Страница 14 из 38
17
Проклу Байбарину шёл тридцать четвёртый год. Жизнь успела уже основательно испытать его. С раннего детства он был очень жалостлив: когда резали свинью, убегал куда-нибудь подальше, чтобы не слышать её визга. Ненавидел охотников. Если представало перед глазами окровавленное убитое животное, обращался к словам Екклесиаста: "Нет у человека преимущества перед скотом, как те умирают, так умирают и эти. Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?" Взрослея, стал таить в себе ранимость, боясь, что сочтут "немужественным". Он окончил в Оренбурге Казачье училище, попросился в действующую в Туркестане армию генерала Скобелева, участвовал в походе 1875-76 годов на Коканд. За храбрость его наградили орденом Святого Владимира IV степени и Георгиевским крестом, произвели в хорунжии. Но в нём укоренилось отвращение к воинской службе: нагляделся до мути на заколотых русскими штыками, на зарубленных казацкими шашками местных безоружных жителей - в том числе, баб, старцев, малых детей. Солдатские лица в их большинстве всегда представлялись ему добродушными, и его поражало: сколько злобы открывалось в этих людях, стоило им войти в селение бедных, забитых дехкан, с каким азартом солдаты, исполняя офицерский приказ, вешали муллу, преследовали и убивали прячущихся. Он уволился в отставку, но воспоминания о страшном не давали жить. Отзывчивость на чужое страдание привела его к тому, что он сделался ходоком по делам обиженных ("Открывай уста твои за безгласного", - сказано в Священном Писании). Писал за притеснённых жалобы, прошения, ходатайства, челночил по присутственным местам, досаждал судьям, стучался в двери к самым высокопоставленным сановникам. В этом занятии перемещался по России, обычно оставаясь в том или ином городе до необоримой неудачи. Она погружала его в неизбывно-теснящее состояние расстройства, и он переезжал: из Перми в Екатеринбург, из Читы в Хабаровск. В такие шаткие периоды постился, не употребляя в пищу ничего, кроме ржаного хлеба. Но, благодаря его уму, такту и растущему опыту, удач было значительно больше - и Проклу Петровичу счастливо чувствовалась осмысленность жизни. Он брал с более-менее имущих умеренное вознаграждение; тем, кто ничего не имел, помогал бесплатно. Заработка хватало, чтобы прилично одеваться. Долговязый, гибкий, с тёмными горячими глазами, он одержал немало сердечных побед. Солнечным, ещё по-летнему тёплым днём, когда расцветали астры, Байбарин познакомился на народном гулянии в самарском городском саду с Варварой обворожительной девицей семнадцати лет. Воздушное белоснежное платье, доходившее до щиколоток, делало её, рослую, ещё выше и стройней. Широкополая соломенная шляпа, отделанная палевой лентой, подчёркивала зеленоватый блеск её глаз. Поверх платья на Варваре была узкая кружевная блузка, и она тоже очень шла ей. У давнего холостяка стала крепнуть мысль о женитьбе. Родители Варвары были старообрядцы, но не из истовых - многих запретов не соблюдали. Отец девушки, служивший старшим приказчиком у владельца нескольких москательных и скобяных лавок, не пришёл в восторг, когда выяснил имущественное положение Байбарина. Дочь, однако, была влюблена в него. Родитель, желавший для неё не такого жениха, не уступал. Тогда Байбарин решился на манёвр: взялся похлопотать для владельца лавок по одному запутанному тягомотному делу. Он здорово поусердствовал - тяжба выигралась, после чего произошёл разговор хозяина с приказчиком. Отцу Варвары было объяснено: бедность Байбарина проистекает всего лишь от доброты - мало берёт! - От тяги к вину нельзя отбиться, а от доброты - можно, - заключил купец. - Станет брать как положено - к моим годам богаче меня будет. Приказчик отметил выражение убеждённости на лице богача - и весной Варвара была выдана за Прокла Петровича. Байбарин-старший, умирая, оставил ему именьице и наказ - создать образцовое хозяйство. В последнее время сын и сам подумывал остепениться, "сесть на землю". Он и жена приехали в Изобильную, преисполненные охоты въесться в труд. У Прокла имелись две младшие замужние сестры: одна жила в Саратове, другая в Воронеже. Мать настояла, чтобы отец написал в завещании: сын должен в течение пяти лет выплатить сёстрам по трети от той суммы, в какую оцениваются земля, дом и скот. Молодожёнам пришлось впрячься в крестьянскую работу, а мысли