Темная сторона сказки

Она часто задавалась вопросом: кем является она, рожденная низшей от высшего? Средним? Непонятным и неопознанным? Она легко вкушала пищу простых людей, чувствуя и оттенки ее вкусов, и невероятные запахи. Её рецепторы могли улавливать тончайшие нотки специй, но при всем этом она так же легко вкушала кровь, что была ей так же привычна, обыденна как и булочка с корицей.

Она могла спать и видеть чудесные сны, но также от неё не ускользали самые тонкие запахи, тихие звуки и зрение её было далеко за привычной отметкой идеального. Её часто мучило непонимание. Кем же она была больше: человеком или вампиром? Только ответа не находилось.

Она видела как смотрели охранники, приставленные отцом: кто-то с чистой завистью, для них она имела больше чем заслуживала, кто-то с презрением, для них она была лишь полукровкой. Ни тем и не иным… чем-то лишним и инородным… как гнойный надрыв на теле.

А отец всегда лишь строго смотрел и требовал больше успехов в учебе. Куда больше, если они идеальны? Но было так и никак иначе. Она знала, что была лишь его экспериментом, любимой подопытной мышью, знала, что, если однажды погибнет, он, собственно, расстроится проваленному исследованию. Но и не более того. От чего ей и вовсе становилось тесно и одиноко в её маленьком мире, огороженном высоким забором.

Кажется, лишь однажды она увидела все краски этого мира, вдохнула полной грудью и откинула сомнения. Он открыл ей эти краски.

Новый охранник привычно сменил уже немного приевшегося, и взгляд… взгляд у него был другой, добрый что ли? Но это, конечно, глупости. Добрых среди них не бывает. Но этот и правда был иным: он не игнорировал её как остальные, а порой вовремя прогулок по саду или вечеров, отданных рукоделию, он рассказывал ей невероятные истории. Про мир, что расстилался за высокими стенами замка, про простых смертных, что были и смешны, и интересны. Он рассказывал совершенно обычные вещи, известные, пожалуй, даже самому глупому крестьянскому мальчишке, и такие таинственные для нее. Рассказал и свою историю, как умирал от смертельных ран, как мучился в агонии, но жил, боролся даже когда особенно бесцеремонные начали делать ставки, когда же он наконец умрет, но он не уходил. При деревушке иногда появлялся мужчина, все его знали и говаривали, что он ходил тут еще задолго до появления этой самой деревушки. Он был нелюдим, останавливался порой на ночлег и пропадал также как появлялся. В этот раз ему пришлось остановиться в том самом постоялом дворе, где и валялся в бессознательном бреду умирающий парень. Вампир, а он был без сомнения им, толи пожалел, толи просто соблазнился запахом крови, но парня не убил, а обратил. Объяснять он ничего ему не стал. Просто забрал собой. Долгие годы они вместе скитались по миру, пока мастер не решил уйти, а парень не примкнул к Вольтури.

Она слушала, не перебивая, забыв обо всем на свете. Ей не приходилось раньше слышать об обращениях других. Знала, конечно, как это происходит, а вот так, чтобы кто-то рассказал, не было еще такого.

Так дни складывались в плавные вереницы, сплетая из себя истории. Изо дня в день они узнавали друг друга все лучше и лучше. Росла между ними та эфемерная связь, что была и счастьем, и проклятьем. Любовь вампира один раз и на всю жизнь. Ведь не только оборотни могли таким похвастать. Но все имеет свой конец. Пришло в один из дней и назначение новой стражи. Не хотели они прощаться, да и не могли: стоскуются вдали друг от друга, а тоска для вампира почище кострища обжигает. На прощание девушка написала портрет, где он и она вместе в любимом ею саду.

Его бронзовые волосы, гордый и правильный вид, красные радужки глаз, высокие скулы, тонкий прямой нос - все это она вырисовывала с особенной аккуратностью, лишь слегка дрогнули рука и сердце на желанных губах. Таких родных для нее. Себя она тоже хотела сохранить в его памяти. Такой, какой видела в зеркале: красные глаза, темные волосы, немного болезненная бледная кожа, всегда слишком милое лицо в форме сердца и пухлые губы, причем верхняя непременно больше. Она стояла в его объятьях. Только так она могла спрятаться от жестокого мира.

