Бисмарк. «Железный канцлер»

От нового прусского посланника ожидалось, в первую очередь, конструктивное сотрудничество с Австрией. Это не означало, что он должен был следовать указаниям из Вены, однако, как пишет Лотар Галл, «от него ждали, что он будет соблюдать определенные границы и постоянно учитывать главный интерес – консервативную солидарность»[118]. По всей видимости, изначально Бисмарк не только не возражал против этого открыто, но и сам в значительной степени разделял подобные взгляды.

Окончательное назначение состоялось 15 июля. «Человек, которого в нашей стране многие почитают, а некоторые ненавидят за его рыцарственную преданность и за его непримиримость к революции. Он мой друг и верный слуга и прибывает со свежим и живым воплощением основ моей политики, моего образа действий, моей воли, и, добавлю, моей любви к Австрии и Вашему Величеству» – так прусский король позднее отрекомендовал Бисмарка в письме к молодому австрийскому императору Францу-Иосифу[119]. Неизвестно, насколько искренним был прусский монарх и понимал ли он, как далека от истины данная им характеристика. Новый посланник имел свое видение прусской политики в германском вопросе и вовсе не был настроен на безоговорочное сотрудничество с монархией Габсбургов – впрочем, как и на однозначное противостояние.

Учитывая его взгляды на интересы Пруссии, Бисмарк был просто обречен в недалеком будущем оказаться костью в горле австрийской внешней политики. Как вспоминал впоследствии он сам, в момент приезда во Франкфурт он вовсе не был настроен против монархии Габсбургов; однако в течение первых четырех лет пребывания там убедился в том, что столкновение с Австрией неизбежно[120]. Германский союз, похоже, с самого начала не вызывал у нового посланника никаких симпатий. Бисмарк считал его шахматной доской, полем соперничества между Австрией и Пруссией, которое должно быть либо разделено между обеими по справедливости, либо стать военной добычей одной из них. Этим он отличался от многих немцев, видевших в Германском союзе своеобразный заменитель «общего отечества».

В момент назначения Бисмарка главой венского кабинета был все тот же Шварценберг, который нанес Пруссии тяжелое дипломатическое поражение меньше года назад. Революция 1848 года показала, насколько непрочной является конструкция «лоскутной монархии» Габсбургов в условиях расцвета национальной идеи. Шварценберг стремился не только подавить революцию, но и придать стране новый облик, который позволил бы ей выдержать грядущие бури. Внутри страны его политика заключалась в попытке создания унитарного государства, каждый гражданин которого чувствовал бы себя в первую очередь не немцем, чехом или венгром, а подданным Австрийской империи. В области внешней политики основная задача сводилась к тому, чтобы оставаться сильным и не допускать усиления противников, к числу которых относилась в первую очередь Пруссия. Для этого было необходимо как минимум сохранять существующее «статус-кво», как максимум – усиливать австрийское влияние в Германском союзе.

Задача Шварценберга облегчалась тем, что политическая элита многих средних и малых государств, особенно в Южной Германии, считала Пруссию потенциальным агрессором и видела в Австрии гаранта сохранения существующего положения вещей. Действительно, из двух великих германских держав именно Пруссия была в наибольшей степени заинтересована в изменении сложившегося баланса сил и наращивания своей мощи. Поэтому в своих действиях Австрия могла опереться на обширную «клиентуру» из числа монархов малых германских государств.

Однако у Пруссии в этой игре тоже были неплохие карты. 1850-е годы стали для страны временем спокойствия во внутренней политике и быстрого экономического развития. Средние и малые государства Северной Германии в большинстве своем находились в зависимости от нее. Достаточно сдержанная и осторожная внешняя политика способствовала укреплению ее позиций на международной арене. Основным пространством для прусской внешней политики была Германия, и поэтому ее успех во многом зависел от действий посланника в бундестаге.

Бисмарк с самого начала стремился действовать самостоятельно, исходя из собственного понимания принципов и задач германской политики Пруссии. Естественно, что он находился в постоянной переписке с королем, министром иностранных дел и своим покровителем Леопольдом фон Герлахом. Однако это не мешало ему чем дальше, тем в большей степени проводить собственную линию – особенно по мере того, как рос его дипломатический опыт.