о технических новшествах отложить - нет на них денег. В муже и жене оказалась заложенной страсть к земле, благодаря своему рвению они стали уважаемой семьёй в Изобильной. Прокл Петрович к тому же, когда просили, писал за притеснённых жалобы, давал советы, всегда к месту цитировал Священное Писание, чем вселял трепет в старообрядцев. Вскоре в станице прижилась потребность отзываться о нём почтительно. Небольшой чин, в котором он вышел в отставку, получил несвойственное ему значение. "Хорунжий!" - произносилось с той серьёзностью, с какой говорят: "Атаман". И, что было неслыханно, любой местный богатей первым снимал шапку перед отставным хорунжим: имея пахоты вчетверо больше, чем он. В несколько изнурительных лет Байбарин рассчитался с сёстрами. За это время умерла жившая с ними мать - она непрестанно брюзжала, очень недовольная крестьянским бытом. Варвара Тихоновна трижды родила: первенец умер в младенчестве, но появившиеся потом дочь, а за нею сын росли крепкими. Прокл Петрович сумел выиграть десяток казавшихся бесконечными тяжб, и его, "народного стряпчего" (так писали о нём губернские газеты), принимали в Оренбурге чуть не все влиятельные люди. Он продумывал блестящий план, как превратить своё хозяйство в образцовое, и часто ездил к передовому хозяину Михаилу Артемьевичу Калинчину. Трудолюбивый, предприимчивый Калинчин был известен гостеприимством и открытостью. Он владел прекрасным поместьем в шестидесяти верстах к западу от Оренбурга. С отнюдь не лучшей земли снимал урожаи, вызывавшие зависть у остальных землевладельцев. Среди них есть такие, кто имеют более десяти тысяч десятин пахоты. Михаил Артемьевич хозяйствует на четырёх тысячах. Его работники пользуются первоклассным инвентарём. Исправно действуют паровые молотилки, производственный (мельничный) элеватор, построенный по последнему слову западноевропейской техники, локомобиль, приспособленный для выработки электрической энергии. Сам Калинчин - и агроном, и бухгалтер, и механик. Небольшого роста, но с выпуклой грудью и могучими плечами, русоволосый, гладковыбритый даже в разгар хлебоуборки, он, по приезде Байбарина, показывает ему, как всегда, своё хозяйство. - Нынче у меня и куколеотборники действуют от электричества! - Ну-ка, ну-ка! - вырвалось у нетерпеливого гостя. Куколеотборники - вещь жизненно важная. Если семена куколя, зловредного сорняка, попадут, пусть и в малом количестве, на перемол вместе с зерном, мука окажется отравленной. Поев испечённого из неё хлеба, можно слечь. Хозяин повёл Байбарина на элеватор. Гость так и залюбовался: полновесное пухлое зерно рекой шло на очистку; огромные тяжёлые блестящие барабаны, медленно вращаясь, выливали в одну сторону поток отборной чистой золотисто-серой ржи, а в другую - иссиня-чёрную ленту куколя. Из-под куколеотборников горячая от всей этой передряги рожь снова поднималась под самую крышу мельницы, где её в открытых жёлобах, в прохладном токе электрических вентиляторов, винтами Архимеда, мешая, двигали к цилиндрическим резервуарам (силосам), куда зерно падало обильным золотым дождём. Калинчин упёр в бока здоровенные кулаки. - Намедни здесь был - кто, вы думаете? Князь Белосельский-Белозерский! Прокл Петрович заинтересовался: - Я знаю, он командирован в нашу губернию... Этот разговор происходил в конце июля 1904. Россия увязала в войне с Японией, всё государево окружение демонстрировало патриотизм. Князь Белосельский-Белозерский вызвался возглавить комиссию по закупке провианта и фуража для действующей армии. Минуло около недели после поездки Байбарина к Калинчину. Будучи в Оренбурге, Прокл Петрович увидел в дворянском собрании князя: стареющего, с животиком, мужчину - напудренного, с подкрашенными бакенбардами, остриженного под машинку предельно коротко, чтобы сделать незаметным намёк на плешь. Его сиятельство, выступив, похвалил дворянство и казачество "за верноподданническое служение на благо Российской империи", а затем, отмечая "добросовестных тружеников губернии", назвал и Михаила Артемьевича Калинчина. Стало известно: комиссия, закупая у него рожь, выделяет ему поощрительную доплату за качество зерна. Вскоре, однако, Прокл Петрович прослышал: другие землевладельцы, что продали зерно невысокого качества, получили из государственной казны ту же самую доплату. Князь Белосельский-Белозерский принял от них взятку.