Страница 6 из 14
Приглашение на телевидение всегда волнует, но для меня, стажера, выполняющего работу, к которой я стремилась всегда, возможность показать себя на ней друзьям и родственникам стала подлинным событием. Я помню, что пригласила к себе всех друзей и родственников, усадила за попкорн, и мы стали ждать начала первой серии. Мы все сгрудились вокруг телевизора. Гости в основном сидели на полу, я же поместилась на диване, стиснутая с обеих сторон двумя моими подругами. Все молча жевали попкорн ожидая, когда закончатся титры. После короткого вступления все увидели меня – маленькую хрупкую блондинку, вскрывающую огромными серебристыми ножницами грудную клетку умершего.
Ко мне повернулись девять удивленных лиц. Руки с попкорном застыли на полпути к открытым ртам.
– В чем дело? – воскликнула я, переводя взгляд с одного лица на другое.
Кажется, мои друзья так и не поняли, в чем суть моей работы. Думаю, что большинство из них никогда и не задумывались об этом, да и не желали задумываться. Так было до тех пор, пока они не увидели, какая грубая физическая сила требуется от меня на работе. Один из друзей сказал: «Я думал, ты там просто перебираешь бумажки или что-нибудь в этом роде», а другой заметил: «Я-то думал, что ты наводишь на них макияж!» И так думают очень и очень многие. После просмотра документального фильма эти недоразумения были развеяны. Друзьям уже не надо было ничего додумывать и воображать.
Исправление таких ошибок очень важно для меня, потому что мы, персонал моргов, делаем все, что в наших силах, чтобы поддерживать достоинство нашей профессии, которую многие считают низкой и неприличной. В прозекторской чисто, как в операционной, и мы хотим, чтобы родственники умерших знали об этом, а не велись на телевизионную картинку, которая подтверждает их худшие страхи и опасения.
Поэтому я решила быть придирчивой в отношении этого фильма и ни в коем случае не допустить, чтобы работников морга представляли в виде чудовищных психопатов, разбивающих мертвецам черепа. Выяснилось, что для того, чтобы показать верную картину извлечения мозга из черепной коробки, съемочной группе придется заменить всю голову муляжа стоимостью несколько сотен фунтов, но я не собиралась уступать! У меня сложились доверительные отношения с девушками, отвечавшими за спецэффекты, причем одна из них была в прошлом инспектором-криминалистом, а потом занималась на киностудии макияжем актеров, занятых в госпитальных драмах. Она очень хорошо понимала опасность вульгаризации профессиональной деятельности патологоанатомов, и мы часто обсуждали с ней такие телевизионные шоу, как «Молчаливый свидетель» и «Пробуждение мертвых». Это было здорово – иметь в съемочной группе человека, который полностью тебя понимает. Та девушка придерживалась того мнения, что если продюсеры хотят создать правдоподобный, реалистичный фильм, то им следует привлекать таких специалистов, как я, задолго до начала реальной съемки, то есть до изготовления муляжей и закупки оборудования для морга. Я была полностью с ней согласна. Лучшая стратегия – это сбор полной информации до начала работы. Именно поэтому мы всегда внимательно читаем сопроводительные документы, прежде чем приступить к вскрытию.
Точно так же, как та девушка из киностудии сменила профессию эксперта-криминалиста на специальность визажиста, я тоже, в конце концов, сменила род своей деятельности. Я много лет производила вскрытия и даже стала старшим техником морга. Однако постепенно я начала осознавать, что с течением времени я все больше занимаюсь канцелярской работой и все меньше работаю с трупами. Поэтому теперь я являюсь техническим куратором патологоанатомического музея, и вместо того, чтобы вскрывать недавно умерших людей, я теперь поддерживаю в сохранности органы, извлеченные из мертвых тел на протяжении последних двухсот пятидесяти лет. Эти необычные экспонаты я использую для обучения студентов и ознакомления широкой публики с интересными фактами из истории медицины и прозекторского дела. Ирония заключается в том, что работая в морге – а это очень ответственная и не оставляющая свободного времени работа – я не имела возможности и времени рассказать о том, что я тогда делала. Теперь, когда я меньше загружена по работе, я могу оглянуться назад, на годы учебы и становления, чтобы помочь своими советами студентам-медикам, а также поделиться воспоминаниями с людьми, которые делают карьеру на телевидении, в театре, литературе или в кинематографе.