Месяц, ставший мучительным адом, они провели в разлуке, отец зверствовал, не понимая, почему с каждым днем она все больше угасает, все больше становится похожей на призрака. Месяц она терзалась тяжелыми мыслями, не находя сил ни пить, ни есть, даже жажда, казалось, отступила перед её тоской.

Когда в окно легко постучались, она не поверила своему счастью: это был он. С запахом леса он ворвался в её покои, глаза бешено глядели на нее, он велел собираться. Она понимала, что её похищают, понимала, что отец не простит, но остаться и не пойти все равно, что нож в сердце. Легче сгореть в огне, чем остаться.

Три месяца им удавалось скрываться и бежать от наемников отца. Три месяца бегства, что имели свой конец. Их схватили и доставили в замок, кинув в ноги отцу. Она никому не сказала, что носит под сердцем ребенка, а любимый не успел узнать: его приговорили к смерти. Когда готовили костер, он клялся ей, что и смерть над ними не властна, что он вернется сквозь года и снова ее найдет.

Могла ли она жить, когда он принял смерть? Она снова бежала, пряталась так, как учил он. И она смогла… смогла родить сына, найти семью людей и поведать свою историю. Она оставила ребенка там, а сама уже жить не желала. Уходя, она клялась ему вернуться. В след за ним клялась, что однажды они обретут счастье. Ее отец был свидетелем той казни, что она сама себе устроила, но не смел остановить. Лишь тогда на доли секунды она увидела в его глазах сожаление.

Леонор Мендес шла к своему любимому. Они будут счастливы, ведь он уже ждёт. Пусть пройдет вечность, но Калеб Мейр вновь будет рядом с ней.

========== Глава 38 или “По следам времени” ==========

Занятная вырисовывалась картинка. Леонор Мендес нашла крайне интересный способ поделиться своей историей. Какой? Она банально оставила письмо для потомков. Жизнь у нее, конечно, была не иначе как в мелодраме. Мы не знали кто был тем, кто остался с ней в последние минуты её жизни, но нам были известны причины столь ужасной смерти. Было ли важно остальное?

— О чем ты думаешь? — Эдвард стоял рядом. Он тоже прочел его… как и все Каллены. Ах, да, я же не рассказала как это письмо у нас оказалось. Мальчишка согласился показать мне портрет. Я, конечно, не стала это дело откладывать, и мы сразу направились к нему. Он жил вместе с дедушкой, тот еще старичок, который любому фору даст. Меня он встречал без того ошеломления, что было у его внука, сказав только, что обещание было выполнено. Он с радостью передал мне письмо и хотел портрет тоже задарить. Только вот, что-то не хотелось, право слово.

А дальше все сложное… на деле просто. Этот Калеб был одним из предков родителей Эдварда, сейчас уже не узнаешь кем он им приходился, но фамилия как бы намекает, да и сходство было просто невероятным. Из чего следует, что родственницу мою он и правда любил. Я даже решила списать одержимость моего вампира на отголоски еще той любви между Калебом и Леонор. Отсюда и моя не одержимость. У той-то девочки любовь должна была пылать, а я во многом не она. Хотя, оно и к лучшем, пожалуй.

— Думаю взять себе псевдоним, — абсолютно серьезно ответила я. — Тут такие истории пропадают… прям Ромео и Джульетта.

— Причем тут Шекспир? — А это уже Джейкоб вписался. Однако правильные вопросы задает.

— А притом, что тоже умерли. Пусть и не в один день, но от большой любви точно.

После этого короткого диалога напряжение заметно спало. Да, нас всех это удивило, да, Эдвард явно немного не здесь, да, Каллены загрузились, да, Джейкоб мрачноватый. Но как по мне, то это было столько лет назад, что пора забыть. История, конечно, та еще, но её можно и детям рассказывать на ночь. Правда, моменты убийств опустить, и вот тебе сказочка. Красивая, конечно: и через века они вновь обрели любовь. Но будем честны: любовь тут у нас с Эдвардом, а они давно свое отлюбили.