Представляете? То есть наш аэродром, который мы сами оборудовали, он стал… но сейчас – всё закрыли. Сейчас, например, из 20 училищ, которые были в Советском Союзе, лётных осталось одно! Академии закрыли, всё. У нас сейчас училищ не хватает.

– Как было построено обучение, когда вас эвакуировали?

– Вообще-то на таком же уровне, как в столице, но, может быть, даже интенсивней. В Москве инструктора всё-таки приезжали на 8 часов работы, а тут круглые сутки они были вместе с нами. Сталин требовал, приказывал: срочно дать стране, фронту 200 тысяч лётчиков. Поняли? И все вкалывали – будь здоров!

– А как вас кормили в аэроклубе после эвакуации?

– Кормили лётчиков в аэроклубе всегда сверх головы. Я не помню, чтобы у нас кто-то голодный ходил. Всех кормили нормально.

– Как долго вы продолжали обучаться?

– Мы приехали 26 июля. А уезжали оттуда – в сентябре. Уже дожди шли. Нас разнарядили в истребительное училище в Армавире. Погрузились мы в Чучково на поезд, специальный вагон нам дали – и покатили на колёсах на юг. Немцы уже подходили к Ростову.

– Вы прибыли в это училище – и сразу началось обучение?

– Сперва мы пришли – карантин был. Привели нас в помещение: большие кучи соломы, никаких кроватей, ничего. И так – неделю. Нам сказали: вот, на соломе спите. Мы это съели. Солома – кишмя кишела огромными вшами, вот такими [показывает.]. «Карантин» это был, да… Когда мы пришли на медкомиссию – нас сразу вшей морить послали. Мылись специальным мылом.

Когда закончился этот карантин – нас распределили по эскадрильям. Наша – 5-я была, учебная. Это так называемый «полуучебный лётный отдел». Теорией мы стали заниматься в городе, прям в центре, напротив горсовета. И казармы были прямо в центре Армавира! И тут же классы были, столовая – всё. Вечером ходили по городу, маршировали на прогулку строем. Ночью – спали. Потом, когда уже немец стал подходить, теория кончилась, и нас направили на аэродром. Рядом, через дорогу железную, был аэродром. В основном учили на «И-16» и «И-15»-бис (истребители старые). Новенький стоял только один «Ил-2».

– Вы летали именно на боевых «И-15» и «И-16» – или то были учебные спарки?

– «И-16» – однокабинный самолёт, а спарки – «УТИ-4». Это садишься – а там вторая кабина и второе дублированное управление. А до этого летали на «По-2». И потом дальше «УТ-2» были. Во время вот этой учёбы, уже лётной, когда мы только приступили, поступил приказ всё училище передать в действующую армию…

– Вы ещё не отучились, а вас уже…

– …в действующую армию, в пехоту. Командование наше авиационное стало распоряжаться нашим училищем, подчиняясь командованию фронта. Нас распределили кого куда. Меня, например, на зенитный пулемёт поставили, на аэродроме. Потом, когда уже подходить стали [немцы], заняли Ростов – нас поставили на периметр, на окраины Армавира. Велели рыть окопы, землянки. Винтовки раздали. Мы уже были бойцы действующего фронта. Потом был приказ всех нас направить в Керчь через пролив на помощь Крыму. Там наши стали отступать. Были и немцы, захватили там Севастополь…

– Так это 1942 год уже?

– 1941-й. Да, 1941-й. Попали сразу в бомбёжку – почти всех убило… осталось несколько человек… я – в том числе.

Тут приказ Сталина: всех курсантов из лётных училищ с фронта отправить назад в училища. Ну, меня сразу тут же вывезли, направили… не только меня: собрали много, был специальный сборный пункт. Нас погрузили сперва в эшелон в Баку, а в Красноводске уже собралась большая группа всех курсантов, кого с фронта сняли. И стали разбрасывать по училищам лётным, которые уже из Москвы, из других западных районов, эвакуировались в Среднюю Азию.