Через несколько дней я возвращаюсь на киностудию, и пока вся команда совещается по поводу аудиовизуальной аппаратуры в своем «аппаратном загоне», я пробираюсь в буфет, наливаю стаканчик кофе и беру бриошь с шоколадом, избегая смотреть на аппетитные слоеные пирожные, к которым я начала впадать в настоящую зависимость. «Шоколадные чипсы? Утром? Я их с удовольствием съем!» Именно об этом я думала, выходя из буфета. Это, конечно, отступничество, потому что обычно на завтрак я съедаю зеленый смузи – этот смузи очень напоминает отделяемое, с которым мы часто сталкиваемся на вскрытиях. Но довольно гастрономических ассоциаций, их и так уже было достаточно для одной главы.
Запихнув в рот бриошь с такой поспешностью, словно от этого зависела моя жизнь, я решаю заглянуть в киношный морг. Я вхожу в морг и вижу ее, лежащую на прозекторском столе – прекрасную копию трупа исполнительницы главной роли. Держа в руке стаканчик кофе, я наклоняюсь и принимаюсь рассматривать лоб. Я вижу, что никакого разреза на лбу уже нет. Хорошо, что они сумели так быстро – в течение всего нескольких дней – решить эту проблему, думаю я. Я снова приглядываюсь к муляжу. Как же он реалистичен – какие ресницы, какие волоски на коже! Я сжимаю руку куклы, думая о том, сколько она может стоить.
Кукла садится.
Она начинает так громко голосить, что я непроизвольно роняю стаканчик кофе. Я тоже ору, а потом мы обе разражаемся неудержимым хохотом по поводу моего непроходимого идиотизма. Я вижу бледные лица членов съемочной группы, которые примчались на наши вопли, чтобы узнать, что случилось.
Конечно, это никакая не кукла, это Оливия, живая актриса, лежащая на прозекторском столе и вживающаяся в роль – роль трупа. Потом явилась я и решила ее потискать – из чистого любопытства. Никогда в жизни я так не смеялась. Долго все мы утирали слезы.
«Хороший же я специалист, – думаю я, неспособная отличить живого человека от муляжа трупа. – Действительно, кто в наши дни может отличить вымысел от реальности?»
В двух главных героях – оба известные голливудские актеры – мне особенно нравится то, что они все время говорят, что очень довольны моим участием в съемках, хотя оба они толком не понимают, кто я есть на самом деле.
– Как это здорово – иметь своего патологоанатома! – сказал Эмиль Хирш в первый же день нашего знакомства, крепко пожимая мне руку.
– Спасибо, – застенчиво промямлила я, – но я не патологоанатом, а техник морга.
– Какая разница? – спросил он в растерянности, и в разговор вмешался Джон.
– Я думал, что вы – патологоанатомический технолог!
– Патологоанатом – это дипломированный врач, использующий свои знания для того, чтобы диагностировать причины смерти по результатам исследования органов, извлеченных из трупа в ходе вскрытия, – объяснила я им. – Я же осуществляю техническую часть этого исследования, и у меня другая подготовка. Я выполняю само вскрытие, извлекаю органы и готовлю пробы, веду документацию и поддерживаю порядок в морге.
После этого я обращаюсь к Джиму.
– Нас называют по-разному – лаборантами, санитарами, техниками. Недавно слово «техник» стали заменять словом «технолог», но я не считаю это правильным, потому что, согласно определению, «техник» подходит, в данном случае, лучше, чем «технолог».
– Понятно, – в унисон произнесли оба, улыбаясь.
Я не была уверена, что они на самом деле что-то поняли.
– Вот смотрите, если Р. Барнетт, написавший книгу по этому предмету, довольствуется титулом «техник» – а он член королевского колледжа врачей, королевского колледжа патологов, бакалавр медицины и хирургии – то этот «титул» тем более вполне годится для меня!