Страница 44 из 59
— Ну здесь, — неуверенно сказал он, медленно поднимая руку. Секретарша быстро пролепетала преподавателю, что упомянутого студента вызывают к декану. «Англичанка» махнула рукой, мол, пусть идёт, и под шум его шагов группа продолжила спокойно обсуждение заданной темы. Только Рита переводила дух, надеясь, что ничего особенного не случилось.
Да что вообще могло случиться?
— Марцинкевич Тимофей, да, — скорее положительно, чем вопросительно произнёс декан — низкого роста мужчина с седым «ёжиком» на голове и орлиным носом, отчего вроде бы добродушное лицо порой принимало выражение «я всё про тебя знаю, и мне это не нравится». Таким оно и было прямо сейчас. — Фамилия прямо как у того цыганского певца.
Если декан думал, что это смешно, то он катастрофически ошибался. Тим лишь поморщил нос и коротко спросил:
— Что-то важное?
— Да, — гаркнул мужичок и вперил в студента жалостливый взгляд. Это начинало напрягать. — Вот вроде бы такой хороший студент. Такой хороший. Даже жалко.
— Вы меня пугаете, — не на шутку уже расстроился Тимофей. Дрянные мысли заполонили голову, парень постукивал носком ботинка по полу.
— Правда ведь, что вы у нас в неприличных местах работаете?
Брови Тима невольно поползли вверх. «Да неужели?» — пронеслось у него в сознании.
— Я бы не сказал, что…
— Не надо ничего объяснять, — грубо перебил его декан. — Мы всё знаем. Хочу сказать лишь… Ну, что это неприлично.
— В каком месте? — не удержался Тим и почти сразу пожалел, что вовремя не прикусил язык. Декан устремил на него нездоровый взгляд.
— Дерзите, молодой человек?!
— Нет, я лишь хочу разобраться, что не так с тем, чем я занимаюсь в свободное от обучения время. Я же совершеннолетний гражданин.
— Что не так? — вспенился декан. — Ах, что не так! То, что у нас тут элита. Не хухры-мухры учатся. — Тим терпеть не мог эти советские идиотские выражения, поэтому скривился как можно неприятнее, чтобы донести эту мысль до декана, но тот уже не обращал никакого внимания на признаки внешнего мира — была задета струна непонимания в его закалённой душе бывалого преподавателя морали и нравственности! — Мы воспитываем филологов — тех, кто должен вести к лучшей ипостаси своих будущих студентов и учеников!
— Хорошо, я понял, — закивал Тим, чтобы предотвратить дальнейшее развитие темы. — Что Вы хотите, чтобы я сделал? Уволился?
— А делать ты можешь, что хочешь, голубчик, — резко произнёс декан слова так, будто выплёвывал их. От доброго старичка не осталось и следа. — Вы отчислены.
У Тима спёрло дыхание. Он поверить не мог, что это происходило на самом деле. За три месяца до последней сессии и за пять — до госэкзаменов услышать подобное…
— Вы так шутите? — выдохнул Тимофей, выгибая бровь в удивлении.
— Ничуть. — Декан был непреклонен. — Документы заберёшь в понедельник. А сейчас свободен.
Тим не находил в себе сил думать адекватно. Сейчас перед его глазами стояла лишь одна картина действительности: он оказался отчислен из университета из-за Риткиной чрезмерной скрытности.
========== 18. Ревность? ==========
Рита с шокированным взглядом наблюдала за тем, как Тим энергично отжимался от пола. И в ступор её вводила не скорость и сила, с которой одногруппник — теперь уже бывший — выполнял упражнение, а само осознание того, что его выгнали из университета буквально за полгода до окончания обучения.
— Похоже на какую-то идиотскую шутку, — промямлила Рита, сама не веря в то, что происходило. Тим никак не ответил и лишь сильнее задышал после очередного подхода. — Ты разговаривал потом ещё с деканом?
Тимофей шумно выдохнул и остановился, перекатываясь на спину прямо на полу. Хорошо, что коврик был постелен, и за чистоту его спортивной одежды можно было не беспокоиться.
— Конечно, разговаривал. Когда документы забирал.
— То есть он не пошутил?! — почти взвизгнула Рита.
