Insomniac

— В этом и суть, Юуки. — Пальцы его правой руки быстро освобождали пуговицы от петель рубашки, пока левой он удерживал её тело прижатым к себе. — Я видел твоё лицо в те моменты, когда ты изнывала от любви ко мне, и поверь, это — самое восхитительное, что я видел когда-либо. Но чтобы ты могла в этом убедиться сама, ты должна увидеть своими глазами.

— Нет, Канаме! — Юуки казалось, что она сейчас сгорит от стыда, её лицо полыхало словно обожжённое. — Я не хочу на это смотреть. Это ведь…

— Пошло? — Он слегка наклонил её вперёд, заставив опереться ладонями о туалетный столик. Убрав её длинные роскошные волосы на левую сторону, Канаме провёл языком по шее Юуки, там, где пульсировала вена, а затем подул на влажную кожу, вызвав у принцессы рой мурашек. — Или эротично?

Не дав ей ответить, Куран прокусил шею Юуки и большими глотками начал пить кровь. Горячую, наполненную сейчас целым спектром эмоций, который возбуждал ещё сильнее, так что чистокровному казалось, что он медленно начинал сходить с ума от любви к этой девушке. Струйка крови потекла вниз по ключицам, груди и животу, и Юуки чувствовала, как понемногу слабеет. Сил для сопротивления было уже меньше, не только от недостатка крови, но и от сильного накала эмоций. Тело требовало апогея.

— Смотри на своё отражение, Юуки, — сказал Канаме, оторвавшись от её шеи. Губы и клыки были испачканы кровью принцессы, чей сладостный запах уже наверняка просочился в соседние комнаты. — Смотри, как ты великолепна, когда любима.

Юуки охнула, когда Канаме вошёл в неё. По её гримасе в зеркале стало понятно, что ей было не совсем удобно принимать его так, и Куран успокаивающе провёл ладонями по её дрожащей спине.

— Сейчас привыкнешь.

И не солгал. Один толчок, второй, третий… У Юуки начало сбиваться дыхание, и она слышала тяжёлые вздохи Канаме за своей спиной. Это всё ещё было смущающим, но она уже не могла лгать сама себе: именно откровенность момента вызвала столь приятные ощущения. Если бы они сейчас залезли под одеяло и занимались любовью в полнейшей темноте, было бы физическое наслаждение настолько острым? Юуки думала, что нет. Потому что уже было с чем сравнить. И то, что Канаме делал с ней сегодня, несомненно было пошло, но вместе с тем — о Боже мой, пусть продолжает, а более глубоко о нравственности она подумает позже.

Сильные руки чистокровного — те самые, испачканные в чужих смертях руки, которые она так сильно любила — двигались по её спине и ягодицам, гладили бёдра, оставляя крошечные порезы от ногтей. Эти движения обласкивали её, тогда как внутри у Юуки кипела лава от оргазмических ощущений. Не в силах больше смотреть на своё бесстыдное лицо, она опустила голову и громко застонала. Но Канаме мягко опустил ладонь на её макушку и повелительно, как самый настоящий король своей подданной, сказал:

— Юуки, не отводи взгляда от своего отражения.

Принцесса уже морально не могла сопротивляться. Она подняла голову и вытянула правую руку вперёд, опираясь ладонью на зеркало у самого отражения её раскрасневшегося лица. Их тела постоянно двигались, и зеркало беззастенчиво ловило каждый момент, показывая их в неприличном для Юуки свете.

Юуки, с силой упираясь в стол и зеркало, тёрлась грудью о холодную древесину. Пара флакончиков дорогого парфюма, которые Канаме привозил для неё в прошлые разы из своих поездок, постукивали друг о друга при каждом движении Курана, создавая лёгкий ритмичный звон. Словно музыкальное сопровождение. Как в фильме. И Юуки снова стало стыдно от таких мыслей, она надавила на зеркало, и оно дало лёгкую трещину, а вместе с тем движения Канаме внутри неё становились быстрее, дышать уже было очень трудно, но жизненно необходимо. Она на каком-то инстинктивном уровне подумала, что если сжать ноги вместе, то она и плотнее сможет сжать его внутри себя, сделав ещё приятнее им обоим. Хотя куда приятнее, если дальше — обрыв и прыжок в бездну сумасшествия.

Юуки свела бёдра вместе, и Канаме застонал, больно сжав её плечи. Она хотела вскрикнуть, но вместо этого с её губ вновь сорвался очередной стон, одобряющий действия её возлюбленного, и Юуки подняла взгляд на его отражение в зеркале. Он дышал через полуприкрытый рот, и окровавленные клыки едва поблёскивали. Влажные от пота волосы прилипли к щекам, мышцы сильно напрягались, и всё же. Всё же он оставался прекрасен. Особенно прекрасен в такой момент.

«Ты тоже великолепен, когда любим. Мною».

Юуки надо было смотреть на себя, на своё лицо и следить за эмоциями, которые оно выражало. Она пересилила себя и опустила взгляд в зеркале, пока её тело продолжало содрогаться от приятных фрикций в ожидании фонтана эмоций. Её лицо и фигура больше не казались ей детскими. Девушка, что вызывает такие эмоции на лице взрослого мужчины, — уже тоже взрослая. И она поняла, что ей нравится её отражение. Отражение молодой женщины, чьё тело было таким желанным.

— Нет, больше не могу! — крикнула Юуки и кончила, громко охнув от мощного наплыва физических ощущений. В порыве она с силой ударила кулаком по зеркалу, разбивая их единое отражение на множество мелких под разными ракурсами.

Канаме протяжно выдохнул и опустился на спину Юуки, пряча лицо в её волосах. Она чувствовала его сбитое дыхание на своей шее и улыбнулась от блаженства. По спине стекал пот, увлажняя кожу, а краснота с лица наконец сходила. Что-то в её сознании щёлкнуло, и Юуки подумала, что больше не сможет сомневаться в себе. Если Канаме так сильно любил её, что не желал скрывать её тело под темнотой и одеялами, значит, она действительно была не так плоха, как о себе думала.

Когда они оделись, Канаме подошёл к постели и окинул взглядом гору платьев. Усмехнувшись каким-то своим мыслям, о которых Юуки не успела спросить, он выудил длинное силуэтное платье белого цвета с золотистой окантовкой и высокой талией.

— Из всего представленного здесь этот наряд лучше других подчеркнёт твой статус нежной, но сильной принцессы. Ты так не думаешь?

Юуки посмотрела на струящуюся ткань, затем на расслабленное лицо Канаме, и мягко улыбнулась, кивая. Она больше не будет сомневаться в выборе. Ведь самое лучшее у неё уже есть.

========== Phase V. Venom ==========

Этим вечером Юуки, впервые за всё время в особняке, было разрешено покинуть родной дом и выйти на улицу. Канаме приложил все усилия, чтобы замять последствия уничтожения Совета своим авторитетом и властью клана Куран, который черпал свою силу в глубине веков. И вот наконец, когда ночное общество было морально готово устремить свои алчущие взоры на наследницу королевского клана, она сидела в комнате для приготовлений перед зеркалом и пыталась унять дрожь.

— Соэн-семпай, — никак не могла угомониться бедняжка и всё время теребила аристократку, которой невольно пришлось исполнять обязанности фрейлины. — А если я оступлюсь?

— Не оступитесь, Юуки-сама, — с усилием скрывая раздражение, сквозь зубы процедила Лука. — Мы с Вами отрабатывали походку не один месяц. Вы полностью готовы предстать как истинная принцесса Куран.

Соэн придирчиво осмотрела маникюр Юуки. Искоса взглянув на её растерянное лицо, аристократка спросила:

— Ногтями занимался Канаме-сама, как обычно?

— Угу, — только и смогла выдавить из себя Юуки, вспомнив, в каких обстоятельствах он решил сделать ей маникюр на бал.

Она лежала, раскрасневшаяся и разгорячённая, на постели рядом с ним, а он — само спокойствие — осторожно целовал каждый палец её правой руки. Внезапно остановившись, он внимательно рассмотрел её ногти и сказал, что хотел бы сделать ей приятное.

И занялся маникюром.

Юуки всегда удивлялась, зачем Канаме это делал. И положа руку на сердце, она никогда не слышала, чтобы кто-либо из мужчин королевских кровей, да и вообще мужчин в целом, был заинтересован в приведении в порядок ногтей своей благоверной. Но Канаме как будто доставляло удовольствие прикладывать руку ко всему, что связано с Юуки, не исключая внешний вид. Словно восхищаться ею и знать, что она его невеста, было мало, надо было иметь в виду, что это он растит в бывшей хулиганке-стражнице истинную королеву.