Страница 24 из 26
– А куда вы подевали остальных? – спросила она, взглянув на вошедшего в комнату Дэниса.
Он объяснил: Анна легла в постель, Айвор и Мэри еще в саду. Потом, выбрав книгу и удобное кресло, попытался, насколько позволяло расстройство чувств, сосредоточиться на чтении. Лампы излучали безмятежный свет; все пребывало в полном покое, если не считать легкого движения, которое производила Присцилла, перебирая рисунки. Как тихо и как гадко, снова мысленно повторил Дэнис, тихо и гадко…
Прошло не меньше часа, прежде чем появились Айвор и Мэри.
– Мы ждали восхода луны, – сказал Айвор.
– Она сейчас находится между второй четвертью и полнолунием, – добавила Мэри с исключительной научной точностью.
– Там, в нижнем саду, так красиво! Деревья, аромат цветов, звезды… – Айвор восторженно взмахнул руками. – А уж когда взошла луна, сдержаться было невозможно, я заплакал.
Он сел за рояль и поднял крышку.
– В небе огромное количество метеоритов, – сообщила Мэри всем, кто желал ее слушать. – Должно быть, Земля вступает в период летних метеоритных дождей. В июле и августе…
Но Айвор уже ударил по клавишам. Он старался музыкой передать свои ощущения от сада, звезд, запаха цветов, восхода луны. Он встроил в свою импровизацию даже песнь соловья, которого там не было. Мэри замолчала и слушала его, приоткрыв рот. Остальные как ни в чем не бывало продолжали заниматься своими делами, судя по всему, музыка не произвела на них серьезного впечатления. Оказалось, что как раз в этот июльский день ровно триста пятьдесят лет тому назад сэр Фердинандо съел семь дюжин устриц. Это открытие доставило Генри Уимбушу особое удовольствие. Ему был свойствен глубокий пиетет перед историей рода, и подобные памятные даты восхищали его. Триста пятидесятая годовщина съедения семи дюжин устриц… Жаль, что он сделал свое открытие уже после обеда, а то приказал бы подать шампанского.
Направляясь к себе, Мэри решила заглянуть к Анне. Свет в ее спальне не горел, но она еще не спала.
– Почему вы не пошли с нами в нижний сад? – спросила Мэри.
– Я упала и подвернула щиколотку. Дэнис помог мне вернуться в дом.
Мэри была полна сочувствия. В глубине души она испытала облегчение от того, что отсутствие Анны объяснялось так просто. Там, в саду, ее тревожило смутное подозрение – она даже не могла бы толком объяснить, какое именно, однако испытывала некоторую louche[45] от того, как оказалась наедине с Айвором. Не то чтобы она что-то имела против, отнюдь. Но ей претила мысль, что, возможно, она оказалась жертвой интриги.
– Надеюсь, завтра вам будет лучше, – сказала она и выразила сожаление по поводу того, что Анна многое пропустила: сад, звезды, запахи цветов, метеоритный дождь, через летний сезон которых проходит сейчас Земля, восход Луны в ее почти полной фазе. А потом у них с Айвором завязалась чрезвычайно интересная беседа. О чем? Да почти обо всем. О природе, искусстве, науке, поэзии, звездах, спиритуализме, отношениях между полами, музыке, религии. У Айвора, с ее точки зрения, был интересный склад ума.
Молодые женщины расстались, испытывая нежные чувства друг к другу.
Глава 18
Ближайшая римско-католическая церковь находилась в двадцати милях от Крома. Айвор, исключительно обязательный в исполнении религиозных обрядов, рано спустился к завтраку, и без четверти десять его машина уже стояла наготове перед входом. Это был стильный, явно дорогой автомобиль, лимонно-желтый, блестящий, с изумрудно-зеленой кожаной обивкой, двухместный – впрочем, если потесниться, можно усесться и втроем; от ветра, пыли и осадков салон защищала прозрачная выпуклая крыша, которая поднималась от середины корпуса и делала машину похожей на элегантный экипаж восемнадцатого века.
Мэри, никогда не присутствовавшая на католической службе, сочла, что это может быть интересным опытом, поэтому, когда седан выезжал из ворот усадьбы, она занимала пассажирское место в его салоне. Рев начал удаляться, удаляться, и вот машина уже скрылась из глаз.
В приходской церкви Крома мистер Бодиэм читал проповедь, оттолкнувшись от восемнадцатого стиха шестой главы Третьей Книги царств: «На кедрах внутри храма были вырезаны подобия огурцов и распускающихся цветов» – проповедь имела непосредственное отношение к местным делам. В последние два года вопрос о возведении военного мемориала волновал в Кроме всех, кто имел достаточно времени, мыслительной энергии или коллективистского духа, чтобы размышлять о подобном. Генри Уимбуш активно выступал за библиотеку – краеведческую библиотеку, в которой были бы собраны материалы по истории графства, старинные карты местности, монографии о здешних древностях, словари диалектов, справочная литература по локальной геологии и естественной истории. Он с удовольствием представлял себе, как жители окрестных деревень, воодушевленные подобным чтением, будут по воскресениям устраивать экспедиции для поиска ископаемых артефактов и кремневых наконечников стрел. Сами же деревенские жители предпочитали создание мемориального водоема с водоснабжением. Но самая деятельная и речистая партия под предводительством мистера Бодиэма требовала чего-то, что носило бы религиозный характер, – например, вторую арку с крытой галереей для прохода на церковное кладбище, витражное окно для храма, мраморный монумент, а лучше бы – все вместе. Пока, однако, не было сделано ничего – отчасти потому, что члены мемориального комитета никогда не могли прийти к согласию, отчасти по более существенной причине: по подписке собрали слишком мало денег, чтобы осуществить хотя бы один из предлагавшихся проектов. Каждые три-четыре месяца мистер Бодиэм посвящал этому вопросу проповедь. Последний раз он делал это в марте, так что пришла пора в очередной раз освежить память паствы.
– «На кедрах внутри храма были вырезаны подобия огурцов и распускающихся цветов».
Мистер Бодиэм коротко коснулся описания храма Соломона, после чего перешел к храмам и церквям как таковым. В чем главная особенность сооружений, посвященных Богу? С точки зрения обыкновенного человека, очевидно, в том, что они не имеют никакой практической пользы – строения «с вырезанными подобиями огурцов и цветов». Соломон мог построить библиотеку – и впрямь, что лучше отвечало бы вкусам мудрейшего в мире человека? Он мог выкопать водоем – что было бы полезнее для такого страдающего от засухи города, как Иерусалим? Но он не сделал ни того, ни другого; он построил дом с вырезанными подобиями огурцов, бесполезный и для практических нужд не предназначенный. Почему? Потому что свою работу он посвящал Богу. В Кроме идет много разговоров насчет предполагаемого военного мемориала. Военный мемориал по сути своей есть посвящение Богу. Это символ благодарности за то, что первый этап завершившейся мировой войны увенчался триумфом справедливости; в то же время это – воплощенная молитва о том, чтобы Бог не откладывал надолго Второе пришествие – лишь оно может принести окончательный мир. Библиотека? Водоем? Эти идеи мистер Бодиэм отвергал с презрением и негодованием. Такие сооружения возводятся ради человека и они посвящены ему, а не Богу. В качестве военного мемориала подобное абсолютно неуместно. Другое дело крытая арка. Такое сооружение полностью отвечает определению военного мемориала: бесполезное сооружение, посвященное Богу и украшенное резными огурцами. Это правда, что один арочный проход на погост у нас уже есть. Но почему бы не построить еще один? Выдвигались и другие предложения. Витражное окно, мраморный монумент. Оба предложения прекрасны, особенно второе. Уже давно пора возвести наконец этот военный мемориал, ибо скоро может оказаться слишком поздно. В любой момент, словно тать в нощи, Бог может явить нам себя. А между тем на пути осуществления нашего замысла появилась трудность. Собранных средств несоразмерно мало. Всем надлежит делать пожертвования соответственно своим состояниям. Разумно, чтобы те, кто потерял близких на этой войне, внесли сумму, равную той, какую им пришлось бы потратить на погребальные расходы, если бы их близкие скончались дома. Дальнейшее промедление губительно. Военный мемориал должен быть возведен безотлагательно. Мистер Бодиэм воззвал к патриотическому долгу и христианским чувствам присутствующих.
45
Здесь: неловкость, двусмысленность (фр.).