Страница 32 из 70
— Спокойной ночи, Оливер, — негромко ответила Миа.
Он сразу же лег спать, ведь завтра его ожидал трудный день — последняя встреча с дипломниками перед защитой, которая будет уже послезавтра. Он знал, поэтому решил лечь пораньше, но сон не шел к мужчине. Да и о каком сне можно было говорить после такого душевного разговора? Как оказалось, его жена никогда не предавала его, но собственная гордость и самолюбие не дали ему во всем разобраться. Обвинил ее, не узнав ничего. Так глупо. Окончательно все разрушил, лишил себя всякой возможности, потерял три недели. Двадцать один день. У него был бы, как минимум, двадцать один шанс хоть что-то исправить, но куда проще было разозлиться на невиновного человека, чем выяснять отношения. Он потерял ее, так тупо потерял из-за собственной гордыни. И теперь, когда кончатся две недели, всё, что у него останется — документ о разводе, редкие встречи с ней и сыном, десяток картин в мастерской. Сон окончательно покинул Оливера. Он лежал и смотрел в потолок, чувствуя, как внутри все сжимается от мысли, что скоро всему придет конец. Он не хотел этого, совершенно не хотел, но именно так все и будет. Некому будет защищать ее от всяких придурков, никто не будет часами позировать, пока у него вдохновение. Да и никто его не вдохновит, Миа была его единственной музой, больше его ничто так не вдохновляло, как она.
Наверху стоял незаконченный портрет. Тот самый, что он писал, когда она вернулась с Кевином и новостью о разводе. Раз сон не шел к мужчине, он решил, что стоит доработать те наброски, что он сделал тогда. Оливер тихо поднялся наверх и осторожно прошел к себе, стараясь не разбудить спящих еще пока что жену и сына.
Свет ударил в глаза, с непривычки Оливер зажмурился. Привыкнув к освещению, он подошел к стене, возле которой стояли накрытые тряпками портреты. В пару движений он сорвал с них тряпки и бросил на пол, окинул быстрым взглядом холсты. Да, это всё, что ему останется от Мии. Его богатство. Стало тошно и тоскливо. Оливер всё потерял из-за какой-то глупости, и единственное, что он теперь может сделать — взять недописанный портрет и поставить его на мольберт, чтобы закончить.
Полночи он работал, выверяя линии, делая одни ярче и чётче, другие — бледнее и тоньше. Он подбирал цвета, вымазал всю палитру, чтобы найти подходящие. Недостаточно розовый, слишком синий, оттенок ненасыщенный или наоборот, цвета вообще не сочетаются между собой. Полночи мужчина подбирал идеальные сочетания, чтобы в итоге перенести их на холст. Он работал в абсолютной тишине, даже не стал хотя бы тихо включать музыку, чтобы ничего не испортить. Тишина сейчас помогала ему. Так он лучше понимал, что нужно делать.
Закончив, Оливер сделал пару шагов назад и оглядел картину целиком — ожившая Миа хитро смотрела куда-то в сторону, играя полупустым бокалом. На губах задумчивая ухмылка, небрежность во всем внешнем виде, обнаженное плечо добавляет женственности. И вот эту женщину он променял на… Ни на что. Идиот. За две недели он не успеет ее вернуть. А надо ли? Хочет ли она этого? Оливер задался этим вопросом, продолжая разглядывать законченный портрет и заново влюбляясь в свою жену. Пока еще жену. Она изменилась, он смог передать это, почувствовал, глядя на портрет. Но вот в чем изменилась? Это все еще остается загадкой. Захочет ли она попробовать сначала? Что поменялось? Оливер продолжал изучать каждую линию, как вдруг его осенило — Миа стала степенной, еще более женственной, чем раньше. Спокойной и, наверно, мудрой. Нет, Оливер не считал, что его жена глупая, и, может даже, женская мудрость была в ней всегда, если уж она не закатывала ему скандалы по поводу измен, но он увидел эту мудрость только сейчас. Увидеть — увидел, но понять вряд ли когда сможет. Мудрость женская, а он — мужчина. Миа не согласится начать все заново, повторять те же ошибки. Она не заберет заявление, уже слишком поздно. Остается лишь смириться, подождать, пока краска на холсте подсохнет, и пойти хоть немного поспать, ведь завтра Оливера ждет трудный день. У дипломников последняя возможность подготовиться, а у Оливера — первый и последний шанс сказать Мие, что он сдается.
Комментарий к Девушка с лавандовым букетом
Twenty One Pilots - Screen
========== Я на твоей стороне, или на ноль делить можно ==========
Почти все утро Оливер молчал. Ему нужно было набраться смелости, чтобы сказать Мие обо всем, что он обдумал ночью. Женщина видела, что с ее мужем что-то было не так, но не стала выспрашивать его. Она хорошо его знала — он всё сам расскажет, когда посчитает нужным. Миа вела себя как обычно. Она ворковала с ребенком, бегала между гостиной и кухней, где готовился завтрак, при этом успевала иногда подтрунивать над Оливером. Ее речи периодически прерывались легким кашлем, но вряд ли он был заразным. Скорее, Миа делала это уже по привычке. Такая повседневная, будто не она вчера плакала у него на груди, рассказывая про свои переживания. Может быть, в этом и заключается женская мудрость.
— Если ты так и будешь дальше тупить — я съем твою еду, Оливер! — громко хмыкнула Миа, раскладывая завтрак по тарелкам. — И я не шучу! Ты будешь работать голодный! — она рассмеялась и быстро чмокнула в щеку улыбающегося ребенка.
— Иду я, — негромко ответил Оливер, идя на зов. Он остановился в проходе, наблюдал за происходящим. Жена и сын, которых скоро не будет. Оливер сам себе ухмыльнулся — когда он успел стать таким ничтожным, если сам себя жалеет? Ничего страшного не случится ведь, сколько можно страдать? Когда Миа посмотрела на него, улыбаясь, он тоже постарался выдавить улыбку. — Пришел, где моя еда? — он деловито сел за стойку и всем своим видом показал, как ждет завтрак.
— Так-то лучше, — тише, но с той же улыбкой произнесла женщина. Поставила перед ним тарелку. — Ешь, а то ты так похудел за эти три недели… — Миа тоже села за стойку и стала ковырять вилкой в тарелке. Посмотрела на мужа. — Ты вообще не спал сегодня?
— С чего ты взяла?
— Вид уставший у тебя. И бледный ты. Случилось что?
— Хм, завтра у ребят защиты, сегодня будем в последний раз прогонять…
— Защиты? — Миа его перебила, скривившись. — Одиннадцатое июня сегодня, какие защиты?
— Думаешь, это я так здорово придумал? — фыркнул Оливер. — В этом году слишком растянули, я сам не ожидал. По идее, все уже закончили учебу, только выпускники ходили последний месяц.
— Странно, конечно, но… Хм, ладно, лучше ешь, — женщина принялась за свой завтрак.
— И еще… М, я тут подумал… — все же, он смог набраться храбрости, чтобы все сказать. Миа кивнула ему, а сама обратила внимание на ребенка, сидящего рядом в стульчике. — Я… С моей стороны было глупо думать, что ты заберешь заявление, что я что-то изменю. Я думал, что смогу всё решить, но я не учел много вещей. Во-первых, что ты не просто так это делаешь, значит, я все же виноват… — Оливер все это время смотрел в свою тарелку, но поднял глаза на жену. Та хоть и продолжала заниматься ребенком, но нахмурилась, внимательно слушая мужчину. Кивнула, увидев краем глаза, что он смотрит. — Хоть я и не помню ничего, но… Ладно, ты поняла. Во-вторых, даже в эти два с половиной месяца я вел себя неправильно. И дело тут еще в том, что я даже не спросил у тебя, хочешь ли ты все вернуть. Я посчитал, что твое мнение не так уж и важно. Главное, чего я хочу, — Миа закончила с Кевином и медленно повернулась к Оливеру. Она сосредоточенно смотрела на него, не думая перебивать. На лице не было ни единой эмоции. Оливеру стало сложнее говорить, но он не собирался останавливаться. — Я понял, что это неправильно и эгоистично. Хм, в-третьих, я не так уж и хорош в роли семьянина, если даже не удосужился узнать правду, когда ты хотела мне ее рассказать. Просто обиделся на тебя, сам себе придумал. Мне, конечно, было очень неприятно, и я был готов убить вас обоих, но ведь можно было поговорить с тобой, когда я успокоился? Но как-то нет… Наши скандалы — не то, что нужно видеть растущему ребенку, а без них я жить не умею. Честно, мне стыдно за это, но по-другому не получается. Поэтому я решил, что я просто дам тебе развод и съеду. От этого ведь мои отношения с сыном не изменятся, и мы будем много видеться. Хм, вот, что я хотел тебе сказать.