Владыка башни

Все молчали. Лирна не видела на их лицах гнева, лишь мрачное одобрение. Она понимала, что происходит: эти люди были по рукам и ногам связаны своими обычаями, как жители Королевства — законами. Это был суд, а не мстительная толпа, и суд сказал своё слово.

Молчание разорвал резкий взрыв хохота, такой громкий, что он эхом пронёсся по долине. Глаза Кираль смотрели на поверженного вождя и горели ликованием, зубы оскалились, она вся заходилась от радости. Давока поднялась и отвесила девушке пощёчину, принуждая замолчать. Это не помогло, та продолжала хохотать: казалось, что с каждой новой пощёчиной её смех становится все громче. В конце концов Давоке пришлось засунуть ей в рот кляп, завязав узел на затылке. Стало тихо, однако смеяться Кираль не прекратила. Она повалилась на землю, слёзы радости текли у неё из глаз. Она перехватила взгляд Лирны, её глаза вспыхнули в пламени костра, и она сестре подмигнула.

Принцесса отвернулась от них и увидела, как Мастэк шагнул к своему бывшему вождю, сжимая обеими руками дубинку.

— Я предлагаю тебе нож, Альтурк, — произнёс он. — В память о наших битвах.

— Убей меня, но не надо оскорблять, — покачал головой Альтурк.

Старый воин кивнул и занёс дубинку.

— Подождите! — Лирна вскочила на ноги и, растолкав воинов, встала между Альтурком и Мастэком. Тот уставился на принцессу с изумлением пополам с яростью.

— У тебя нет здесь голоса, — прошипел он.

— Я — королева мерим-гер, — сказала она, стараясь говорить достаточно громко, чтобы услышали все. — Сама Малесса призвала меня к себе для переговоров, гарантировав безопасный проезд и уважение, соответствующее моему титулу.

Давока подошла к ней, с тревогой оглядывая толпу.

— Это глупо, королева, — прошептала она на языке Королевства. — Ты не у себя дома.

Лирна, не обратив на нее никакого внимания, продолжала сверлить глазами Мастэка.

— Серые Соколы пролили за меня кровь и потеряли боевых товарищей, они достойно защищали слово Горы. И все — по приказу этого человека. — Она указала на Альтурка. — Я перед ним в долгу, а для моего народа неоплаченный долг — величайшее бесчестье. Если вы убьёте его, не дав мне заплатить свой долг, вы обесчестите меня и обесчестите слово Малессы.

— Я не нуждаюсь в твоей защите, женщина, — прорычал Альтурк, наклонив голову, его огромные кулаки вдавились в землю. — Неужели я должен терпеть ещё больший стыд?

— Он — предатель, — напомнила Лирна, обращаясь к Мастэку. — Воины только что объявили свой приговор. Его слова больше не значат ничего для лонакхим.

Мастэк медленно опустил свою дубинку, гнев всё ещё горел в его глазах, но поникшие плечи были более красноречивы — он испытывал облегчение.

— Чего же ты от нас хочешь?

— Отдайте его мне. Я отвезу его к Малессе. Только она сможет снять мой долг перед ним.

— А второго куда? — Мастэк ткнул дубинкой в сторону сына Альтурка.

Лирна посмотрела на молодого парня, на ненависть в его лице. Тот плюнул наземь и забился в своих верёвках, пытаясь подняться, но стоявшие рядом воины повалили его обратно на землю.

— Слабаки! — завопил он. — Мерим-герская сучка превратила вас всех в слабаков!

Лирна повернулась к Мастэку:

— Перед ним у меня нет долга.

Пока на его руки наматывали верёвку и привязывали к седлу пони Мастэка, он пел песню смерти. Повернувшись лицом к восходящему солнцу, обречённый сын Альтурка пел скорбную песнь на своём гортанном наречии. Большая часть древних слов была незнакома Лирне, но она уловила фразу «месть богов», повторившуюся несколько раз. Посреди пения он упал — Мастэк пустил пони галопом, волоча привязанного юношу за собой. За ними последовал остальной отряд, направляясь на юг. Давока сказала, что однажды была свидетельницей, как мужчина, приговорённый к такой казни, оставался живым целый день. Альтурк же молча смотрел вслед своим бывшим соплеменникам, пока те не скрылись из виду.

Лирна подошла с своему пони. Проверила копыта и принялась распутывать свалявшуюся гриву, когда внезапно почувствовала на себе взгляд Соллиса.

— Что-то хотите сказать, брат? — спросила она.

Лицо у него было, как всегда, непроницаемо, но в голосе прорезались новые нотки: привычный гнев сменился чем-то похожим на уважение:

— Я просто подумал, ваше высочество, что лонаки, возможно, правы и сейчас мы сопровождаем именно королеву. — Он поклонился и пошёл осматривать своего пони.

По мере того как они продвигались все дальше на север, горы вновь обступили их со всех сторон. Здесь пики были куда неприступнее, чем на Скелланском перевале, их вершины вечно скрывались за облаками. Тропинки, по которым ехали всадники, становились все уже, коварно змеясь по склонам. В первую ночь после битвы с сентарами они встали лагерем над обрывом глубиной футов в пятьсот, по прикидке Иверна. С наступлением ночи сверху опустилось влажное одеяло тумана.

Альтурк молча сел поодаль, почти на самом обрыве, не заботясь ни о еде, ни о тепле. Лирна направилась было к нему, но Давока выразительно покачала головой. Тогда она устроилась напротив Кираль. Давока усадила пленницу у небольшого костра, разведя его настолько далеко от остальных, насколько было возможно. Ноги ей связали, поскольку твёрдая земля не позволила вбить кол и привязать её. Она равнодушно взглянула на Лирну, продолжая неподвижно сидеть, привалившись к скале. Ни дать, ни взять — обычный заскучавший подросток.

— Болит? — спросила Лирна, показав на шрам.

— Я не говорю на твоём пёсьем языке, мерим-герская сучка, — огрызнулась Кираль.

«Да, не все уловки срабатывают», — грустно усмехнулась про себя Лирна.

— Рана, которую я тебе нанесла, — перешла она на лонакский. — Болит?

— Боль — извечный спутник воина, — пожала плечами девица.

Лирна покосилась на Давоку. Та напряжённо прислушивалась к их разговору.

— Моя подруга считает, что ты больше не её сестра, — продолжала она. — Думает, что её сестра была поглощена тобой — тем, что поселилось внутри, а той девочки, о которой она заботилась, больше нет.

— Моя сестра слепо предана Лже-Малессе. Она видит ложь там, где есть лишь правда, — по-прежнему равнодушно и безразлично произнесла Кираль, словно ребёнок, бубнящий «Катехизис Веры».

— И в чём же заключается твоя правда?

— Лже-Малесса вознамерилась умертвить дух лонакхим, чтобы боги отвернулись от нас, чтобы не было больше историй у костра и не звучали песни смерти. Сначала — мир с вами, а потом что? Мир с сеорда? Во что же мы превратимся? Будем ковыряться в земле, подобно твоему племени? Сделаем из наших женщин рабынь, как это заведено у вас? Станем, как вы, слугами мёртвых? — Тон её голоса оставался ровным, слова звучали без малейшего намёка на страсть.

— Знаешь, почему я его спасла? — Лирна кивнула на громадную фигуру Альтурка, полускрытую туманом.

— Потому что мерим-гер — слабаки. У тебя мягкое сердце, вот ты и выдумала долг там, где его нет и в помине. Он подчинялся слову Лже-Малессы, и ты ему ничего не должна.

— Нет, — покачала головой Лирна, всматриваясь в лицо девушки. — Я спасла его потому, что увидела, как ты жаждешь его гибели. Зачем тебе его смерть?

— Он — гонитель сентаров. Так отчего ж мне не порадоваться его смерти? — Голос звучал абсолютно безмятежно и искренне.

«Всё это ничего не доказывает», — решила Лирна. Девушка была действительно чудной, может быть, даже сумасшедшей, но убеждение Давоки пока ничем не подкреплялось. Принцесса встала, намереваясь вернуться к большому костру.

— Я слышала странные вещи о женщинах мерим-гер, — произнесла Кираль.

— Да? И какие же?

Впервые лицо девушки оживилось, губы тронула ехидная усмешка.

— Обычаи запрещают им ложиться с мужчиной, пока они не вступят в союз. И даже потом вам разрешено иметь только одного мужа. Это правда?

Лирна кивнула.

— Но ты, королева, ты ведь не замужем. — её взгляд ощупывал Лирну, и это не было взглядом юной девушки. — Следовательно, ты никогда не ложилась с мужчиной.