Страница 16 из 38
19
Марат показался Юрию в то утро юношески воодушевлённым. Предстояла очная ставка Сотскова с Нюшиным. Присутствие там журналиста, безусловно, исключалось, и, когда приятели позавтракали в столовой НКВД, Вакер поплёлся в городскую библиотеку, в музей... Формальной целью его командировки было написать очерк "Дорогами революционного отряда". Вспоминая героизм Житора и его красногвардейцев, требовалось рассказать, какая, благодаря заботам партии и правительства, благословенная колхозная жизнь расцвела в местах, где восемнадцать лет назад беспощадно столкнулись новое и отжившее старое. Готовя очерк, Вакер предвкушал, что за подробности будут щипать его воображение вечером, когда он увидится с приятелем. ...Марат многое связывал с этим днём. От избытка трепетного огня он едва не вскочил из-за стола, когда к нему, в специально предназначенный для допросов кабинет, привели Нюшина. Видать, в своё время это был казак большого здоровья, "дядя, что надо". Но сейчас Житоров отметил: исхудавшее лицо с землистым оттенком, глаза заморённо запали. - Пра-а-шу садиться! - проговорил ехидно, натянуто-звенящим от нетерпения голосом. Казак сел на табуретку, положив тяжёлые руки на колени, тягостно смотря в пол. На остриженном под "нулёвку" черепе белели два шрама: вероятно, следы клинка. - Расскажите, как вы решили вернуться на родину! Нюшин не поднял глаз: - Много раз рассказывал, гражданин начальник. Всё у ваших записано. Голос захирел в покорности. - А вы лично мне расскажите. Уж уважьте! - Марат подчёркнуто говорил "вы", играя издевательски-любезной интонацией. Арестованный сказал с тоской: - Никому не дай Бог по чужбинам странничать, быть бездомным и для людей чужим. Всяко натерпелся. Конечно, мечтал про родину, думал... А тут ваши послы сагитировали, обещали... - Дальше пока не будем! - прервал Житоров. - Остановимся на ваших словах, что всегда вы желали на родину. Было? - А как иначе? - Тогда почему вы на родине, в станице Изобильной, носа не показали, а хотели затеряться в Ташкенте? Нюшин не глядел на начальника. Молчал. - Боялись?! - в крике выразилась высшая степень злорадства. Пригнув придавленно голову, арестованный стал объяснять: - Мать умерла ещё в германскую войну, отца убили ваши в девятнадцатом... Два брата были со мной у Дутова - убиты в боях. К кому мне ехать-то в Изобильную? - У вас сестра имеется, - напомнил Марат; он не сказал, что сестра Савелия и её "кулацкая" семья были отправлены в тридцать первом году к низовьям реки Лены. Нюшин ответил со старанием передать искренность: сестра, по его предположению, должна быть замужем за советским; зачем же ему, бывшему белогвардейцу, бросать на неё тень своим появлением? Житоров подпустил в крик бешенство нападения: - Не вра-а-ть!!! Ты боялся - в Изобильной тебе припомнят эпизод... как ты, вместе с другими, предательски напал на отряд Житора! Внезапно арестант тоже закричал, и неожиданно громко: - Не участник я ни сном, ни духом! Марат едко рассмеялся. - Сотсков Аристарх повинился, всё нам раскрыл. О тебе - тоже! - Обо мне он может одно сказать: оно вам и так известно. Да, был я у Дутова, воевал с вашими. Житоров отрицательно помотал головой: - Нет-нет, не это! Сотсков раскрыл, как ваша банда тайно готовилась напасть на отряд... как ты добивал раненых... - Не было этого! - теперь Нюшин смотрел противнику в глаза. - Зазря на пушку берёте. Тот, сидя, с необычайной быстротой пристукивал сапогом по полу. - Чернуху налил на тебя?! - он как бы в изумлении выпучил глаза. Значит... - продолжил в остром волнении, словно ухватывая догадку, - сам он был среди напавших? Убивал?! Что же ты молчишь о нём - могилу себе роешь? Чтобы его спасти? Арестант как-то весь потемнел. - Зря вы, гражданин начальник. То, что про Сотскова сказали, я про него не знаю! Марат, жгуче подброшенный порывом, взлетел с места: - Шаликин! Лейтенант Шаликин и двое конвоиров ввели в кабинет Сотскова. Тот, сделав два шага, увидел земляка и оцепенело остановился. Нюшин смиренно произнёс: - Вот, привёл Бог свидеться. Аристарх ответил опустошённо: - Здравствуй, Савелий. Помоги нам Бог! Сотскова толкнули в спину: - Ну-ну-у!! На середину кабинета передвинули стоявший у окна небольшой стол. Арестантам было приказано сесть за него друг против друга. У каждого за спиной встал чекист. Житоров подошёл сбоку к Нюшину, а руку протянул к лицу Сотскова, защемил у того нижнюю губу большим и указательным пальцами. Аристарх не шелохнулся. - Что же ты мою руку не отведёшь? - Марат улыбался улыбкой неумолимо-лютого вдохновения и, не выпуская губу арестанта, повернув лицо к Нюшину, прошептал одержимо-убеждающе: - Гляди! Он говорит, ты причастен к гибели отряда. Сотсков пытался возражать - его тянули и дёргали за губу. Он, не смея с силой схватить, взял обеими руками руку чекиста, однако тренированные железные пальцы не разжимались. Будто из-под спуда вырвался мучительно-упрекающий голос Нюшина: - Пустите его, гражданин начальник, пусть он мне в лицо скажет! - Скажи! Скажи ему! - Житоров, выпустив губу Сотскова, без взмаха ударил его кулаком по носу. Скрежетнувший болью вскрик, казалось, родился где-то рядом с человеком, что залился кровью помертвело-беззвучно. Кровь бежала из носа, струилась изо рта: нижняя губа полуотодранно отвисала страшным комком. Сплёвывая, не утираясь, Аристарх одеревенело, не двигая ртом, выговорил: - Нет ни одного мово слова... против тебя, Савелий. Марат, клоня торс вперёд, бросил над столом руку - в правое подглазье Сотскову. Конвоир у того за спиной не дал ему упасть, схватил за уши. Избитый прохрипел Нюшину: - Показываю лишь правду: в Буранной ты был! Житоров метнулся к своему столу, рванул дверцу тумбы, выхватил стальную трубку, на которую был натянут резиновый шланг. - Выручаешь подельника? Заботишься? - плеснул глумливой злобой в окровавленного и повернулся к Нюшину: - Так пусть будет ему хорошо-оо! сплеча рубнул его трубкой по скуле. Казак немо качнулся в сторону и усидел на табуретке. Марат странно, словно собираясь что-то съесть, приоткрыл рот, на побелевших щеках резко выделились розовые пятна. Савелий не пытался прикрыть голову руками после пятого или шестого удара повалился боком на пол. Житоров самозабвенно наотмашь бил и бил его трубкой...