Живые чернила

— Что? С чего она так взяла? Миа? — теперь она ждала ответа от нее. Миа приоткрыла рот и хмыкнула, все так же не отводя взгляда. Откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

— Решил на меня спихнуть? Типа я это сама себе выдумала, а ты тут обиженная и оскорбленная принцесса, так? Не выйдет, — она фыркнула и закачала головой. Презрительный взгляд дополнился такой же улыбкой.

— А ты мне даешь возможность? — он фыркнул в ответ, решив выплеснуть все свое недовольство. Миа только собралась ответить, но он ее перебил. — Один раз оставить меня с ребенком на два часа, а потом забрать его — не возможность. Следить за каждым моим действием и не давать нормально общаться — не возможность. Ты специально делаешь все, чтобы потом говорить, какой я плохой. Что, не так? — с вызовом он задал вопрос.

— И опять же, я это делаю без причины? Мне просто надоел мой муж, и я решила поменять его?

— Мне тоже так кажется, — процедил он, сжимая кулаки. Как же она его злит. Они смотрели друг другу в глаза, поджав губы, готовые к бою. Оба напряглись, в воздухе чувствовался металл.

— Что происходит? — вмешалась миссис Банч. — Дело в той старой ссоре?

— Да, мам, дело в той старой ссоре. Миа никак не может ее забыть и все происходящее приписывает ей, — он был настолько зол, что даже с мамой говорил грубо. Взгляда до сих пор не отводил.

— Может, вы хотя бы сейчас расскажете, в чем дело? Это ведь ненормально, что вы так долго не можете помириться. Роберт, ты что думаешь?

— Я согласен, это не дело. Объясните, что произошло? Если вы будете молчать, как вы делали это последний год — ничего не решится, — в отличие от жены, мистер Банч говорил спокойным голосом.

— Уже решается, — фыркнула Миа. Она встала из-за стола. — Я не буду ничего объяснять, выяснять, — процедила она, оглядев гостей. — Я приняла решение. А теперь извините, но мне нужно проверить сына, — она бесцеремонно развернулась и в несколько шагов она покинула кухню.

— Хотя бы ты можешь сказать, что между вами произошло? — не переставала миссис Банч. Вновь вцепилась в руку своего сына и испытующе смотрела на него.

— Нечего говорить, мам. С тех пор, как они приехали, только и думаю, как остановить всё это. Мм… Простите, но вам сейчас лучше уйти, — вздохнув, Оливер медленно встал из-за стола. Оглядел родителей — мама растеряно смотрела на сына и мужа, не понимая, что происходит; отец поджал губы и постарался никак не выражать своего отношения к случившемуся. Заметив взгляд сына, он кивнул и медленно встал.

— Поедем, дорогая. Они сами разберутся, нам лучше не вмешиваться, — обогнув стол, он помог жене встать и повел ее в коридор. Оливер шел следом, помог матери надеть пальто, обнял ее.

— Не переживай, мам. Я что-нибудь придумаю. Еще есть время, — прошептал он ей на ухо. Отстранился и посмотрел на нее — женщина была в смятении, но уже старалась взять себя в руки, чтобы никому не показывать своих переживаний. Кивнула сыну и поцеловала его.

— Позвони, если что. Не пускай на самотек, — дал последнее наставление отец. Оливер согласно закивал. — Идем, — родители ушли, дверь за ними закрылась.

Через пару секунд в глубине дома послышались торопливые шаги — Миа спускалась с лестницы. Она быстро шла по коридору, пронеслась мимо Оливера и скрылась в кухне, где еще через мгновение началась возня. Миа принялась убирать посуду со стола. Оливер стоял у входной двери, слушал звуки с кухни, а внутри у него все горело — как можно было так повести себя с его родителями? Они ни в чем не виноваты, зачем впутывать их в эти проблемы? Он сжал кулаки, пытаясь совладать с собственной злостью, но у него плохо получалось. Злость разрасталась от звуков, раздающихся из кухни — грубый звон стекла, постоянное дребезжание столовых приборов. Почему он должен усмирять свой гнев, когда Миа даже не пытается это сделать? И она хотя бы на посуде может отыграться, а у него нет такой возможности.

Оливер решил, что это лучший момент для разговора — они оба на эмоциях, в таком случае никто не станет скрывать свои мысли, они выскажут все в лицо друг другу. Войдя в кухню, он подошел к Мие, которая продолжала возиться с посудой у раковины, и, скрестив руки на груди, оперся на тумбу рядом.

