Страница 74 из 77
– Что тут происходит? – с отчаянием человека, который сам разобраться уже потерял надежду.
– Знали бы – сказали бы, – отрезал Веслав, который решил в тридцатый раз перепроверить формулы и схемы в блокноте.
Нам ничего не оставалось, как стыдливо пожать плечами, подтверждая его слова. Виола приподнялась на локте и села. Она смотрела за наши спины, прямо в окно.
– Рассвет скоро. Наверное, уже…
Она не успела договорить: дверь открылась еще раз, и на этот раз комнату почтил своим посещением новый здешний полководец.
– Доброго времени суток! – бодро крикнул Эдмус, влетая внутрь. – Скоро начнется. Город бурлит – ну, еще б: на крышах хлопают крыльями и орут крякодуглы, ходят слухи про что-то безумное и розовое, а спать так и никто не ложился. Здрасьте, ваше светлейшество. Вы все-таки решили поддержать Йехара? Это почти так же романтично, как платье Виолы…
Руку Милии с жезлом остановил, надо полагать, необычный вид нашего шута: он был в полководческих доспехах и при шлеме. На груди болтался накопитель стихии воздуха.
– Это? – Эдмус верно истолковал наши взгляды. – Да просто я сейчас со смотра войск. Почему-то Цепеок решил, что обязательно нужно посмотреть войска, ну, я и посмотрел – с меня что, убудет? Во, напялили на меня доспехи Эрниока – малость велики, ну, да я привык выглядеть смешно. Убеждал жителей, что все, что вы делали сегодня – это ради них же. Не знаю, сколько из них мне поверили. Вернулись разведчики. Мооны готовятся. Никого нет, кто хотел бы подождать здесь?
Милия поднялась первой и прошествовала к двери, облив спирита с ног до головы презрением из глаз. Он посмотрел ей вслед раздумчиво и поинтересовался у Йехара:
– Поручиться за нее или нет? Ее с таким лицом еще до стены прикончат…
– Я бы на твоем месте за своих собратьев побеспокоился, – проворчал рыцарь, который так и не отошел от полуночной беседы.
Но по пути к стене каким-то чудом обошлось без жертв. Отчасти в этом была заслуга Йехара, который шел рядом с Милией и через шаг тихо предупреждал:
– Если ты попробуешь на ком-нибудь испытать силу своего скипетра – клянусь, я обнажу клинок тут же! С кем ты хочешь сражаться – со мной или с моонами?
– Для меня предатели света ничем не лучше порождений тьмы, – самым выспренним образом откликалась странница.
И потом все начиналось сначала. Отчасти тем, что наш путь не был завален трупами, мы были обязаны Эдмусу и его доспехам: встречные спириты косились на Милию с недоверием, но не задирались и вообще старались не заговаривать.
И это несмотря на то, что пришлось протискиваться через толпу. Едва ли не население Города стремилось быть поближе к эпицентру событий, большинство, конечно, разместилось в несколько ярусов в воздухе, но улицы все равно были перегружены.
У стены нас ждала Ифирь – она кивнула Эдмусу и самолично занялась нашей транспортировкой наверх. Над центральными вратами уже собрались сливки общества: Цепеок, Кахон, Д`Каас и прочие именитые спириты. Эдмуса поприветствовали сдержанными кивками, вся доля пораженных взглядов досталась нам, но не Милии, а Виоле.
– Ты платье-то сними! – напомнила я тихонько. Виола тихо ругнулась, стягивая с себя ненавистную одежину, я же почти в тот же момент забыла и про Виолу, и про платье – я посмотрела за стену.
Похоже, к армии моонов подтянулись новые войска. Плотная ночь так и висела перед городом, не желая уступать месту рассвету, заслоняя солнце, которое уже должно было показаться на небе – дикий контраст с самим небом, розовато-голубым: выдался по-настоящему погожий день впервые с начала нашей миссии.
А перед Городом раскрылась, ощерила пасть его могила.
– Они ждут, – доложил Кахон сухо. – Ждут нашего удара. Город оцеплен кольцом. Очень широким.
«Помру с достоинством», – гласило выражение его лица.
Эдмус кинул, благодаря. Посмотрел на Веслава.
– Откуда я могу говорить?
– Отсюда и можешь, – нервно ответил тот. – Только погромче, чтобы они перехватили. Виола, давай, тормоши птичек.