— Ну, а похоже, что в тот день было первое апреля? — Тимофей в сомнениях изогнул бровь, глядя на собеседницу, будто и сам раздумывал, что за дата была в тот день. Рита понурила голову. Молча посидела пару минут, мрачным взглядом обводя комнату. В конце концов встала с кровати и закричала как ошалелая:
— Тим, это я виновата! Если бы не я, то…
— Если бы да кабы, то росли б во рту грибы, — передразнил её юноша и встал с пола, зачем-то отряхивая ладони, словно они были в песке. — Так говорит моя бабушка. Рит, где тут твоя вина? Ты же не знала, что всё этим закончится. Ты защищала свои интересы. И между прочим, мои тоже.
Тимофей, конечно же, был зол на Риту с самого начала. Но это было не более, чем ослепление гневом. Линия «Риткино молчание привело к его исключению из университета» красным огнём горела у него в мозгу. Но он нашёл в себе силы остыть и наедине с собой поразмыслить хорошенько над тем, что произошло. Чтобы понять, что Рита на самом деле не при чём. И он был счастлив, что смог прийти к этому убеждению. В глубине души он даже гордился собой, что смог совладать с эмоциями и не наговорить Рите ужасных слов до осознания её непричастности. Прямой непричастности.
— Но я бы не хотела… — не унималась Рита, но из-за волнения не могла подобрать нужные слова. — Боже, Тим, а как же Олимпиада*? Мы же собирались вместе поехать. А теперь тебя ведь и из кандидатов в волонтёры выгонят.
«Да какая, к чёрту, Олимпиада? — кричало всё внутри Тима. — Езжай, куда хочется, главное, возвращайся потом ко мне». Сглотнув, он сказал вслух совершенно другое, не забыв перед этим улыбнуться:
— Нашему общению это мешать не должно. Эй, я всё ещё в команде Aurum’a, не забыла? Я тебе ещё успею надоесть. И вообще, мне кажется, ты расстроена даже больше, чем я.
— Вот именно! — снова поддалась чувствам Рита и воскликнула, ткнув Тима в грудь. — Ты хотя бы для вида попереживал.
— Я достаточно напереживался в своей жизни, хватит с меня, — философично заметил парень и хмыкнул. — Настало время просто радоваться тому, что есть.
Он осторожно обнял Риту, будто боясь её негативной реакции на чересчур близкий контакт. Но она отреагировала спокойно и даже обняла его в ответ. От этого на душе у Тима стало тепло, а в жаркой комнате общежития наконец-то почувствовался уют и свежесть. Тим бы пошёл дальше в сравнениях своих ощущений, подумав, что от восторга у него бабочки в животе заплясали… А впрочем, чего смеяться? Так и было. Просто легко и хорошо. Он снова был лёгок и свободен, как снежинка.
Когда Глеб сидел у себя в кабинете в дождливый ноябрьский день, ничего не предвещало беды. Кроме того, что рядом сидящий Сергей постоянно норовил закурить в помещении, мотивируя тем, что на улице неприятно, но после каждой десятиминутной лекции Глеба о вреде курения ведущий стухал и молча сидел за своим компьютером, играя в пасьянс и почёсываясь.
Съёмки клипа недавно были завершены. Танцоры выжали из себя всё, чтобы показать себя с лучшей стороны. Каждый примерил на себя образ и патриция, и гладиатора, чтобы «никому обидно не было» — основная идея, за которую боролся Глеб во время съёмок клипа. Сейчас видео было отправлено на рассмотрение тому самому Рэму — египтянину из Москвы, в последнее время подозрительно зачастившему в гости к Марине. Эта мысль не давала покоя Глебу ни на минуту, заставляя постоянно задаваться тревожными вопросами: а как давно они знакомы? А какого типа у них отношения? А есть ли у него женщина и верен ли он ей? Чего ему надо от Мариночки помимо деловых операций?
В отличие от многих других работников этого клуба, Глеб ясно отдавал себе отчёт, что у него на душе происходит. Он любил, безответно и беззаветно, не решаясь даже словом намекнуть на свои чувства по простой причине того, что возлюбленная была вдовой его умершего брата. «Так нельзя, это неправильно, некрасиво, так не должно быть, это, наверное, даже грех», — шептало ему всё его существо. Ему даже было страшно подумать о том, что скажут его и её родители, если они начнут роман. Впрочем, не начнут. Глеб был уверен, что ни о каких романтических чувствах со стороны Марины речи быть не могло.