В первый год своей работы во Франкфурте Бисмарк продолжал оставаться депутатом нижней палаты ландтага и частенько ездил на поезде в Берлин, чтобы принять участие в ее заседаниях. Это было личным пожеланием короля, который разрешил ему отказаться от мандата лишь осенью 1852 года. Согласно закону, после своего назначения депутат должен был, сложив полномочия, баллотироваться повторно – и Бисмарк выиграл выборы с большим перевесом. В марте 1852 года он произнес речь, вызвавшую большой резонанс – в ней он в духе своих прежних выступлений заявил, что не следует путать обманутое демагогами население больших городов с прусским народом в целом и, если горожане вновь восстанут, крестьяне вынудят их к покорности. «Я хочу назвать причину, по которой дворяне занимают большинство постов в армии: это занятие почетное, но не такое удобное, как основание фабрик и руководство ими с королевской поддержкой, в качестве благодарности за которую правительство получает нападки. Поскольку предшествующий оратор заявил, что правительство не доверяет народу, я могу ответить ему, что также не доверяю населению больших городов, пока оно позволяет руководить собой честолюбивым и лживым демагогам, однако я не вижу в них прусского народа. Последний, если большие города снова поднимут мятеж, сможет принудить их к покорности, даже если придется для этого стереть их с лица земли»[121].

Совмещая работу в Берлине и Франкфурте, Бисмарк находил достаточно времени для того, чтобы совершать длительные конные прогулки и путешествия по региону. И, конечно, время от времени отправляться на охоту, которая была одним из его любимых видов отдыха. Долина Рейна, конечно, не принадлежала в то время к числу лучших охотничьих угодий Европы, однако Бисмарк довольствовался тем, что имелось. Если ему выпадала возможность поохотиться в более богатых дичью краях, он с радостью ею пользовался. В 1857 году он ездил на охоту в Швецию, в том же году впервые посетил Россию, побывав в Курляндии у своих знакомых из числа балтийских немцев[122]. «Охота – естественный для человека образ жизни, – заявлял Бисмарк. – Даже проведя один день в лесу, домой возвращаешься заметно окрепшим»[123].

В октябре 1851 года к мужу приехала Иоганна – это был практически первый опыт длительной совместной жизни супругов. Именно во Франкфурте они окончательно приспособились друг к другу и стали одним целым. Здесь окончательно сформировалась та модель отношений между супругами, которая сохранится до конца их жизни. Отто – лидер, который защищает семью от всех внешних опасностей, заботится о жене и старается сделать ее жизнь как можно более комфортной, но слово которого имеет силу закона. Иоганна – хранительница семейного очага, хозяйка дома, любящая и преданная, не интересующаяся политикой и не имеющая в этой сфере собственного мнения, но искренне ненавидящая врагов своего мужа. Жизнь с таким супругом, как Бисмарк, была не самой легкой задачей, и все же она говорила, что не хочет попасть в рай, если там не будет ее Отто. «Время во Франкфурте-на-Майне было приятным, – вспоминал Бисмарк впоследствии. – Молодой супруг, здоровые дети, три месяца отпуска в году. Бундестаг означал во Франкфурте все – но вокруг были Рейн, Оденвальд, Гейдельберг»[124]. 1 августа 1852 года в семье родился третий ребенок – Вильгельм, которого в семье обычно называли на английский манер Биллом.

118

Gall L. Op. cit. S. 150.

119

Schmidt R. Op. cit. S. 54.

120

Klemm M. Was sagt Bismarck dazu? Bd. 2. Berlin, 1924. S. 105.

121

PR. Bd. 1. S. 413.

122

Нольде Б.Э. Петербургская миссия Бисмарка 1859–1862. Россия и Европа в начале царствования Александра II. Прага, 1925. С. 33.

123

Keudell R.v. Op. cit. S. 89.

124

Kolb E. Op. cit. S. 35.