Страница 9 из 18
Великий князь Михаил тоже уловил эти настроения. В эту минуту он показался Новикову ближе к красным командармам Гражданской, пытающимся улавливать настроения масс, чем к рафинированному царскому генералитету, для которого свои умственные построения были важнее окружающей их грубой реальности.
– Господа, – обратился он к ожидавшим его речи офицерам, – обстановка сложилась так, что предыдущее командование Маньчжурской армией своими действиями почти поставило ее на грань поражения. Но теперь это прошлое, и не будем о нем говорить. Как говорят на Кавказе, кто бежал – тот бежал, кто убит – тот убит. Все! Теперь у вас новый командующий армией – генерал-адъютант Линевич, и новые тактика со стратегией. Для начала я должен довести до вашего сведения, что новый командующий отменил прежний приказ, изображая арьергардные бои отступать в направлении главных сил армии. Теперь вы должны стоять тут насмерть, не пропуская врага вглубь Маньчжурии. Для дополнительного обеспечения успеха в подкрепление вашему Восточному отряду в направлении реки Ялу в настоящий момент от Ляоляна выдвигается 1-й Восточносибирский корпус генерал-лейтенанта Георгия Карловича Штакельберга, который должен будет удвоить численность наших войск и обеспечить неприступность этого естественного оборонительного рубежа.
Генерал Засулич, покраснев, хотел уже было что-то возразить, но Великий князь ожег его таким взглядом, что невысказанные слова застряли комом в холеной глотке.
– Генерал-лейтенант Засулич, – суровым тоном произнес наследник-цесаревич, – за проявленные при подготовке Тюреченской позиции и планировании сражения разгильдяйство, нерешительность и преступную халатность снимается с командования Маньчжурским отрядом и направляется в распоряжение командующего Маньчжурской армией. Исполняющим обязанности командующего восточным отрядом назначается прибывший со мной генерал-лейтенант граф Федор Эдуардович Келлер*, человек горячий, храбрый, на мой взгляд, иногда так и слишком. Берегите его как зеницу ока и даже больше, потому глаз у каждого из вас по два, а командир только один**.
Примечание авторов:
* не путать с его более известным двоюродным братом Федором Артуровичем Келлером, не участвовавшим в русско-японской войне.
** в нашей истории генерал-лейтенант Келлер возглавил Восточный отряд двумя месяцами позже и из-за своей чрезмерной храбрости и привычки лезть в самые опасные места погиб при артиллерийском обстреле открыто стоящей батареи, будучи поражен сразу тридцатью шестью шрапнельными пулями.
Услышав эти слова, только что красный как рак генерал Засулич внезапно побледнел и отступил назад – уж больно суровым и неумолимым показался ему в этот момент наследник императорского трона, а Великий князь Михаил, дождавшись, пока его предшествующие слова будут восприняты аудиторией, продолжил уже более спокойным тоном:
– С сего момента должно прекратиться всяческое безделье и разгильдяйство. Всем пехотным полкам должны быть нарезаны передовые, основные и тыловые рубежи обороны, и наши солдатики денно и нощно должны укреплять свои позиции, стремясь восполнить то, что не было сделано за предыдущие два месяца. Шестая восточносибирская стрелковая дивизия генерал-майора Трусова всеми своими полками занимает рубеж обороны на север от впадения в Ялу реки Эйхэ до городка Амбихэ. Особое внимание на Медвежью сопку. Пока она в наших руках, японцы на нас могут только кидаться, с тем же успехом, что и собака на забор. Третья восточносибирская дивизия занимает рубеж по правому берегу реки Эйхэ от деревни Потетынзы до городка Саходзы. Также необходимо установить надежную телефонную связь – как между полками, стоящими в обороне, так и каждого полка со штабом. Но самое главное дело предстоит охотничьим командам (разведротам), а также казакам полковника Мищенко, которым необходимо выяснить те направления, с которых будет наступать противник. Это нужно для того, чтобы подготовить ему достойную встречу. Времени до решающих событий осталось совсем немного, и если мы за ближайшие несколько дней не сумеем сделать то, что никак не делалось в то время, когда этот рубеж был занят нашими войсками, то грош нам всем цена. Завтра утром мы с Федором Эдуаардовичем ждем каждого из вас с подробными рапортами об обустройстве обороны на вверенных вам участках. Вперед, господа, время не ждет.
