Герцогиня

…И тут же ответил сам себе.

Герцогу – ничего.

А вот от тебя с превеликим удовольствием избавятся. И Вилмер сам перережет тебе горло, дабы не запятнать свою драгоценную репутацию перед Всеангельским собранием Перкотта и собранием Двенадцати из Мелебрской резиденции.

Он глухо зарычал. Да что ж это за невезение сплошное?

Украденный Источник.

Письмо с угрозой.

Теперь, вот, брат Верджил…

«Его придется убить, пока не растрепал лишнего, – вдруг понял Максимус, – но это придется сделать уже после того, как я поговорю с веселыми ребятами из леса».

А вдруг не успеет? И мальчишка Посвященный доберется до Приюта и накатает доклад на много листов?

«Нет… Обряд довольно длительный. Потом к нему потянутся деревенские со своими мелкими проступками… Брат Верджил застрял здесь до конца дня».

– Вот идиот, – прошептал Максимус, – еще сказал, где искать. Ну что ж, брат Верджил, этим вечером мы встретимся.

Приняв решение, он вдавил педаль, замыкая абраксовую цепь. Машина рванула по дороге, вздымая дорожную пыль, и Максимус в который раз позавидовал соседней Сфере. По части автомобилей там было все куда лучше.

***

Проехав несколько миль еще дальше, на север, он притормозил, съехал на обочину. Вокруг – ни души. Над головой медленно плывут ватные облачка, вдалеке белоснежным миражом повисли горы. Темный ельник клиньями врезается в поля, постепенно к линии горизонта сливаясь в единый массив.

Максимус вдохнул глубоко. Выдохнул, успокаиваясь и приводя мысли в порядок. Отчего-то встреча с братом Верджилом не оставила равнодушным, зацепила. Помимо воли Максимус продолжал думать о молодом Посвященном, еще и, отчего-то, мысленно оправдываясь – мол, я не виноват, что меня таким сделали.

«Может, он свой Дар применил?» – Максимус хмыкнул.

Дар Узривших Лики был очень, очень специфическим и занятным. Они не убивали, нет. Но могли сделать так, что человек попросту начинал изводить сам себя мыслями о покаянии – и так до дома умалишенных. Впрочем, всегда можно было прийти в Приют Ангелов, и там, прилюдно покаявшись во всех прегрешениях, получить прощение.

Невольно усмехнувшись, Максимус покачал головой. Если это так – и если действительно брат Верджил по молодости и неопытности решился воспользоваться своим преимуществом – их встреча становилась уже неизбежной.

…а сейчас следовало подумать о другом.

Усилием воли он вышвырнул из головы все мысли о Посвященном, взял в руки нож, которым убили Каппу. Провел подушечкой пальца по перепачканному лезвию, ощущая каждый комок налипшей земли, холод безжалостной стали. Закрыл глаза, настраиваясь на нужный лад.

Если бы спросили, Максимус никогда не смог бы объяснить, как работает Дар. Возможно, потому, что никогда не учился и не развивал его. Не был, наконец, лицензированным поисковиком. Но Дар был силен и позволял переходить даже в соседние сферы.

Он словно проваливался в никуда, распадался на тысячи капель, становясь одновременно и ветром, и дождем, и землей, и пшеничными колосьями, что наливаются под жарким солнцем. А собираясь воедино, уже знал, в каком направлении двигаться дальше. Червячок беспокойства, поселившийся под грудиной, гнал и гнал вперед, до тех пор, пока не оказывался в нужном месте в нужное время.

Максимус ухмыльнулся и открыл глаза. Снова – солнечный день, хлопковые комки облаков на ярко-синем небе. Едва ощутимые прикосновения ветра, напоенного ароматами цветущих полевых трав.

Он уже знал, куда именно нужно ехать, и задерживаться более не стал.

Снова замелькали поля, изрезанные косыми полосами смешанного леса. Максимус неторопливо ехал туда, куда тянул Дар – и не прошло и часа, как машину пришлось бросить на обочине.

Он снял сюртук, аккуратно сложил его на сиденье. За ним последовали щегольский жилет в тонкую полоску, шелковая сорочка и брюки. Максимус достал из багажного отделения потертый саквояж, извлек из него «рабочую» одежду, приобретенную в соседней сфере. Вообще, соседняя сфера ему понравилась – удобная одежда, сказочно-прекрасные машины, ухоженные и одновременно весьма доступные девицы… Но дом все-таки был здесь.

Поразмыслив еще немного, Максимус прихватил охотничий нож, которым с легкостью рубил кости, затем повесил на плечо свернутый кнут с абраксовым усилителем и двинулся к своей цели.

Пока шагал по полю, приминая молодую пшеницу, думал о девчонке.

Жива ли?

Хотелось верить, что жива.

Не хотелось знать о том, сколько раз ее поимели братцы-разбойнички. Она сможет это пережить. Лишь бы только не прибили и не утопили в ближайшем болоте.

Максимус усмехнулся невольно, вспомнив, как она испугалась, оказавшись на постели. У нее были такие тонкие, изящные запястья и лодыжки. Тонкая шея. И взгляд такой… Нет, сразу ее убить не должны, и не убьют. А вот сломать, растоптать этот дивный цветок – запросто.

Скрипнув зубами, он только сильнее стиснул рукоять кнута.

Между тем он миновал поле и вдавался в лес. Неподалеку, видать, было болото – тянуло промозглой сыростью. Редкие лиственные породы постепенно сменялись темными, старыми елями. Чувство Дара в груди усилилось, сделалось почти болезненным…

Максимус шел вперед.

Он задумал немыслимое, с этим Источником. Еще никогда так не обманывал хозяина собственной жизни.

Но игра стоила свеч.

…Разбойничий поселок занял место на небольшом пятачке вырубленного леса. Не торопясь входить, Максимус прислушался, одновременно осматриваясь. Пять покосившихся строений, которые и домами-то сложно назвать. Кое-где бревенчатые стены, кое-где подбиты глиной. Крошечные окна, по большей части затянутые бычьим пузырем. Лошади, под навесом жующие сено. Два дюжих молодца в грязных рубахах, оправляющиеся за стеной одного из домов. Стояли они спиной к Максимусу, пошатываясь, чем тот и воспользовался: правого развалил до пояса ударом кнута, левого, пока тот приходил в себя от увиденного, полоснул ножом по горлу. И снова воцарилась тишина, нарушаемая лошадиным похрапыванием да еще каким-то странным звуком.

Где-то плакала женщина. Вот оно… внутри все сжалось от предчувствия, и, огибая лошадей, Максимус вполне понимал, что сейчас увидит.

…Ошибся. Открывшееся зрелище превзошло все ожидания.

На дне телеги свернулась клубочком женщина. От одежды остались лохмотья, сквозь которые просвечивала молочно-белая кожа и страшные, багровые кровоподтеки. Рыжие волосы – редкого медного оттенка – закрывали лицо.

Максимус приблизился, разрезал веревки, которыми запястья несчастной были привязаны к деревянным жердям. Женщина сжалась в комок, тихо подвывая в голос. Он старался не смотреть на обнаженные бедра, покрытые синяками и ссадинами. Затем, запустив пальцы в густую шевелюру, приподнял ее голову, разворачивая к себе лицом.

Конечно же, это была не девочка-Источник. Простолюдинка. Черты лица, оплывшие от оплеух, не могли принадлежать аристократке.

«Девица, которую умыкнули разбойнички», – сообразил Максимус.

– Гос… подин, – просипела рыжая, – от…пустите… умоляю…

– Идти можешь? – холодно осведомился он, продолжая разглядывать лицо несчастной, – в свою деревню вернешься?

Она всхлипнула и затряслась вся.

– Куда… я… после этого…

– Замолчи, – прошипел он, – рот закрой. Если можешь идти, выходи на дорогу. Там стоит машина, жди рядом.

Судорожно всхлипывая, она кое-как слезла с телеги и, прикрываясь обрывками платья, торопливо заковыляла в сторону леса, прочь из поселка. Шла она в самом деле с трудом, ее шатало, и Максимус даже усомнился – а дойдет ли – но потом решил, что дойти – в ее интересах, у него же были иные дела.

…Источник.

Максимус даже не мог вообразить, а что бы он сделал, окажись на месте этой рыжей его девочка. Фантазии не хватало.

Дальше он действовал так, как привык – бездумно, словно механическая кукла. Выбил ударом ноги дверь ближайшей избы, оттуда спустя некоторое время повалили дюжие ребята. Впрочем, далеко они не уходили – не просто так кнут с абраксовым усилителем стоил так дорого и изготавливался исключительно на заказ. На землю валились уже обезображенные, кое-где обожженные мертвые тела. Потом лихие ребята сменили тактику – вместо того, чтобы пытаться нападать на Максимуса, попросту кинулись врассыпную кто куда. Оставалось их немного, он достал еще троих, четвертого остановил хорошим броском ножа, попал в бедро. Подошел, уже никуда не торопясь, лениво выдернул лезвие. Судя по ярко-алому фонтану, плеснувшему из раны, жить мужику оставалось всего ничего.