— И что это было? — требовательно спросил он, не глядя на женщину. Она не ответила. — Кто дал тебе право так говорить с моими родителями?

— Я их не оскорбляла и не грубила. Так что не вижу причины ругаться, — без эмоций ответила она.

— Ты грубила. Но ладно, с этим потом разберемся. Что насчет нас? Ты говорила, что у меня будет возможность заниматься ребенком. Где?

— Ты думаешь, что я могу со спокойной душой бросить ребенка на его прекрасного отца и уйти в закат? — процедила Миа, с силой натирая чистую тарелку. Слышался скрип ткани о стекло.

— Я не говорю, что ты должна его бросить, но и не надо постоянно его возле себя держать. За те два часа, что мы с ним провели, ничего не случилось, — Оливер глубоко дышал, чтобы подавить гнев. Это не помогло, голос был грубым, слова звучали резко.

— Что неясно во фразе «Я тебе не верю»?

— Что неясно во фразе «Объясни мне причину»?! — он повысил голос.

— Тебе нужно объяснить причину? Хм… Закончу с посудой и объясню тебе. Сядь, — Миа не стала повышать голос в ответ, но ее слова звучали настолько убедительно, что Оливер без слов сел за барную стойку. Он сверлил взглядом свою жену и мысленно требовал, чтобы она быстрее закончила, пока его пыл не угас. Миа вымыла последний прибор и положила его сушиться, медленно вытерла руки и села напротив Оливера. — Ты хочешь объяснений… — она закусила губу и опустила взгляд на стойку. Провела пальцем по столешнице. — Сначала я четыре месяца чувствовала себя оскорбленной. Я в положении, я скоро буду мамой, я ношу под сердцем ребенка своего мужа, а ему все равно, он занят своими делами. Знаешь, это неприятно. Лучше б ты кричал и требовал избавиться от ребенка, чем безразлично кивал головой, — она посмотрела ему в лицо. Увидела злобу, которую испытывал мужчина. — На себя так смотри, — фыркнула. Покачав головой и вздохнув, продолжила. — А потом я стала не только оскорбленной, но еще и униженной, брошенной, вообще ненужной. Я пришла с проблемой, я рассказала, что больна, а в ответ услышала — «М, ну лечись». Оливер? — она посмотрела на него. Он кивнул, немного успокоившись от ее тихого голоса. — Помнишь нашу свадьбу? — он нахмурился, не понимая, к чему она это говорит, неуверенно кивнул. — Мы произносили клятвы, которые сами писали. Я свою писала, наверное, все месяцы, пока шла подготовка. А ты сколько писал свою? День? Два?

— Причем здесь это?

— Я помню каждое слово в своей клятве. А ты, видимо, забыл, как обещал оберегать меня. Ты обещал мне защиту, поддержку. А потом ты сказал «Ну и что, это же лечится». Понимаешь? Я пришла за обещанной защитой к своему мужу. А что я получила? Ничего. То есть, тебе было все равно, умру я, не умру, с кем останется ребенок, — Оливер открыл рот, чтобы ответить, но Миа его перебила. — Оправдаться словами «ЭТО ЛЕЧИТСЯ» у тебя не выйдет. Да, потом ты стал внимательным и заботливым. Ты сдувал с меня пылинки, но знаешь… Мм, как сказать-то… Допустим, мы помирились, я родила, у нас все идеально. Проходит время, ты опять ловишь загон. Всё. На семью тебе плевать. Что делать мне? Я не вижу той защиты, которую ты обещал. Это то, о чем я думала в последние месяцы, когда ты понял, что что-то не то делал. Я думала и поняла, что лучше мне сразу все обрубить. Тогда я точно буду знать, чего ожидать и на что надеяться, чем жить всю жизнь в страхе, что ты в один момент отвернешься от нас. Теперь ты понимаешь?

— Раз уж мы заговорили о клятвах — ты обещала, что будешь мне доверять, — Миа смогла добиться своего — Оливер окончательно успокоился и говорил с ней таким же тоном, каким говорила она. — Почему ты этого не делаешь? Я не прошу тебя исчезнуть. Тебе не надо уезжать из города, отключать телефон или еще что. Да ты можешь находиться в соседней комнате, тебе же так проще будет. Ты займешься своими делами, а мы будем заниматься рядом, — он замолчал, чтобы дать Мие возможность осмыслить услышанное. Женщина смотрела на свои руки и молчала, поджав губы. — Прими ванну, нормально позанимайся, а не по-быстрому вечером, когда он спит уже. Поспи, в конце концов. Ну?