На каждом ближайшем зубце стены было кощунственно приклеено по пучку крякодуглов. Птицы молчали. Видно, воспринимали мысленные приказы Виолы, пусть даже из розового на ней оставались две оборочки, случайно зацепившиеся за арбалет.
– Когда начнется битва? – сухо осведомилась Милия, которую такое количество противника ничуть не впечатлило.
– Вы – потом, светлейшество, - ухмыльнулся Эдмус. – Сперва попробую я.
С этими словами он снял с головы шлем Эрниока и передал в руки Кахона. Потом стянул кольчугу и латные перчатки – их сунул Д`Каасу, не глядя. Амулет-накопитель стихии он со вкусом набросил тому же Д`Каасу на шею. Собравшаяся компания, а также и толпа за спиной глядели на него с непониманием.
– Ты… что делаешь? – наконец вымолвил Йехар.
– Готовлюсь в бой, конечно, – удивленно откликнулся Эдмус. Он отстегивал наколенники. – А что, похоже, что я решил немножко вздремнуть?
– Но… как же доспехи…
Королевский шут и полководец в одном лице ласково улыбнулся нам. Обидной улыбкой, потому что так старики улыбаются несмышленым детям, а ведь он был младшим в Дружине…
– Со мной.
Это он выговорил одними губами, перед тем, как кивнуть Виоле, посмотреть на Ифирь и повернуться лицом к моонам. Он смотрел только туда, где плыла ночь, где не было рассвета, а его голос раскатывался над Городом.
– Может быть, для нас этого утра не будет.
Веслав выдохнул рядом со мной, но это был вздох облегчения: работала его система. В слова он не очень-то и вслушивался. Если бы вслушался, сказал бы, что это банальность.
– Может, сегодня мы в последний раз видим тех, кто рядом, Город, небо. Ведь было же такое с другими Городами, которые захватили вот эти. И чем мы можем ответить им сегодня? Беспощадной храбростью и свирепостью? Заветами Эрниока? Воин будет неудержим в бою, когда ничто его не держит и ничто ему не дорого. Наши Табу. Все, во что мы верили, что правило нами годы. Ложь!
«Ложь… ожь…», – отразилось от серых стен. Эдмус выкрикнул это слово, адресуясь больше не к толпе спиритов у себя за спиной, а к моонам впереди, к потомкам того самого Эрниока, шлем которого он снял недавно с такой поспешностью. Спириты понятия не имели, что сражаться предстоит с дальними родичами, но мы-то были в курсе, как и Эдмус.
– Посмотрите друг на друга. Сейчас – взгляните друг другу в глаза. И забудьте то, чему вас учили сотни лет. Нет Табу. Мы сотни лет ему подчинялись, а его просто нет, потому что не может быть, чтобы в этом Городе никто никого не любил! Иначе мы не жили бы! Иначе стали бы, как эти! Пусть мы не произносили этого, пусть боялись признаться в этом самим себе, нам осталось только это утро, какая теперь разница… Матери – взгляните на детей! Воины – вспомните тех, за кого вы пойдете на смерть! Вспомните лучшие секунды вашей жизни, то, что вам дорого, пусть это будет свежий ветер, надувающий крылья, пусть это будет дом, куда возвращаешься, один миг! Взгляд! Все, что никогда не будет отнято ими!
Говорю я, шут герцога Цепеока! Здесь мой Город и мое небо. Никто из них не коснется этого!
Теперь он опять смотрел на Ифирь, она стояла совсем близко к нему – ближе, чем остальные, – и в какой-то миг их пальцы переплелись и были сказаны слова, которые не предназначались для толпы, а мы их услышали просто случайно:
– Я тебя не отдам.
Ифирь не говорила ничего – она просто улыбалась сквозь слезы. И, может, это просто показалось… каких только чудес не выкидывает стихийное зрение, но что-то светлое, молочно-белое, ласковое, змейкой пробежало по их сомкнутым рукам, скользнуло к Эдмусу, туда, ближе к сердцу…
И я поняла, что плачу тоже, что перед глазами у меня, застилая мрак моонов, стоит Питер, проплывает улыбающееся лицо моей мамы, прокручиваются сцены совместных посиделок с друзьями, потом что-то из наших призывов, только не так, как с Хайей: боли и страха не было. Я видела, как встает Виола рядом с Эдмусом, как заслоняет нас Йехар от какой-то, не знаю даже какой опасности, я понимала, что сейчас Дружине может прийти конец, и губы сами собой складывались все в ту же фразу: