Страница 11 из 17
Закат смотрел на капли, бегущие по пальцам Мха, падающие на землю, и пытался отдышаться. Серп передали по цепи, чиркая по мизинцам, смешивая кровь на лезвии. Медведь поддержал улыбающегося старика, помог перевязать неглубокую царапину на ладони. Закат даже не заметил, как повторил за другими обрядовый жест, стряхнул на землю каплю крови. Щука одобрительно хлопнул его по плечу, шепнул на ухо:
– Ну что, теперь ты мне и по крови брат.
Закат только улыбнулся с растерянным облегчением. Ему было стыдно. Всего на миг, но он поверил, что эти люди могут совершить зло.
С поля выходили такой же цепочкой, чтобы не топтать лишнего. Кто-то смеялся, весело переговаривались, шутливо толкая соседа в плечо, хныкал Колос, сильнее необходимого уколовшийся серпом. Его добродушно утешали.
В сарае у кромки поля стояли загодя сложенные косы. Вручили одну и Закату – с наспех вытесанным занозистым древком, но крепкую и остро наточенную. Ручка оказалась точно на уровне пояса, так что оставалось только удивляться, как Лист ухитрился угадать рост без мерок.
Люди снова выстроились в линию, теперь вдоль поля. Рядом оказался Колос, которому отец, рыжебородый кузнец Гвоздь, деловито рассказывал, как косить. Закат попробовал незаметно прислушаться, но к нему самому подошел Медведь. Показал, как обмотать ладони полосами ткани, чтобы не стереть непривычную кожу, как держать инструмент, что надо не руками махать, а поворачиваться всем телом, и не глядеть под ноги.
Солнце поднялось высоко над лесом, когда из деревни пришла вторая толпа. Среди женщин и маленьких детей свечкой торчал растерянный Светозар. Подошла к мужу Горляна, передала из рук в руки хлеб, испеченный из последней прошлогодней муки. Сказала напевно:
– Принимай еду, отдавай косу. Утренним есть, дневным работать! Навались, девчонки!
Закат думал, что к нему подойдет Дичка, или еще кто-нибудь из девиц, ради начала жатвы нарядившихся в длинные белые рубахи с вышивкой, но раньше других подошел Светозар. Улыбнулся чуть натянуто, передавая тючок с завтраком.
– Принимай еду, отдавай косу, – глянул в небо, сжав в руках слишком длинное для него древко. Решительно шагнул в поле, неловко взмахнул. Закат хотел было помочь, но подбежала Дичка, уже отдавшая кому-то еду, стала рядышком с рыцарем, тихо начала рассказывать премудрости жатвы. Закат сел на землю меж первых уже связанных снопов, тюкнул яйцо о край кувшина с водой, очистил, роняя скорлупу на землю. Откусил сразу половину, понимая, как сильно проголодался. Жидкий желток потек на подбородок, пришлось поспешно подставлять хлеб. Рядом пристроился Пай, тоже уплетающий за обе щеки свою порцию. Вздохнул:
– Хорошо…
Закат кивнул.
Мужчины сидели на стерне, жуя и лениво переговариваясь. Женщины, наверняка с подачи Горляны или Дички, затянули песню, напоминавшую утренний обряд – монотонную, размеренную, под которую само собой подстраивается тело. Закат слушал, щурясь в светлые спины, по которым уже и не отличить было – где рыцарь, где Дичка, Горляна или ее приемные дочки.
– Хороший парень-то, – отвечая на толком не оформившиеся мысли, буркнул рядом Медведь. – Даром что светлый.
Фыркнул Щука, на него цыкнули – мол, придержи свои предрассудки при себе. Сходил домой Гвоздь, принес старую, наспех заточенную косу и черенок – будущую ручку. Посмотрел в поле, прикидывая, пристроил черенок к древку, точным ударом вогнал в одну из заранее наверченных дырок. Догнал Светозара. Закат хотел бы услышать их разговор, но соваться не стал. Рыцарю вручили косу по мерке, забрав неподходящий инструмент. Начали вставать остальные, отряхивая скорлупки и бережно собирая в ладонь крошки. Поменялись местами – с женами, матерями, дочерьми, просто соседками и будущими невестами. Закат с усилием распрямил хрустнувшую спину – все-таки неправильно косил, сутулился. Принял инструмент от Гвоздя, неспешно догнал Светозара, стал рядом. Поймал на себе изучающий взгляд, постарался не упасть в грязь лицом – хотя бы не вогнать косу в землю, что до сих пор то и дело случалось. Слева Щука улыбнулся мечтательно.
– Эх, хороший день! Все бы так.
Суеверно сплюнул через плечо Медведь, мерно взмахивая косой. За спиной ложилась пшеница, которую тут же споро увязывали в снопы, собирали в высокие «толстухи» – по девять снопов в каждой.
К вечеру и Закат, и Светозар умахались так, что едва держали ложки за ужином. Посмеивался Медведь – «к концу жатвы привыкнете», сокрушалась Горляна – «что ж не сказали-то, глупые». Светозар в ответ зыркал волчонком, Закат улыбался.
Ему было хорошо. От ломоты в натруженной спине, от голода, от тяжелой сытной каши. От ощущения единства с деревней – не страшного, как на заре, когда он стал участником собственного ритуала, а обыденного. Того, что позволяет этим людям держаться вопреки всему, будь то снег, зной, Темный Властелин или светлые рыцари. Вспомнился рассказ Горляны о ее дочерях, ушедших кто в другое село, кто в город, в рыцари. Сейчас Закат не мог понять, как отсюда можно уйти. Променять тихую размеренную жизнь на…
Кольнуло ладонь, выскользнула из разжавшихся пальцев ложка. Он увидел еще округляющиеся глаза Горляны, а затем…
В маленьком поле всего два человека. Мужчина грубо кричит, быстро шагая к черноволосому мальчишке, уставившемуся в низко нависшее небо. «Только бы успеть, только бы успеть», взгляд сверлит обманчиво мягкое подбрюшье тучи, собирается в нем клубок убийственного света… Оплеуха валит мальчика на землю.
– Работай давай, дурень! Больше за мамашкиной юбкой не спрячешься.
Мужчина сплевывает на землю рядом со скорчившимся мальчишкой. Удаляется, горбится спина под туго натянутой рубахой. Мальчик смотрит в нее без всякого выражения, красная пелена заволакивает все. Первые капли будущего ливня стучат в нестриженую макушку. Вытягивается вперед худая рука с обломанными ногтями, скрючиваются пальцы, будто силясь удержать что-то невозможное.
Небо раскалывается пополам. Мальчик моргает, ослепленный – кажется, будто навеки отпечаталась перед глазами белая трещина, связавшая небо и высокого человека посреди поля.
Когда мальчик снова начинает видеть, дождь уже льет сплошным потоком. Он медленно встает, весь в грязи, и идет в лес.
Руки дрожали. Улыбка вышла кривой, он торопливо наклонился за упавшей ложкой. Там, невидимый, вцепился зубами в костяшку пальца, одновременно обшаривая пол. Перед глазами все еще стояла молния, убившая… Отца? Отчима? Просто какого-то человека, который не нравился маленькому…
Темному Властелину.
Ему.
В ладонь наконец ткнулся черенок ложки, Закат вынырнул из-под стола. В глазах Горляны светилась неподдельная озабоченность.
– Нет, так дело не пойдет! Ну-ка спать, пока оба не свалились!
Послушно встал с лавки покачивающийся Светозар, в самом деле уставший настолько, что его уже ничего не удивляло. Закат поднялся следом, пошел наверх вместе со светлым рыцарем, увидел, как тот рухнул на свою кровать, не раздеваясь и не закрыв дверь. Свернул к себе. Сел на постель, сжав в кулаке холодный оникс.
В голове кружилось слишком много вопросов. Как давно это было. Кого он убил. Что было раньше. Как его тогда звали.
– И почему сейчас?..
Впервые за много дней Закат лег спать, не снимая камня. Но прошлое не пожелало возвращаться.
***
Он думал, что спросит оникс завтра, но наутро стало не до воспоминаний. Как и на следующий день, и позже – нужно было сжать пшеницу как можно скорее, до первого дождя. Никто не торопился, работали размеренно, зато вставали еще до зари, а домой добирались под луной. Обедали в поле, говорили мало, зато пели почти все время – когда настоящие песни, со словами, а когда просто монотонно гудели, задавая общий ритм. Снопы росли на глазах, первые из них уже отвезли на гумно молотить. Зерно наполняло амбары, близился дальний край поля. По вечерам Закат даже не всегда вспоминал про оникс, а когда вспоминал, не мог решиться ни снять его наконец, ни сжать в ладони, прося показать еще что-нибудь. Так и засыпал, не решившись. Просыпался по утрам с ноющей спиной и пустой головой, зная, что снова ему не приснилось ровным счетом ничего. Закралось даже сомнение – может, камень отдал свое центральное, самое важное воспоминание, и ждать больше нечего, но Закат гнал от себя эту мысль. Это было бы слишком жестоко даже для его недоброй судьбы.