15 апреля 1904 года, полдень по местному времени. Острова Эллиота, пароход «Принцесса Солнца»
Дарья Михайловна Спиридонова (почти Одинцова), 32 года.
Удивительные у Ольги глаза. По ним сразу видно, грустит она или радуется, беспокоится или находится в состоянии безмятежности. Кроме того, в их глубине мерцает отблеск ее внутреннего мира, и видно, что мир этот весьма богат. Ну как же – художница, музыкантша. Тонкая, искренняя душа… Но при этом достаточно сильная натура – и это хорошо ощущается, когда она сидит рядом. Сила ее в том, чтобы преодолевать жизненные обстоятельства в том, что возможно преодолеть, и в то же время уметь смиряться с неизбежным, а также меняться навстречу новому, и при этом сохранять нетронутой свою внутреннюю суть… Удивительная женщина!
Сейчас мы находимся у меня каюте, куда я привела Ольгу для того, чтобы переговорить «между нами, девочками». Грустная, или, скорее, задумчивая, она стояла на палубе, когда после обеда я проходила мимо. Что-то мелькнуло в ее глазах – словно немая просьба выслушать безмолвный крик ее души. Но вслух она не решилась сказать мне ни слова, только кивнула с легкой застенчивой улыбкой…
И я, естественно, не смогла оставить ее стоять там в одиночестве и дальше, хотя и собиралась заняться своими делами на берегу. Ничего, дела подождут, они и так крутятся как хорошо смазанная и отлаженная машина. Вместо того я по-простому предложила Ольге попить чаю в моей каюте. Ну, это просто мы так говорим: «попить чаю», на самом деле при подобных обстоятельствах это подразумевает предложение пообщаться по душам. И пьют при этом не только чай или совсем даже не чай. Но как бы то ни было, Ольга с радостью приняла мое предложение – видимо, то что она хотела выплеснуть наружу, уже давно жгло ей язык.
Сложив руки на коленях и чуть свесив голову набок, она несколько отстраненно наблюдала, как я завариваю чай, насыпаю в вазочку конфеты с печеньем. Взор ее был чуть затуманен. Ну да, причина грусти понятна – ведь Новиков уехал на войну… Надеюсь, им удалось попрощаться как следует – ну, то есть, поговорить наедине о совместных перспективах… Тьфу, пришлось мне себя одернуть, – не о перспективах, а о любви! Ведь любовь главное – там, где есть она, там есть и перспективы. Что ж я так выражаюсь-то (хоть и мысленно), словно боюсь назвать вещи своими именами? Нет, так не пойдет, нужно полностью открыть свое сердце навстречу другому. Ведь сейчас, возможно, Ольга станет изливать мне свою душу… Очень вероятно, что она даже решит пооткровенничать со мной.
Однако начинает Ольга с дежурных любезностей. Отпив глоток, хвалит мой чай. Вижу, что не знает, как перейти к главному. Может быть, даже считает, что это не совсем прилично – открыться постороннему человеку. Правда, смею надеяться, что меня она все же не считает совсем уж посторонней. Но тем не менее, наверное, ей надо помочь.
– Ольга… – говорю я, внимательно глядя на нее, – расскажи, что беспокоит тебя. Я же вижу, что тебе хочется о чем-то поговорить. Ты не смущайся, пожалуйста. Это нормально, когда две женщины делятся друг с другом чем-то таким… сокровенным. В нашем мире, знаешь, это обыкновенное явление. Ну, правда, чаще всего не за чаем подруги это делают, а за бутылочкой чего покрепче… – Ольга удивленно заморгала, а я продолжила свою мысль: – Ну да, бокал хорошего вина, а еще лучше рюмка коньяка, часто помогает излить то, что на душе накопилось…
Я замолчала, потому что мне показалось, что она хочет что-то сказать. Ее губы приоткрылись, она в нерешительности провела рукой по подбородку и затем робко произнесла: