Страница 22 из 30
— Дорогая, — Алистар уже не знал, смеяться ему или выть от столь рьяных стараний, ибо кожа и плечи его горели заботой ручек белокурой мстительницы, — боюсь, если ты не прекратишь злиться, несколько ночей для тебя будут бессонными.
— И не мечтай, Кемпбелл. Свой шанс на бессонные ночи ты упустил, — она вытерла взмокший от пота лоб и, откровенно злорадствуя, наклонилась к советнику, ослепительно улыбаясь. При этом её порядком намокшее платье второй кожей облепило прелестные груди, повторно предлагая Алистару насладиться их видом.
Они жили в одних покоях, спали на одном ложе, и слишком часто фиктивный их брак грозил перерасти в подлинный, ибо оба, намеренно провоцируя друг друга, страстно желали именно этого, но прошлое, где зародилось недоверие между двумя приближёнными к королю, и по нынешний день оставалось препятствием. Но в тоже время неудовлетворённость таким союзом достигла высшей степени своего состояния. Даже терпение святых имеет предел. Алистар не был святым так же, как и Иллиам.
Она еще улыбалась, когда напоролась на взгляд расплавленной стали, пронизывающий жаром её изголодавшееся по сильным мужским рукам тело. Напоролась и всё поняла. И тут же мужские руки подхватили эльфийку, требовательно утаскивая в наполненную водой ванну. Ни слова не говоря, Алистар посадил жену сверху и стал стаскивать с её плеч насквозь промокшее платье. От напряжения лицо ожесточилось и потемнело. Он весь сосредоточился на этом паршивом куске разделяющей их ткани, который она уже успела возненавидеть. Мокрый поясной шнур отказывался развязываться. Дрожащая Иллиам опустилась щекой на голову мужа и отчаянно зашептала:
— Али, скорей! Я больше не могу… Ну, пожалуйста… сделай что-нибудь…
Когда Алистар освободил её груди, мокрая ткань обездвижила руки Иллиам. Задрав подол платья, он сжал её ягодицы и приподнял белокурую свою жрицу, упираясь пульсирующим нетерпением членом ей в лоно:
— Посмотри на меня, Cаm Veryа, — сдерживаясь из последних сил, прохрипел эльф, и она с трудом сфокусировала помутневший вожделением взгляд. — Ты ведь почти меня не знаешь. Я даю тебе последний шанс одуматься, дорогая. Ты уверена, что хочешь именно этого? Потому что после всё навсегда изменится между нами, мы будем настоящими мужем и женой.
— Если мне не понравится, я просто сожру тебя, как самка богомола, — пытаясь отшутиться, Иллиам облизала губы, но Алистар не оценил шутки. — Чёрт тебя дери, советник, не тяни, умоляю… — она не успела договорить, когда одним мощным толчком Алистар Кемпбелл вошёл в неё, с жадностью впиваясь губами в сосок.
Пряча смущение за раскрасневшимися щеками, эльфийские боги милостиво оставили наедине состоявшихся супругов, ибо страсть не терпит присутствия посторонних. Ей оставаться должно только между двумя.
Иллиам.
— Ну что, самка богомола, где запятую ставить будешь в «сожрать нельзя помиловать»? — навис надо мной муж.
Я не помню, когда наш дуэт переместился на ложе, когда Алистар удосужился освободить мои руки. Мне даже трудно представить, сколько всё это длилось, хотя, судя по тусклому свету в покоях, на дворе был либо поздний вечер, либо ранний рассвет, но то, что мой муж, как и все самцы, любил похвалу, несомненно. И если бывшим любовникам я бессовестно льстила, то теперь… Сказать, что была приятно удивлена — ничего не сказать. При всём моём уважении к покойному Валагунду… О, нет! Кощунством было бы вспоминать о нём теперь. Все самцы, которых я близко знала, а сравнивать было с кем, ничтожно блекли перед сексуальной исключительностью моего собственного мужа. То, что было между нами, сношением не назовёшь — слишком грязное определение. «Секс», «соитие», и даже редкое у бессмертных «близость» не могли в полной мере отразить того волшебства, что я познала в объятиях прагматичного Алистара Кемпбелла. Именно с ним, некогда пугающим меня своим цинизмом советником короля, я впервые ощутила себя женщиной! Не телохранителем или вожделенным похотливыми самцами куском плоти в богатой обёртке, а по настоящему желанной женщиной.
Он смотрел мне в глаза и каким-то непостижимым образом чувствовал меня настолько тонко, что предугадывал мои желания раньше, чем я сама понимала, что хочу. И в тоже время я никогда не заподозрила бы, что в его не в пример другим эльфам крупном, сильном теле сокрыт такой темперамент, такой сексуальный заряд и опыт, что порой мне казалось, будучи на пике безграничного наслаждения я уже не вернусь на грешную эту землю, и Алистар Кемпбелл погубит меня. То жёстко, то изощрённо медленно он брал меня, требуя всю, без остатка, но в ответ не менее щедро отдавал всего себя. Я не знала, что ему ответить.
— Неужели так плох? — несомненно, всё он прекрасно понимал.
— Вот что меня всегда в тебе раздражало, советник, так это привычка до тошноты въедливо вникать во всё, — попыталась уйти я от ответа, однако проницательный взгляд серых глаз упрямо высверливал из меня признание. Я приподнялась на локтях, но тут же бессильно рухнула — объятое сладкой истомой тело протестующе заныло, между бёдер саднило, а руки дрожали.
— Ты не богомол, Кемпбелл, ты какой-то ненасытный жеребец. В следующий раз омовение твоё пройдёт в гордом одиночестве.
— Не кажется ли тебе, дорогая, что поздновато жаловаться? — в темноте раздался полный самодовольства короткий мужской смех, — Итак, больше никакого нагромождения шкур и подушек посередине кровати, — Кемпбелл ногой спихнул оные и, перебирая пальцами прядь моих волос, задумался о своём.
— Что тебя тревожит, Алистар?
Несколько секунд он молчал и, когда я уже не надеялась услышать ответ, произнёс:
— Неопределённость.
— Ты обеспокоен судьбой нашей госпожи?
— Её судьба определена, хотя не беспокоить не может. Я в полном неведении, как быть — эльфы ждут возвращения королевы, но что я им скажу?
— Что значит «скажешь»? — насторожилась я. — Ты намереваешься вернуться в мир Тёмных? Для чего? Из-за кучки жалких пещерных эльфов? Почему не оставить прошлое в прошлом, Алистар? Почему не строить свою жизнь здесь, в Килхурне, например?
— Это владение Мактавеша, — беспрекословным тоном поставил он точку в вопросе о принадлежности крепости.
— Вообще-то Зартриссов. Но пусть даже и так, у меня достаточно средств, чтобы приобрести собственный небольшой замок или усадьбу, — настаивала я.
— Это не наш мир, Cаm Veryа. Не понимаю, как ты этого не видишь, что мы здесь изгои. Всё те же захватчики, а терпят нас только потому, что боятся. Неужели тебя не гнетёт тоска по дому, соплеменникам, по семье?
— Не напоминай мне о них! — взметнулась я с ложа, моментально позабыв об усталости. Заметив, как отразился свет луны в глазах Алистара, отстранённо подумала: «Ночь. Сейчас все-таки ночь», схватила и натянула на себя первую попавшуюся одежду, только после заметив, что облачилась в одежду мужа. — Всё я вижу, Али, но возвращаться не хочу. Никогда!
— За что ты убила брата, Илли? — короткий вопрос поставил меня в тупик. Лгать не хотелось, говорить отвратительную правду — тем более. Советник всегда зрил в корень и докапывался до сути. Я начинала нервничать, но меня спас стук в дверь.
— Кто там? — вскочил с ложа Алистар, натянул штаны и оборотился ко входу. — Зайди.
— А ну, советник, взгляни-ка туда! — стоя на оборонительной стене крепости, Молох привлёк внимание эльфа, указывая рукой на крошечное белое пятно, в темноте беспрерывно мечущееся посреди выжженной равнины. — Животина, вроде, там мается, Алистар.
Кемпбелл подал знак молчать, но неутихающий вой встревоженных волков заглушал иные другие звуки на той стороне плоскогорья. Алистар прильнул к бойнице, беспокойно всматриваясь во мрак. К нему присоединились остальные — Молох, Иллиам и двое дозорных демонов, которые и заметили нечто непонятное.
— Луна, как назло, спряталась. Ни черта не видно, — посетовал один из них.
— Погоди маленько, скоро появится, — взглянув на небо, обнадёжил второй.